— Как забираешь в город? — мать подошла к столу и села на табуретку.
Новость, которую ей только что сообщила дочь, была оглушительной.
— А так. В школу Маринке пора, ей же семь уже, — откусывая пирог с ливером, спокойно сказала Оксана.
Катерина Андреевна почувствовала, как что-то горькое и большое стало подниматься из груди к горлу, затошнило. Её маленькая, светлая изба стала невыносимо давить со всех сторон.
— У нас тоже школа есть, хорошая, между прочим. Да что я говорю, ты и сама в ней училась, — мать быстро встала с табуретки и сделала вид, что занята, — загремела чистой посудой.
Дочь перестала жевать, положила недоеденный кусок пирога на тарелку и сделала глоток чая.
— Это не обсуждается, мам. Здесь я её оставить не могу, да и документы в школу я уже подала, нужно купить форму.
— Семь лет ребёнок тебе не нужен был, а сейчас что же случилось?
Дочь пожала плечами:
— Почему не нужна? Я каждые выходные приезжала.
— Да, приезжала, раз в месяц в лучшем случае, и то не ночевала.
— Мам! Я работала!
— А нужна ли была ребёнку твоя работа? Она мать не видела, при мне росла.
— А ты же что, чужой человек? Мы же с тобой договорились.
— Договорились, — повторила мать с сожалением.
— Зато теперь у меня своё жильё в городе, — возразила дочь. — И мне не нужно с ребёнком таскаться по съёмным квартирам.
Была в этих словах доля правды. Мать понимала, но горечь внутри только разрасталась.
— Это да, это хорошо, Оксана, что ты на квартиру заработала, только нам с Мариной от этого ни холодно, ни жарко. Это ты для себя старалась. Может, сейчас обидное скажу, но дочь тебе не нужна. Тогда не нужна была и сейчас.
Оксана резко встала. Хотела, хотела сказать матери что-то колкое взамен, но сдержалась.
— Маринку сегодня заберу.
Оксана вышла на крыльцо и достала пачку сигарет и зажигалку.
О пагубной привычке дочери мать догадывалась, но чтобы так, никого не стесняясь, — это случилось впервые.
Катерина Андреевна хотела выйти и высказать дочери в глаза, что город не пошёл ей на пользу, но тоже сдержалась.
Внучка, игравшая с подружками во дворе, вернулась и, увидев мать на крыльце, замерла.
Оксанка затянулась и выпустила дым вверх.
Марина, давно отвыкшая от матери, так и стояла перед женщиной и долго рассматривала её. Часто перед сном девочка закрывала глаза и пыталась представить себе мать. Но образ всегда возникал смазанный, и женщина походила на бабушку.
У женщины, стоящей на крыльце, была привлекательная внешность, дочь на неё почти не походила, кроме светло-русого цвета волос. Женщина была худовата, прекрасно сложена, с милым личиком, на котором совсем не отпечатывалось время. О том, что цвет волос этих двух родственниц один, напоминали лишь отросшие корни волос матери. Соломенный цвет ей не шёл, совсем, но она упорно красила волосы именно в него. В длинных пальцах и мягких движениях сигарета была продолжением, красивым аксессуаром. Мать была копией своего отца, а дочь копией своего. Марина, наконец, закончила рассматривать мать, перевела взгляд вновь на лицо и увидела, что она на неё даже не смотрит. Взгляд матери был устремлён куда-то вдаль на улицу.
— Собирайся, в пять автобус, ты поедешь со мной.
Марина вдруг встрепенулась и бросилась в дом. Сколько она мечтала об этом, сколько раз представляла, что мать прижмёт её к себе и скажет, что дочь нужна ей, и она забирает её в город, к себе, что не может жить без неё, ужасно скучает.
Дочь выскочила на крыльцо и спросила, не сдерживая улыбку:
— А что собирать?
— Что тебе нужно на первое время, то и бери, остальное потом купим. Одну сумку, — добавила мать, так и разглядывая что-то на дороге.
Катерина Андреевна увидела, как внучка вбежала в дом и принялась перебирать свои вещи. Сердце бабушки сжалось и не хотело больше стучать. Будто в этой девочке и была её жизнь, а сейчас она собиралась уезжать далеко.
Расстаться бабушка с внучкой никак не могла. Катерина Андреевна прижала девочку к себе и гладила по голове долго-долго, утешая скорее себя, чем Марину.
Внучка всё это время посматривала на мать, а та на часы.
— Ну хватит, а то опоздаем. Пока, мам.
— Бабуля, отпусти, а то задушишь.
Марина пыталась отстраниться от бабушки, но её локоны накрутились на пуговицы старой кофты. Катерина Андреевна приняла эту мелочь за знак.
— Приезжайте на выходные! — кричала бабушка дочери с внучкой, выскочив за ними на дорогу и размахивая рукой.
Марина только один раз обернулась, мельком, мимоходом, и ускорила шаг. Мать велела поспевать.
***
Такой тоски Катерина давно не испытывала. Даже когда внезапно ушёл из жизни горячо любимый муж. Горевала, да, но жила. А тут словно надломили её всю, тот стальной стержень, державший всё вокруг и способный вынести все тяготы.
К сентябрю похолодало.
Катерина Андреевна стала одеваться теплее, не замечая, что пора уже было топить печь. Убрала огород, закатала банки, приготовила всё к зиме и поняла, что теперь ей осталось только выть. Каждую минуту и секунду она вспоминала внучку. Она то и дело сидела у окна или стояла у калитки и смотрела на дорогу, иногда ловила себя на мысли, что смотрит, как идут и возвращаются из школы чужие дети, внуки иногда ждала, когда в деревню приедет автобус. А вдруг. А может сегодня.
Телефона у Катерины Андреевны не было. По случаю она бегала к соседке и за литровую банку маринованных овощей звонила куда нужно. Пару раз она звонила дочери, но та отвечала быстро и всегда была занята.
— Баб Катя, а Марина приедет на каникулы? — спросила соседская девчонка у женщины, когда проходила мимо.
Катерина Андреевна, убирающая опавшую листву в палисаднике, замерла и посмотрела на девочку в голубой курточке и белой шапке.
— А когда каникулы?
— Через неделю.
— Не знаю, милая, не говорили.
— Жалко. Скучаю я по Марине.
— И я, милая, скучаю.
Девочка ушла, а Катерина Андреевна бросила грабли и зашла в дом. Слёзы катились сами, клокотало в груди.
«Да что же это такое», — сердилась на себя женщина, она умылась и села на диван.
Шальная мысль возникла почти сразу. Екатерина Андреевна взяла свою записную книжку и на трёх небольших бумажках написала адрес дочери. В новой её квартире мать не была ни разу, не приглашали. Поэтому куда ехать и как, она не знала.
— Мне, Ивановна, дай билетик до города на пятницу. Да. А к внучке поеду, повидаться, каникулы же. Ага. Нет, на обратную дорогу пока не нужно.
Екатерина Андреевна вышла из здания автовокзала и прижала билет к груди. Он был проводником. Проводником к радости и потерянному спокойствию.
Автобус, как назло, ехал медленно, давая рассмотреть окрестности в мельчайших подробностях. Листвы уже давно не было на деревьях. Местами автобус практически останавливался, было слышно, как водитель ругался, и, подпитываясь этими словами, транспорт двигался вперёд.
Почти двадцать лет она не была в городе, не было необходимости. За такое время всё изменилось. Даже здание автовокзала. Там, где когда-то были пустыри и сквер, теперь возвышались многоэтажки, одинаковые, серые, без какой-либо индивидуальности.
На автобусной остановке Екатерина Андреевна достала бумажку из сумки и уже хотела пристать к пожилой женщине с вопросами о том, как ей проехать, но прямо перед ней остановился автобус, где большими буквами на стекле значился нужный пункт.
— До ЖК «Светлый» доеду? — не веря своей удаче, спросила Екатерина Андреевна. Люди в автобусе закивали.
Две высокие многоэтажки с обеих сторон подпирали небо над очень длинным домом, словно два столба или пики. Дом посередине имел арку, через которую можно было войти в жилой комплекс «Светлый».
Нужный дом Екатерина Андреевна нашла почти сразу. У закрытого подъезда долго ждала, когда кто-нибудь выйдет или зайдёт. Дверь открыла внучка.
Марина бросилась к бабушке и вжалась в её большое тело как можно сильнее, а потом расплакалась.
— Ну-ну, такие глазки красивые нельзя солёной водой умывать.
Екатерина Андреевна долго рассматривала внучку, желая понять, изменилась ли она.
— Подросла, — резюмировала бабушка.
Светлая большая, по квадратным метрам, квартира матери понравилась. Марина тут же принялась накрывать на стол.
Бабушка не отводила от внучки глаз. Там весело и шустро управлялась с тарелками, кружками девочка, что Екатерине Андреевне было приятно. Научила.
— Мама на работе?
— Ага, — кивнула внучка и немного смутилась.
— Ну, рассказывай как вы здесь живёте, как учёба?
— В школе всё хорошо. Сейчас принесу планшет, покажу фотографии.
— Планшет? — для Екатерины Андреевны слово это было новое, совершенно незнакомое. В обиход к тому времени уже вошли сотовые телефоны, и другая техника, но бабушка была далека от этого.
Марина стала показывать свои фотографии и мимоходом спросила, что предложить бабушке на ужин.
— Сегодня я готовила макароны по-флотски, а завтра буду борщ варить.
— А мама что готовит?
— Мама ничего, она редко дома ест, перекусывает.
— Перекусывает. Понятно. А стирает кто, убирает?
— Я. — Марина улыбнулась. — Стиральная машина автомат тут. Не нужно как мы с тобой воду носить, полоскать, только кнопку нажать и всё. А пол я быстро мою, чисто же, баб?
— Чисто, моя хорошая, ты молодец.
— А кроме школы куда ещё ты ходишь, в какие кружки? На рисование ходишь?
— Нет, на рисование не хожу, не успеваю.
— График неудобный или уроки учишь?
— Нам мало задают, вообще в первом классе не должны давать домашнее задание, но родители согласились, что немного можно. А потом я прихожу домой и делаю домашние дела.
— Ясно, солнышко.
— Но я сама рисую, сейчас, — Марина убежала в комнату и принесла альбом с рисунками.
— Вот тут очень реалистично вышло, хорошо и краски такие точные подобрала, — хвалила внучку женщина.
— Тебе, бабуля, рисовала, бери. Вот дом наш, вот лес, а здесь речка и поля.
Екатерина Андреевна поджала губы.
— Ой, пока не забыла, — она достала из сумки деньги и протянула внучке, — это тебе на краски, кисточки, альбом, сама покупать не стала, выберешь нужные.
— Спасибо бабуля, — внучка поцеловала женщину в щёку.
— А подружки есть уже здесь?
— Здесь даже гулять негде, машины кругом и двор маленький, друзья вечерами не могут, а в выходные уезжают.
— А мама с тобой играет, разговаривает?
— Ей некогда, она работает, — опустив глаза сказала Марина, но тут же перевела тему, решив принести бабушке свои тетради.
— Я уже хорошо читаю, и пишу неплохо, многие одноклассники ничего не умеют, им тяжело. А я в библиотеку школьную записалась.
— Молодец, Мариночка, читай, девонька. В книгах не только грамота, в них жизнь наша описана, да так хорошо.
Внучка кивнула.
— Поздно уже, — бабушка посмотрела на кухонные часы, висящие над столом. — Мать когда придёт?
— Она завтра утром только придёт.
—Как утром?
— Она у своего Аркаши.
— У какого Аркаши?
— Я не знаю, она же не говорит. Приходил он пару раз. Шоколадку мне приносил, а потом они с мамой уходили.
«Хорошо, что не оставляет дома мужика», — подумала мать.
— Получается, ты одна ночуешь?
— Да, в пятницу и бывает в воскресенье.
Мать покачала головой и обняла внучку:
— Пойдём в комнату, покажешь мне, как ты тут живёшь.
Оксана ввалилась в квартиру под утро, совершенно нестоящая на ногах. Увидев мать, она сначала обрадовалась, но после улыбка медленно сошла с её губ.
— Осуждаешь?
— Нет, — спокойно ответила мать и легла обратно на диван.
В таком состоянии что-то выяснять или даже разговаривать с дочерью она не хотела.
К полудню Оксане позвонили и она долго разговаривала в ванной комнате по телефону, предварительно включив воду.
— Аркаша? — спросила мать, выкладывая на тарелку горячий блин.
— Да, — Оксана закуталась в халат и поправила на голове полотенце.
— Жених твой?
— Нет, мы просто встречаемся.
— Как просто встречаемся? — мать даже поставила сковородку обратно на плиту, так и не налив на неё тесто.
— Мам, ну ты что, не знаешь как встречаются?
— Оксан, я вот не пойму, зачем тебе просто встречаться, когда можно выйти замуж?
— А думаешь легко на одну зарплату жить? А Аркаша мне денег подкидывает, — Оксана вскочила со стула и открыла форточку, взяв с подоконника пачку.
— Лучше жить на свои, чем принимать от мужчины деньги за проведённое время, это же как…
— Да, мама, именно этим я и занимаюсь. Ну кому я нужна с ребёнком?
— Подожди. Семь лет ты жила без ребёнка, тебе никто и ничто не мешало строить семью. Зачем ты привезла дочь сюда? Заставляешь стирать, готовить еду, мыть всё? — возмутилась мать.
— Если она живёт со мной, значит должна следить за порядком в квартире, готовить еду мне тоже некогда, я прихожу, когда она уже спит, да и стирать в тазике не нужно, машинка есть.
— Мы тебя с отцом в детстве учили, чтобы ты всё умела, но на тебя свои обязанности не перекладывали. А детство, разве Марине не нужно детство? Не кажется ли тебе, что она выполняет твою работу, или того хуже, роль служанки? Оксана, она ещё ребёнок! Ей страшно оставаться ночами дома. Тут же всё скрипит, стучит, постоянно шумы и шорохи.
— Ей семь! — пыталась оправдаться Оксана.
— Семь?! — мать не выдержала. — А я тебе напомню. Тебе десять было, когда у нас корова захромала и потерялась, мы с отцом пошли её в лес искать, вернулись, а ты за печкой с котом сидела, тебе страшно было. Помнишь? Я вошла, а ты на меня кинулась обниматься. Десять, Оксана! И ты дома у себя была, в привычной для тебя обстановке. А тут для Марины всё чужое, непонятное. Сердце где твоё, доченька?
— Не смей мне нотации читать! Я уже взрослая.
— Прошло время, когда я тебя с ложки кормила, да нотации читала, уму разуму учила, теперь ты сама себе хозяйка, слушать меня не будешь. Всё, что мне остаётся, — это молиться за тебя. Вот это я и делаю.
Мать взяла свою сумку, прошла в комнату и обняла внучку на прощание.
До автовокзала Екатерина Андреевна сдерживала слёзы, кусала губы, сжимала руки в кулаках, и потом, сев в первый автобус до деревни, всю обратную дорогу молчала, с соседками, которые обсуждали всех и всё, не разговаривала, отвернувшись в окно. Только дома, зашла, упала посредине кухни и вылила все слёзы, что копила с того самого разговора с дочерью.
Проснулась Екатерина глубокой ночью. Проснулась оттого, что стало ей холодно на полу. Печь не топлена. И эта боль в груди, не проходящая, нудная.
Иллюстрация
Утром пошёл снег.
Катерина Андреевна долго не вставала с кровати, ничего ей не хотелось. Хотелось закрыть глаза и не проснуться.
— Мама! Мамочка! — услышала она сквозь дремоту. Это был явно голос Марины.
Екатерина Андреевна собрала в себе последние силы и встала. Уже на крыльце хотела накинуть куртку, но явное «Мама» заставило её подойти к калитке.
По улице бежала Марина, внучка, она была плохо различима в этом увешанном белыми точками воздухе, но то, что это была она, не вызывало сомнений.
Катерина Андреевна выскочила на дорогу и раскинула руки девочке навстречу.
Марина разрыдалась в голос, как только коснулась бабушки.
— Случилось что?
— Да. Не могу без тебя, бабуля. Совсем не могу, никак.
— Ты одна что ли приехала?
— Да, к дяде Серёже подошла и сказала, что очень нужно домой в деревню. Деньги, что ты мне подарила, потратила, извини, бабушка.
— Пошли домой, сыро. Подожди, мне показалось, что ты кричала мама, по дороге.
— Так и есть! Ты моя настоящая мама, пусть и бабушка. У нас в классе есть Петя, у него отец не родной, но он всем говорит, что это его настоящий отец, потому что отец не тот, кто родил, а кто воспитал. Вот и ты у меня мама, а не бабушка, настоящая.
— Милая моя, — слёзы удержать бабушка уже не могла, крепче прижимая к своему боку внучку. — Мать знает, что ты уехала?
— Нет. Я не сказала. Ей всё равно, она уехала с Аркашей за город до понедельника.
— Надо сообщить, даже если она не переживает. Так моё сердце будет спокойно. И пусть теперь приезжает сюда, разговаривать будем, как дальше жить. Договариваться.