— Алина, нельзя так делать, — послышался сердитый голос Тони. Женщина стояла возле стола и смотрела, как дочь сметает хлебные крошки со столешницы ладонью.
— Да я тряпку не могу найти, — ответила девушка.
Откуда-то со стороны комнаты загремела бабушка:
— Да кто ж тебя замуж возьмет, такую непутевую? Голой рукой со стола сор убирать – век от бедности не избавишься. И в девках засидишься до старости.
Алина начала медленно закипать. Обведя взглядом более чем скромную обстановку квартиры, девушка насмешливо воскликнула:
— Так вот почему мы всю жизнь с киселя на воду перебиваемся… Из-за меня, значит?
— Решила нас бедностью попрекать? – бабушка Клава стояла на пороге кухни, уперев руки в бока. – Ты вообще-то взрослая, должна уже нас с Тоней кормить.
Мать молчала. Она всю жизнь прожила, практически не покидая материнской квартиры, полученной Клавой еще во времена ее заводской молодости. Отец Тони, Николай, не смог выдержать постоянного контроля за тем, куда и как он складывает рубашки, какой стороной кладет вилку, ложку или нож на стол, какую ногу первой спускает с кровати. Жена только и делала, что комментировала каждое его действие, выискивая те, что могут нанести ущерб их правильной жизни.
Клава очень старательно следила за тем, чтобы все было чин по чину. Вставала с утра пораньше, на час раньше мужа, приводила себя в порядок и готовила завтрак. Так что супруг не мог сказать, что видел ее неприбранной или в грязной смятой одежде. Тряпочки для мытья посуды всегда были чистые и аккуратно развешанные на тонкой веревочке, протянутой в углу кухни. Многочисленные баночки с разными специями и травами стояли на полках шкафа для посуды. Отдельно от кухонной утвари висели засушенные кости мелких животных, которые, по мнению Клавы, оберегали ее жилище от всякой нечисти, могущей попасть к ним в дом случайно или по чьему-либо злому умыслу.
Николая всегда передергивало при виде подобной кунсткамеры. Однако жена невозмутимо отвечала, что благодаря этим косточкам у них в жизни все обстоит благополучно.
— Ничего ты не понимаешь, Коленька, — твердила женщина. – Моя бабка была сильной ведуньей, это она передала мне перед смертью своих помощников и хранителей. Вот ты ворчишь и не ведаешь, что твоими действиями и словами сейчас управляет нечистый.
— Да ты же крещеная, как ты можешь верить в такую ересь, — пытался образумить Клаву мужчина. – Это же грех, Библию почитай.
— Читала и тебя могу научить правильно ее понимать, — не соглашалась супруга. – Сам подумай. Нас окружают разные бесовские создания, которые хотят сбить с истинного пути. А мои помощники оберегают, не выпускают их из мира мертвых в мир живых.
— Тьфу на тебя, чудачка.
Николай ушел от Клавы, когда Тоне исполнилось десять лет. Терпение мужчины лопнуло, когда жена учудила на похоронах свекрови.
Тоня зашла в комнату, где стоял гроб с телом бабушки, чтобы позвать Клаву – пришли родственники и соседи, желающие выразить соболезнование. Пока мать отсутствовала, девочка сняла с пальца колечко – подарок покойной. Это было простое серебряное кольцо, с маленьким белым камушком, которое Тоне очень нравилось.
— Бабушка, — тихо прошептала Тоня, — я буду скучать по тебе…
Заглянувшая в комнату Клава увидела, что дочь что-то поднимает с пола и кладет в карман.
— Сейчас же выбрось это, — прошипела женщина. – Нельзя ничего брать, а то покойная за тобой придет.
— Это мое кольцо, я просто уронила его, — возразила было дочь, но Клава вырвала украшение и швырнула в гроб.
— Пусть там и остается, а то бесы нас замучают. И бабушке твоей будет плохо на том свете, если ее вещь не отдать.
Тоня хотела возразить матери, но та зыркнула на нее так, что у девочки пропало всякое желание что-то говорить. После похорон Клава развила бурную деятельность – перевернула мебель в комнате свекрови и перемыла весь дом. Николай угрюмо сидел в комнате матери, оглядывая следы хозяйственной деятельности жены. Больше всего мужчину напрягали лужи на полу:
— Я специально ходила в церковь освятить воду, — говорила Клава. – Столько примет было нарушено, что страшно за семью. Лучше вовремя защитить себя и дом.
Старшая сестра Николая, войдя попрощаться, застала брата за просмотром старых семейных фото. Оба печально улыбнулись друг другу:
— Вот и мамино желание сбылось. Всегда хотела, чтобы ее похоронили раньше, чем мы на погост отправимся.
Ворвалась Клава и с порога обрушилась на золовку:
— Ты какого лешего вещи покойной берешь? Нельзя здесь ничего касаться. Колька, зараза, почему ты не сказал ей, чтобы она тут пальцем ничего не трогала? Ты про нашу дочку подумал? Не дай бог, сиротой окажется из-за вашей безответственности.
Николай рот раскрыл от удивления.
— Ты что несешь, Клавка? Мы всего лишь фотографии смотрели, что в этом плохого?
Женщина не успела ответить, как в сенях послышался грохот от падения и мат на весь дом, сменившийся приглушенным стоном. Это пожилой сосед, зашедший высказать соболезнования, поскользнулся на мокром полу. При падении мужчина разбил себе лицо и получил перелом руки.
Пока Николай и его сестра суетились, оказывая помощь пострадавшему, Клава не переставая верещала:
— Вот кто свекровушку мою любимую сгубил, ирод! Чтоб тебе пусто было.
— Ты умом тронулась, поди? – закричал Николай на жену. — С чего ты взяла, что Петрович виноват?
— А почему он упал, а другие – нет? – торжествующе спросила Клава. – Потому что они без греха перед твоей матерью, а этот – виновен. Вот почему на святой воде поскользнулся, вот!
— Ты на пол столько воды вылила, что любой бы упал, глупая, — сердито отвечал Николай.
Уже через минуту послышался плач – Тоня тоже не удержалась на ногах и въехала лбом в столешницу, набив себе огромную шишку.
— Ах ты… — только и смогла сказать Клавдия, увидев дочь. – Ты тоже хотела бабушкиной смерти?
— С меня хватит! – заорал Николай. Схватив сухую тряпку, швырнул ее на самую большую лужу на полу.
— Так нельзя, это должно само высохнуть! — завизжала Клава и кинулась убирать тряпку. Но в ту же секунду ее руки, пока она была в полусогнутом положении, разъехались в разные стороны, и женщина рухнула лицом вниз на деревянный пол. Визгу и плача было куда больше, чем от Тони и соседа.
-Ты мне даже не помог встать! — рыдала Клава.
Николай пристально смотрел на нее, пытаясь сохранить серьезность:
— Клав, что ты говорила про святую воду? Ты же должна была удержаться, если греха перед моей матерью нет. Как так?
Клава раскрыла рот.
— Так Петрович твой и наша дурында все испортили. Святая вода тоже может терять свои свойства, сколько часов прошло.
— На то она и святая, чтобы годами стоять и не портиться, — подал голос сосед.
Покраснев, Клава выпалила:
— Ты куда встреваешь? Кто тебя спрашивал, а?
— Перестань пугать людей своими суевериями, — устало посоветовала золовка. Она осторожно обошла лужи и подтеки на полу.
— Когда ты успела столько сюда вылить, ума не приложу. Если бы не видела, что здесь вода, тоже бы упала…
Однако Клаву было невозможно убедить в том, что на этот раз она была неправа. В конце концов, Николай махнул на нее рукой. Приведя дом в порядок спустя сорок дней, семья вернулась в город. Но мужчина перестал замечать жену. Он раздражался по любому поводу и повышал голос даже на любимую дочь. И однажды Клава застала супруга за тем, что он собирал чемодан, отправляя туда свои нехитрые пожитки.
— Я подал на развод, — сообщил он, не поворачивая головы. – Делай, что хочешь, но я устал подгонять свою жизнь под твои идиотские суеверия. Все у тебя не как у людей. То ложку не той рукой держу, то не на тот бок ложусь. Даже супружеский долг и то надо… — он задумался, подбирая подходящее слово, — …регламентировать.
— Лучше признайся сразу, что завел себе бабу, — едко ответила жена. В ее глазах не было намека на грусть от расставания. – Есть ведь?
— Да, — не стал отпираться муж. – Она – нормальная женщина, не повернутая на всем этом бреде.
— И сколько времени ты с «нормальной женщиной»? – так же едко допрашивала Клава.
— Не очень много, чтобы строить планы на совместную жизнь, — спокойно ответил мужчина. – Но рядом с ней я чувствую себя живым. Не так, как с тобой. Если ты не в курсе, мне пришлось оплатить Петровичу полный курс реабилитации после перелома. Он судиться хотел. А про Тоньку вообще молчу. Ты наплевала на то, что у ребенка сотрясение после такого удара, и отправила к своей тетке батрачить на все лето. Я заставил ее лечь в больницу, чтобы головными болями не мучилась. А она что сказала, знаешь? Что ее так Бог наказывает за то, что подумала плохо про родную мать. Ловко ты ей голову заморочила.
На суде Тоня сказала то же самое. Заявила, что хочет спасти собственную душу и будет матери опорой во всем. Отказалась от встреч с отцом и не признавала его до конца его дней. Только мнение матери имело для нее решающее значение.
Это касалось всего, что происходило в жизни девушки. Она не роптала, когда Клава сосватала ее за грузного и неопрятного мужчину лет на десять старше Тони.
— Пусть он некрасивый, зато будет верность хранить и слушаться тебя во всем. Да и жить будет по нашим правилам.
Аркадий, судя по его поведению, тоже не понял, зачем ему нужно было связывать себя семейными узами с малознакомой девушкой, но свадьба состоялась. Тоня выполняла женские и супружеские обязанности строго в соответствии с тем, чему научила ее мать. Например, категорически отказалась вешать зеркало в спальне:
— Нельзя так делать. А то будут измены.
— Это кто кому будет изменять? – возмутился супруг.
— Ты мне, — тут же ответила Тоня.
Аркадий надулся, как индюк:
— То есть вероятность собственной измены ты отрицаешь? Думаешь, я буду бегать по чужим юбкам?
— Я не говорю, что ты обязательно будешь изменять, — попыталась оправдаться Тоня. – Просто чтобы даже намека на это не было, понимаешь?
— Понимаю, что у тебя с головой что-то не то, — грубо ответил Аркадий и отвернулся.
Однажды он вытер руки тем же кухонным полотенцем, что и Тоня. Жена подняла крик:
— Ты не должен был трогать мое полотенце, у тебя свое есть!
— Да в чем проблема? – не понял муж. – Ну, вытер и вытер, что не так?
— Нельзя мужу и жене вытираться одним полотенцем! Я специально для тебя держу отдельный комплект разных полотенец! — кричала Антонина.
— Что на этот раз не так? Боишься, что заражу чем-то? – гневно раздувал ноздри Аркадий.
— Примета плохая, — ответила Тоня. – Ты не должен брать и мою ложку, а то ссориться часто будем. Зачем нам ругаться по любому поводу?
— Да я даже дышать боюсь в этой квартире! — заорал муж. – Что теща, что ты… вы обе странные! Почему ты меня всегда укладываешь спать у стены? С детства терпеть не могу этого.
— Я не должна перелезать через тебя, когда ты лежишь, — уверенно ответила Тоня. – А то навлеку на твою голову столько несчастий, что не расхлебаешь.
— Ты сама как несчастье, — заворчал мужчина. Он еще не понял, как ему относиться к словам жены: вдруг действительно хочет уберечь его от беды? – Но спать я буду с краю.
— Нет! –Тоня кричала так, как будто от этого зависела ее жизнь. – Ты не должен.
— Да ну тебя, — обиженно ответил Аркадий. — Пойду спать на диван. Почему мне нельзя ночью тихо выйти?
— Так еще хуже, — ответила смертельно побледневшая жена. – Супруги не должны спать на разных матрасах или под разными одеялами. Не говоря уже про разные кровати. Будет разлад в семье.
— Сама посуди, какая из нас семья? – пробурчал Аркадий. – Мы поженились только потому, что так было нужно обоим. Ты меня толком не знала, как и я тебя. Я даже согласился жить под твоей крышей, хотя мне это не по нутру. Всегда чувствую себя не в своей тарелке. Потому что в любой момент может выйти твоя мама и начать учить жизни. Живу с тобой год, а ощущение, как будто на зоне «десятку» получил.
Вскоре новость Тони о том, что она ждет ребенка, обрадовало мать, но не мужа. Однако Клава первым делом принялась выяснять, в каких обстоятельствах был зачат ребенок. Тоня мучительно краснела и бледнела, делясь столь интимными подробностями семейной жизни. Мать осталась недовольна услышанным:
— Детей делать тоже надо уметь. Вдруг родится с уродством каким, что тогда?
Многочисленные запреты, которыми женщина окружила взрослую дочь, ничуть последнюю не смущали. Однако довели зятя до ручки. И он тоже, как когда-то Николай, собрал вещи и тихо ушел из жизни Тони. Аркадий не бросил родившегося ребенка и исправно платил алименты, чтобы его дочка, Алина, не могла сказать, что он о ней никогда не заботился.
Уход самых значимых мужчин заметно подкосил уверенность Тони в словах матери, в то время как Клава, напротив, была как скала – такая же могучая и непоколебимая. Она с удвоенной энергией принялась воспитывать внучку, внушая ей, что правильно и что – нет. Девочка уже в детском саду знала массу примет про рассыпанную соль, про перешагивание порога, пятна на одежде и много чего другого.
Вогнала однажды повариху в ступор, заявив:
— У тети Зины фартук всегда в пятнах, так нельзя.
— Почему? – полюбопытствовала помощница Зины.
— Потому что муж пить начнет или в карты играть, — с умным видом заявила девочка.
Повариха после ее слов перекрестилась:
— Бог миловал, не пьет мой мужик.
После этого она стала обходить не в меру сведущую малолетку стороной, чтобы не услышать в свой адрес чего похуже.
В другой раз девочка заявила, что в садике дети часто дерутся друг с другом, потому что тетя Зина не раздавила скорлупу после того, как разбила яйца для приготовления омлета и выпечки.
— Если не раздавить скорлупу, в ней черти селятся и делают так, чтобы всем было плохо, — с видом знатока сообщила маленькая всезнайка.
От других детей требовала, чтобы они не стучали по столу ложками, а то у всех будут болеть зубы. Словом, каждый день она выдавала что-то такое, отчего все дети и персонал не знали, что и сказать в ответ на очередное умное замечание воспитанницы.
Когда Алина пошла в школу, то там дети подняли девочку на смех, когда та сказала, что после уборки кабинета (она училась во вторую смену) не пойдет выносить мусор:
— Прицепятся всякие бесы и бедность в дом принесут.
— Ха-ха-ха, у нашей богатой принцессы дома нечего есть, потому что слишком часто кто-то мусор по ночам выносит! — издевались одноклассники.
Заплаканная Алина решила помалкивать о своих знаниях примет. Она была очень хваткой: училась хорошо и ее часто ставили в пример другим ученикам.
По мере того, как дочь взрослела, Тоня и Клава стали донимать Алину упреками. Суть последних состояла в том, что она, зная столько всяких полезных примет, не старается ничего делать, чтобы жизнь близких стала лучше. Особенно сокрушалась по этому поводу бабушка Клава:
— Кто к тебе приходил вчера? – строго спрашивала она внучку. – Что за крашеная девица?
— Моя подружка, Соня, — покраснев, ответила Алина. – Только она не крашеная, а нормальная девчонка.
— Ни одна нормальная девчонка не будет через порог просить что-то, — сердито ответила Тоня. – Ты же знаешь, что так делать нельзя, это плохая примета.
— Я тут вспомнила, — встряла Клава, — ты пошла на той неделе к кому-то из своих. Что ты там делала?
Алина не умела врать и честно ответила, что ходила занять деньги. Мать и бабушка переглянулись с таким видом, словно увидели перед собой нечистого.
— Господи, эта девка меня с ума сведет, в гроб загонит, — завыла Клава, заламывая пальцы.
— Ба, ты чего? – испугалась Алина. – Просто, когда я попросила у вас, вы сказали, что денег дома нет. А мне на следующий день нужно было отдавать деньги за новый учебник. Что мне было делать?
— Да что хочешь, только не ходить за деньгами на ночь глядя, — с отчаянием в голосе ответила бабушка. – Мы тебе с Тоней тысячу раз объясняли, что это плохо.
— Еще хуже, если бы я осталась без книги, — мрачно ответила Алина. – Как бы я тогда домашку делала? Нам задания дают только из этой книги.
— Куда ты опять дела ключи? – вдруг послышался крик Тони из прихожей. – Потеряла?
Это было привычным делом для Алины. Обычно она засовывала ключи в разные карманы и потом не могла найти. Связка находилась после того, как переворачивали всю квартиру вверх дном, на что требовалось порой не меньше трех дней. Что только за это время девушка ни выслушивала в свой адрес!
— Из-за тебя нас обворуют, — твердила Клава, — приметы не врут.
— При чем тут твоя примета? – не выдержала Алина. – Если бы я потеряла ключи и их нашел кто-то, кто знает, что они именно мои… и что у нас есть, что украсть, тогда можно было бы бояться, что вынесут все из квартиры. У нас при всем желании красть нечего, кому вообще нужны ваши ключи?
— Ну да, ты же у нас самая умная, — усмехнулась бабушка. – Я тебе с детского сада твержу, чтобы не мылась по воскресеньям, а тебе хоть бы что. Как будто назло делаешь.
— Да когда мне мыться? – чуть не закричала Алина. – У меня учеба шесть дней в неделю, задают столько, что я ночью не сплю. Только воскресенье и остается.
— И поешь постоянно перед завтраком, — встряла Тоня. – Тебе тысячу раз говорили. Будешь петь перед утренней трапезой – вечером после ужина реветь начнешь.
Алина закатила глаза, вспомнив, как жестко ее отчитала бабушка за неправильное мытье полов.
— Ты куда сор собираешь? – спросила женщина при виде того, как Алина уносит мусор в совке в сторону ванной комнаты.
— Вон, там же мусорное ведро, — ответила внучка. Лицо Клавы побагровело.
— Ты собрала мусор в прихожей? Ты же знаешь, что его надо мести в сторону кухни, чтобы в доме достаток был. Почему меня не слушаешь?
Прибежавшая на громкие звуки Тоня безоговорочно поддержала мать. Алина была вне себя от гнева:
— Да вы уже обе достали, вот вы где у меня! – она выразительно провела ребром ладони себе по горлу. – На пороге не сиди, на окне не сиди, после гостей не убирай… сколько можно? Помогли вам ваши приметы? Нет? почему же, если вы их столько знаете, что дышать в собственной комнате страшно? Вдруг бесов вдохну и стану одержимой?
— Ты мне поговори, — пригрозила ей Клава. – Вырастили на свою голову.
«Заработаю денег и свалю к чертям собачьим», — сердито подумала девушка. – «Задрали уже, шагу ступить нельзя».
Она понимала, что придется потерпеть. Все-таки делать подобные заявления, когда ты всего лишь старшеклассница и зависишь от матери, которая пусть даже слегка не в себе, это не то, что быть совершеннолетней и финансово независимой особой.
— Забью на их приметы и буду спокойно жить, — вполголоса проговаривала Алина, закрывшись в своей комнате. – Только бы поскорее вырасти… И уехать.