– В одном тридевятом царстве, в очень старой деревне, которая стояла среди дремучих-дремучих лесов, в старой избе родилась маленькая девочка. Она была такая крохотная, такая маленькая, почти как дюймовочка.
– Это про меня сказка? – Надюшка прижалась плотнее к матери, внимательно слушала.
– Закрывай глаза, спи, – Галя уже поняла, что дочка будет теперь слушать в оба уха и ни за что не уснет.
А вот она бы сама уже уснула на ходу, так убегалась за день. Но Галя вздохнула и продолжила сочинять.
Может дочка и права?
Вокруг их поселка могуче высились леса, стояли ещё совсем старые деревянные дома. И кто ответит, где же в нашей матушке-России – то самое тридевятое царство, где те –дремучие леса?
Может именно здесь?
За окном, освещенные жидким светом фонаря, кружили белые хлопья. А там, за хлопьями, заснули побелевшие дома, закуталась белым покрывалом, уставшая от осенних зыбких холодов, старая церковь.
Галина сочиняла и рассказывала, несмотря на усталость, как будто и правда была она знатным сказочником, сама утопала в сочиненной истории, пропитывалась её романтикой и сюжетом.
Что-то помогало ей сейчас, может парящий снег…
– И кто же спасет бедную внученьку? Кто же спасет, – думала её бабушка…., – она закончила, – А вот остальное – завтра. Спи, малыш.
– Ну, мам, ещё чуточку, ведь завтра – в поезд …., – а у самой глаза слипаются.
– Все, все. Завтра в поезде и дорасскажу, – прошептала Галина, – Спи, Надюш.
Она полежала ещё немного, глядя на снег за окном, дождалась, когда дочка уснет, и спустила ноги с высокой кровати. Немного закружилась голова, и возникло вдруг мгновенное смутное ощущение, что они и не на земле вовсе, а парят, оторвавшимся от земли островком их поселка, в темной вышине, а снег этот и под ними, и над ними …
И несёт он их куда-то в неведомые дали, но там, в этих далях, непременно все беды уйдут сами по себе, как в сказочной стране. Там нет бед ни у кого, там обязательно найдется тот, кто умеет делать людей просто счастливыми.
«И кто же спасет…?»
В сумерках все виделось по-другому, в снеговороте блуждали мысли, надежды, мечты…
Но вот Галина перевела взгляд на дочку, призакутала, вздохнула. Отчётливый рисунок жизни вернулся – неубранный кухонный стол, лекарства, мази, позднее время, подготовка к урокам, завтрашние хлопоты.
Вспомнила о белье, оставшемся висеть на улице. Накинула пальто, сунула ноги в большие дворовые валенки, выскочила. В ухоженном их дворике у сарая аккуратно высились штабеля дров.
И вдруг показалось Галине, что какая-то тень метнулась от поленницы. Оглядываясь, она быстро стянула замёрзшее стоячее колом белье и зашла в дом. Пожалела о том, что нет собаки и не могут они ее завести.
А может просто снег кружит, вот и показалось.
Галина подкинула в печь несколько чурок. Надо проверить тетрадки и спать, завтра – нелегкий день.
***
Утро как утро. Сегодня ещё надо было отработать – отдать последние свои перед поездкой уроки. В семь, ещё в сумраке хмурого декабрьского утра, Галина уже стояла с рюкзаком и лыжами на запорошенной дороге, ведущей из села.
В школу зимой она ездила на лыжах. Ездила и ученицей, и вот теперь – педагогом. И не одна ездила, с ней ещё местная ребятня. Был и другой путь – с километр по полям и перелескам до трассы совсем в другую сторону, там рано утром проходил рейсовый автобус, но и он не довозил до школы, нужно было пройти ещё приличное расстояние.
А так, напрямки, не больше трёх километров. Малыши не осилят, а лет с десяти – уже вполне. С ней на лыжах ходили ученики, человек пять — шесть.
– Ну что, ребята, время, – Галина посмотрела на часы, семь тридцать, пора.
Она аккуратно нацепила самодельные ремешки на валенки, проверила их, поглубже натянула заячью шапку, надела варежки. То же делали и ребята.
Они двинулись гуськом по запорошенной лыжне навстречу предрассветному ветру, который нагуливал силу, дул понизу, поигрывая сухим снегом.
Обычно ехали молча. Хрустел снежок. Дети ещё не проснулись окончательно, закутанные шарфами «досыпали» в пути. А Галина обдумывала день сегодняшний.
Надюшка её оставалась дома одна. Процедуры утреннего намазывания Галина производила практически на спящей дочке, оставляла ей завтрак и уезжала.
Шесть лет – самостоятельная совсем.
Если б не время это трудное, когда задерживают зарплаты, когда вдруг появились талоны на продукты, если б не растущие цены на лекарства и дорогие поездки на лечение, то жить бы можно было вполне сносно – Надя подрастала.
Были у Галины и более тяжёлые времена.
Вышла замуж она на последнем курсе института. Артем – студент физмата.
Область их вытянулась далеко на северо-восток, в дали-дальние от областного центра. Поженились, чтоб по распределению уже направили их вместе. Их и направили…
Снимали они жилье в чужом для обоих поселке, работать начали в одной школе. Только Галина проработала недолго, начались проблемы – тяжёлая беременность, бесконечные больнички, сохранение. Артем оставался один.
Мама его начала вести старательную работу по переводу его в областной центр.
Галя была не против, кто ж будет против?
Надя родилась семимесячной. Малюсенькая, слабенькая, не имеющая сил взять грудь. Еле выходили. Артем совсем растерялся.
Да и Галя сейчас думала, что вела себя тогда неправильно. Он же тоже совсем мальчишка, а свалилось все – больной ребенок и измученная нервная и больная жена. Каково ему было?
К Гале тогда приехала мама, а там … полный набор – мастит, воспаление по женской части и прочие прелести материнства. Забрала она Галю с Надей сюда – домой.
Артем облегчённо выдохнул и вскоре перевелся в областной центр.
Когда все стабилизировалось, Галина приехала к нему. Сняли квартиру, начали за здравие, но …
Надюшка болела бесконечно. Все началось с небольшого мокнущего пятнышка на тыльной стороне ладошки, но вскоре Надя практически вся была покрыта водянистыми пузырьками, которые потом лопались, засыхали и кожа трескалась и кровоточила. Дочка была ещё мала, она не спала ночами, расчесывая ранки, страдала.
Они обследовались и лечились, лечились и обследовались. Тогда Галина ушла в это с головой, думать могла только о ребенке.
Артем не выдержал, начали жёстко ругаться, ссориться. Он уходил к матери, а она оставалась одна в съемной квартире с Надюшкой и ее проблемами. А проблемы нарастали как снежный ком.
Им выписывали мази и таблетки, кололи уколы и проводили физиотерапию, но все помогало лишь временно – аллергическая экзема. Денег не хватало. Галина вернулась домой, в маленький свой поселок – к маме.
Мама тоже болела – сердечница. Но как настоящая мама, погоревав о несложившемся браке, приняла дочь и внучку всем сердцем.
Из дома были убраны все цветы, выведены животные. Даже кур со двора убрали подальше, но проблема оставалась.
Два раза в сезон Галя возила Надю на лечение в областной центр.
Сначала, естественно, обратилась к Артёму и его родителям, чтоб остановиться у них. Все-таки бабушка – дедушка. Но, увидев ребенка с коростой на щечках, бывшая свекровь шарахнулась.
– Ох, а это не заразно? У меня же почки больные, мне нельзя.
Объясняла Галя – незаразно. Свекровь не верила. Галина начала останавливаться у институтской подруги.
Вот только, когда Надюшке исполнилось три года, мама Гали неожиданно умерла – сердце. Оно всегда было у нее больное, и в пятьдесят лет мамы не стало.
Самое трудное для Галины время наступило тогда. Тоска по маме, одиночество, боль. Пришлось срочно выходить на работу, благо в её родной школе учителей не хватало, подавать на алименты, потому что помощи от Артёма не было, и он уже успел жениться повторно.
А Галине надо было думать, как быть с Наденькой? Путь в детский сад для нее был закрыт. Где взять денег на жизнь, лекарства и поездки? Тогда было очень тяжело. Выручила старушка соседка, взяла на себя маленькую Надю за небольшую плату.
А в школе все знали о том, что дочка Гали нездорова, поэтому после четырех уроков Галина уже летела домой. Софья Михайловна, директор с большим стажем, сразу поняла: Галина, их ученица – педагог на долгие годы, просто сейчас надо ей помочь. И помогала – находила на время отъездов на лечение ребенка ей замену.
А когда к тебе с душой, то и ты …
Солнце уже поднялось за спиной, когда они подъезжали к школе. Галина огляделась. Красиво как! Лес стоял в безветренно оцепенении, ёлки в пышном снежном уборе.
С мороза в школьное тепло они вошли в клубах белого пара чуть запыхавшись, наспех. Скоро уроки.
Галина зашла в учительскую, чтоб переодеться.
– Что, сегодня едете? – Софья Михайловна перекладывала бумаги.
– Да, Софья Михайловна, сегодня, – Галя раздевалась.
– У подруги остановишься?
– У неё…
– А папашка-сволота, значит, не хочет вникать в нужды дочери?
– Наверное, я сама не хочу, чтоб он вникал, Софья Михална.
– Ну, и правильно, ну, и верно. Ты – сильная, обойдешься и без него, – она набрав в руки нужное для урока, уже выходила, но остановилась в дверях, – И все-таки, скотина он.
Галина улыбнулась. Софья Михайловна в своем репертуаре – с утра надо кого-то поругать.
Четыре урока пролетели в момент. Галина попрощалась со всеми на две недели, оделась и, с лыжами в руках, вышла из школы.
Сегодня – они с Надюшкой уже будут спать в поезде. Очередная обычная поездка на лечение.
Галина ещё не знала, что она будет для неё очень нелегка. Она сощурилась от яркого снега, отражающего лучи солнца. Как же красиво!
Скоро Новый год! Новый год!
Маленькая ее девочка Надя ждёт чуда. И она, большая девочка, тоже его ждёт. Нельзя же жить, не ожидая чуда. Никак нельзя.
***
Галина хлопотала. То стучала заслонкой у печи и ловко вытягивала из горячего её нутра кастрюлю с картошкой, то складывала оставшееся в большой коричневый чемодан. При отъезде каждый раз немного волновалась.
Но лицо ее этого волнения не выдавало, она улыбалась Надюше.
И вот и Надя уже была готова, укутана поверх пальто серой вязаной шалью. На ручки, поверх бинтов, которые были у неё и не только на руках, натянуты варежки.
Куль, а не ребенок.
– Выходи, Надь, во двор, чтоб не запариться. Я скоро. Там дядя Костя сейчас приедет, папа ученика моего.
Надюшка, смешно переваливаясь, направилась к двери.
Галина ещё раз просмотрела дом, возле печи высились чурки – соседка обещала подтапливать.
Все ли в порядке? Ох… Оставлять дом всегда волнительно.
Она вынесла чемодан, пошла к сараю – положить ключ, куда договорились с соседской старушкой.
– Мам, а ты ничего там не видела? – Наденька такая смешная была сейчас – одни глаза, остальное – чистая матрёшка в валенках.
– Что там? – Галя оглянулась.
– Мне кажется у нас там кто-то поселился? Может волк?
– Ну что ты, Надь. Волки побаиваются так близко к людским домам подходить. Не бойся, нет тут волков, – Галина прислушивалась – должен приехать трактор.
– Значит собака. Я видела из окна.
– Ну, может и забегала какая. Много их тут у нас.
– А если она у нас поселиться, мы ее возьмём себе?
– Надь! Ты опять? Мы с тобой говорили об этом тысячу раз. Нет, не возьмём, потому что тебе может стать хуже. Ты же знаешь.
– Понятно, – вздохнула Надя.
Огорчилась, но приняла как должное.
Надя так жила – всю жизнь с ограничениями. Она привыкла.
На дороге показался голубенький трактор с большими силосными санями. Беззаботная ребятня с криком и визгом цеплялась за сани, самые смелые пытались прицепить свои санки.
Надюша смотрела с искренним любопытством. Галина всегда удивлялась этому свойству человеческой приспособленности к обстоятельствам.
Она смотрела на мир глазами дочки, и ей все время казалось, что Наде должно быть очень-очень завидно тому, что делают другие дети, а она не может, обидно оттого, как живут другие.
Но она наблюдала за дочерью и понимала, что этого сравнения в мыслях у Надюши , практически нет. Она понимала, что не может кататься на санках с горы, потому что от сырых варежек, носков, штанов у неё начнутся очередные болячки. Она не могла взять в ручки лыжные палки — руки практически постоянно болели, но она искренне наслаждалась, глядя на то, как это делают другие дети. Она считала себя другой – особенной, но не была несчастной от этого.
Когда посторонние наблюдали, как Галина ей прокалывает пузыри на ручках и прижигает их лекарством, они закрывали глаза от страдания за ребёнка. А Надюша смотрела на эти процедуры с интересом и ничуть не боялась их. Знала — будет больнее, если пузыри оставить как есть, и сама бежала с очередным пузырьком к матери.
Вот и сейчас, когда ее усадили в кабину трактора, она таращила свои любопытные синие глаза на детей и улыбалась. Какая-то защитная реакция включилась – отсутствие завистливости.
А ещё Надя любила путешествия. А кто б в её случае их не любил? Надюша практически не имела друзей. Родители хотят только хорошего своим детям.
Не заразно? Верим … но лучше перестраховаться.
Они ехали к дому Константина, он забрал их по пути с работы. А затем повез он их уже на жигулях.
Поселок удалялся, словно уплывал. Становился все меньше и меньше. Уплывал элеватор, церковь.
Меж полей, перелесков, утонувших в снегу, застыли тишь и безмолвие. Надя, утомившаяся от волнения, ослепленная белизной снега, уснула, прикорнув к матери.
– Позвоните в школу, как возьмёте обратный билет, хорошо? Я встречу, – Константин обещал.
– Конечно, спасибо Вам большое.
– Да это Вам спасибо за оболтуса моего младшего. Столько нервов Вам потрепал!
– Ну что Вы! Я люблю его. Хороший Юра мальчишка.
– Да уж! Ремень по нему плачет. Если б не Вы, вылетел бы уже из школы… Бедные вы бедные, учителя!
И показалось Гале, что мужчина сейчас говорит не об учителях в целом, а именно о ней. Скользнула какая-то жалость к себе. К тому, что не повезло ей с судьбой, не ту дорогу выбрала, не туда свернула.
А вот если б туда, все сложилось бы иначе…
И не раскачивалась бы она с больной дочкой в кабине трактора, не пришлось бы ей тягаться с тяжёлым чемоданом, поклажей и ребенком по чужому городу, напрашиваться в гости, сидеть в больничных очередях, считать – хватит ли денег на лекарства и пропитание.
В конце концов не пришлось бы ей вставать в пять утра ежедневно, чтобы каждый день ходить на работу в соседнее село.
И стало так грустно от этих мыслей, что заложило уши монотонностью машинного гула, захотелось закрыть глаза и убежать от всего этого туда – в белоснежное поле. Просто убежать, и найти там другой путь, другую судьбу….
Такой защитной реакции, как у Надюши, у Галины не было. Она сравнивала себя с другими женщинами, жалела и грустила довольно часто.
Но на коленях спала Надя. Да и от судьбы разве убежишь?
Поезд летел с северо-востока на юго-запад. Дочка восхищалась заоконными картинами, пассажиры — соседи находились ещё в некотором замешательстве. Они наблюдали размотку бинтов, видели руки девочки, щёчки, хоть и нежные, но нездоровые.
Галя сразу объяснила, что это за заболевание, но оправдываться и повторять сто раз не стала.
Знала по опыту – если люди не верят, их не убедишь. Так и будут чураться. Лишь одна бабулечка из соседнего купе сказала, что у её внучки тоже самое было, а сейчас уж взрослая и «как корова языком слизала». Немного поболтали с ней о болезни.
– Ты что вдруг загрустила? – Галя заметила смену настроения Нади.
Та посидела маленько в раздумье, а потом тихонько прошептала:
– Мам, я все думаю, а как же та собачка? Мы уехали, а она совсем там одна…
– Наденька, тебе показалось. Это, наверное, из соседних домов собака там у нас гуляла.
– Она смотрела на меня в окно вот так, – и Надя резко повернула голову набок, очень похоже изобразив, как делают это собаки, когда приглядываются.
– Ты что с ней играла в гляделки?
– Да, из окна. Я подумала, а вдруг это новогодний подарок от Деда Мороза? Или это он превратился в волка.
– Она большая? Похожа на волка?
– Да. А может и нет, толстенькая такая.
– Ну, вот видишь. Раз толстенькая, значит сытая, домашняя. Не волнуйся. Собачка эта уже спит где-нибудь в хозяйских сенях. Давай и мы спать.
– А сказку? Ты обещала….
Да верно. Она обещала, но так и не придумала финал. Кто ж спасет ту бедную девочку? Принцы и царевичи были, феи – тоже, даже баба Яга добрая уже была в их сказках. И тут пришло решение – никогда ещё героев в сочиненных Галей сказках не спасала собака.
Пусть она и будет спасителем. И сюжет пошёл …
Поезд клубил сухими облаками снега под стучащими колесами, пролетали ледяные реки, занесённые леса и холмы. Он нёс их навстречу судьбе в дальние дали. А в их дремучих лесах оставался охладевший от отсутствия хозяек дом, запорошенный снегом двор и, возможно, какая-то загадочная собака.
Город встретил их оттепелью. Уже вечерело, они вышли на площадь, миновав галдевших таксистов, не удостоив их внимания. Таща чемодан, скользя и обходя лужи, они зашагали на остановку. В автобусе Галя немного подраздела Надю. Она явно переусердствовала.
Обычно к подруге она направлялась одна, устроив уже Наденьку в больницу. Но в этот сезон они приехали чуть позже, и поезд, который привозил их сюда утром, отменён. Сейчас нужно было переночевать у Светы вдвоем.
По кварталам от остановки…. Пятый этаж. Устали, но дошли.
Встретили их, показалось, приветливо. В квартире какие-то коробки, мешки.
У Светланы двухлетний сын, муж, мама и … Оказывается у мамы появился мужчина, вернее – муж.
В прежние приезды их, в октябре, и мамы-то дома не было. Она пропадала на садовом участке – на фазенде, как любила говорить Светка.
А вот сейчас Галина явно почувствовала напряжение. Светлана была другая, а Надин вид опять вызвал недоумение и вопросы. Галине было неловко, но деваться им было некуда – ночь на дворе.
Они выпили чаю и, уложив детей ( белье Галина возила свое), ещё немного поболтали на кухне. Света не была ей в институте уж такой близкой подругой, все близкие разъехались и жили в области. Поэтому и обратилась когда-то Галя к ней.
– Я, Галь, беременна, второго жду, – вот это новость, хорошая какая новость! Галина обняла подругу, – И мы переезжаем. Мишка вступил в кооператив, мы купили себе двушку в новостройке. Родители помогли, конечно. Правда, на окраине.
– Светка! Здорово как! Счастливая ты!
– Ага, только суеты столько, столько дел, сборов этих, там ещё и ремонт…
– И все равно это движение вперёд. Я так рада за вас! Поздравляю.
– А ты как? Все в своей избушке с печкой?
– Ага, а куда мне деваться… Приезжайте в гости. У нас летом хорошо – речка, лес. По грибы, по ягоды пойдем. Ромка твой хоть на кур, коров посмотрит.
– Даа, это он любит. Из зоопарка за уши не вытянешь. Но теперь уж когда…– и она показала на свой ещё совсем плоский живот, – Лес, речка – это хорошо. Но в наше время печь дровами топить, Галь… я б не смогла, убежала бы. А для природы у нас фазенда есть, на выходные съездили, да и хватит. Ты ж лучше всех у нас на курсе училась…. Может все же переберешься в город когда-нибудь?
И опять Галине стало неприятно. Стыдно как-то за свою судьбу.
Рассказать Свете, как сводит она концы с концами, чтобы хватило Надюхе на мази, как откладывает на эти поездки, копит на то, чтоб свозить дочку на море, потому что там у нее всё проходит? В этом году не ездили, и вот вам результат – Наде стало хуже. А может рассказать, как хочет себе новые туфли, но вот уж какой год носит старые?
Навряд ли Светлана поймет.
Большую нагрузку в школе взять Галя не может – дочка дома одна. Алименты идут нерегулярно совсем, надежды на них мало, помощи ей ждать неоткуда. Ни ей, ни Надежде.
Материальный уровень жизни Светланы был налицо. А приобретение новой квартиры в областном центре для Гали было, вообще, за гранью фантастики.
Но объяснять сейчас все это Свете не хотелось, чувствовалось уже в её словах некое барское превосходство. Галина улыбалась.
А ещё она устала с дороги, хотелось спать.
Наутро захватили больничные хлопоты. Повезло им с врачом – Дерюгина Людмила Афанасьевна была известным здесь дерматологом, и каждый раз из больницы Надя выписывалась с улучшениями.
– Чего, Наденька – красотка, опять ты к нам в гости? Кушать обещаешь хорошо?
Здесь ее любили. Здесь она не была «странной больной девочкой», здесь она была милейшим ребенком с известным заболеванием.
Галину положить вместе с ней не могли, но Надя тут уже все знала, была уверена, что мама будет у неё ежедневно, и осталась в больнице спокойно. Курс лечения рассчитан на две недели.
Галина вышла из больничного двора в каких-то растрёпанных чувствах. Суета окончена, а что делать дальше она не решила. Она купила себе пирожок в ларьке, села на скамью в сквере под навесом, съела пирожок и ещё долго сидела в раздумьях.
Она решала, что будет привозить Наденьке, решала, как рассчитать бюджет, купить нужные лекарства, обратные билеты и еще не надоесть хозяевам квартиры своим присутствием.
Сейчас вдруг появлялось свободное время. Надо будет сходить в библиотеку, вход туда недорогой, а ещё в известную здесь бесплатную галерею.
И понеслись дни.
– Мам, мне кажется, Галя за эти дни повидала больше достопримечательностей наших, чем мы за годы жизни здесь, – говорила Светлана матери.
– Нам некогда, мы работаем, и дела….Ты полотенца упаковала?
Мама Светы была очень недружелюбна, хоть Галя была приветливой, помогала в упаковке, подготовке к переезду, старалась не надоедать своим присутствием и не раздражать видом, но …
Лечение Нади шло, билеты были приобретены, в школу она отзвонилась.
Каждый день Галя по два часа сидела в больнице с Надей, она взяла абонемент в библиотеку, и сидела там после посещения дочки целыми вечерами. Потом медленно возвращалась к Светлане. Морозило, светились фонари и теплые окна домов и от их света становилось теплее.
По утрам лежала она в постели, прислушиваясь, чтобы никому не помешать. Потом готовила дочке и себе перекус – то, что Надя любила – блинчики или сырники. А потом, если помощь её хозяевам не требовалась, шла гулять по городу, по студенческим местам.
Не ходила только в микрорайон, где жил Артем. Туда идти не хотелось.
Город жил предновогодней суетой. Торговали новогодней красотой повсюду. Галя в восхищении ходила по рядом с игрушками и мишурой. Дорого, но все же она купила новые украшения на елку. Только вот макушку не взяла, дорого, обойдутся они.
Будет и у них с Надей дома праздник, обязательно будет!
В предпраздничные школьные дни, когда приходилось задерживаться в школе, она всегда жалела дочку, брала с собой. Наденька не могла водить хороводы, играть с Дедом Морозом, но все равно была счастлива. Она сидела в углу большого зала, наблюдала за праздником во все глаза и улыбалась.
А когда ее зазывали, лишь мотала головой. Такая маленькая, но такая понимающая все дочка.
До их отъезда оставалось четыре дня. Утром Галина зашла в кафе, взяла булку и чай, устроилась уютно на втором этаже у окна. Народу там было немного, утренние часы.
Было тепло, она сняла пальто. На центральной площади устанавливали ёлку. И Галина подумала, что это трудное для всех время обязательно должно закончится. Безработица, талоны, задержки зарплат … Но люди празднуют, живут, радуются, женятся, рожают детей. А значит все будет хорошо…
В кафе шумно поднималась компания с Дедом Морозом во главе.
– Девушка, девушка! А почему грустишь? – Дед Мороз направился к ней.
Галина улыбнулась.
– Ну, что ты, Дедушка Мороз, не грущу вовсе.
– Да я же волшебник, я же все вижу! Меня не обманешь, – артистично басил Дед Мороз, а его компания устраивалась за соседним столиком.
– Генка, отстань от девушки…, – все веселились, шумели.
Но Генка вошёл в образ.
– Ну, вот что! Сейчас я сделаю так, что Вы, – он перешёл на Вы, – Что Вы будете счастливы! Трах-тиби-дох! – он махнул посохом.
Галина хихикнула, заклинание было не из того репертуара.
– В Новогоднюю ночь Вас ждёт необычайный сюрприз! — продолжал он, – Просто чудо и счастье! Ждите его и принимайте! А пока, – он полез в мешок, – Вот Вам конфетки.
– Спасибо, – искренне смеялась Галина, – Огромное Вам спасибо!
Генка – Дед Мороз стащил шапку с париком и бороду и направился к своим. Галина посмотрела в окно и вдруг услышала знакомый голос.
– Галь, ты?
Она оглянулась, перед ней стоял Артем. Вот так встреча!
Он был не один, Галина поняла по направлению его взгляда – он посмотрел в направлении столика за небольшой стойкой. Там сидела девушка, возможно, жена. Она тоже смотрела на них.
– Привет!
– Привет! Не ожидал тебя тут увидеть. Ты в городе?
– Да, Надя на курсе лечения.
– Как она? – он сел напротив.
– Не очень… Мы на море в этом году не съездили, поэтому хуже.
– Я знаю, ты скажешь, что алиментов мало, но я сейчас без работы. Нас всех посокращали, уволили… Время, знаешь ли, совсем неподходящее для алиментов, безденежное время. Переждать надо.
– Переждать? Что ты имеешь в виду? Переждать Надино лечение, или не кормить пока ее? Или может ей подождать – не расти временно, чтоб валенки новые не покупать?
– Ну, вот опять ты начинаешь! Так и думал, не надо было и подходить, – он надулся, отвернулся к окну.
Галина посмотрела на него, на артистично-понурую его позу, скорбную складку крепко сжатого рта, и вдруг сейчас почувствовала огромную пропасть между ними.
Артем так и остался ребенком, сыном своей мамы. А Галина, так много испытавшая за это время, похонившая маму, сразу повзрослела. Вынуждена была повзрослеть.
Если человек не упражняет свою душу, не испытывает больших тревог и потерь, он не приобретает ни силы характера, ни красоты.
Галина, как птица, возносилась со своими бедами все выше и выше, а он так и остался стоять на земле.
И вот сейчас Галина с горячим сердцем вспомнила все то, что оставила там, в дремучих-дремучих лесах: свой родной материнский дом, свою любимую работу, людей, живущих там. И такое там было все настоящее и зрелое.
И стало даже жалко сидящего перед ней мужчину-ребенка.
– Да ладно, прости. Ты с дочкой хочешь увидеться?
– А можно?
– Конечно. Она в областной больнице, в дерматологическом отделении. Не перепутай с дерматовенерологическим. Это детское. Часы приема с трёх до шести. До субботы следующей мы здесь.
– А туда можно?
– Скажешь, что отец, я предупрежу. Да и там я сама обычно в это время. Мы там уже свои.
– Я постараюсь.
Артем ещё пожаловался на жизнь, на отсутствие работы, на правительство…. и даже на мать.
– Твоя совсем другая… Тебе хорошо.
– Мама умерла три года назад.
– Как? – вытаращил глаза, как будто не встречался со смертью ни разу. Хотя, может и правда – не встречался.
– Сердце, – рассказывать не хотелось…– Тебя ждут, жена ждёт.
– Это не жена…, – ответил он неопределенно.
Галя лишь пожала плечами. Ей было неинтересно.
Они попрощались. И теперь Галина думала – стоит ли о том, что придет папа, предупредить Надю? Но все же решила, что не стоит. А если не придет? К сожалению, Галина осознавала, что обмануть Артем может.
Они со спутницей быстро оделись и ушли из кафе. Девушка оглядывалась на неё, смотрела осуждающе. Видимо, слышала версию об ужасной бывшей жене, какие любят излагать мужчины.
И все-таки Галя была благодарна этой встрече. Сейчас она чувствовала в себе потаённые силы. Она справится, и у её дочки будет все хорошо. И нечего себя жалеть, пенять на судьбу. Она обязательно будет счастлива! Может не так скоро, как предрекал Генка — Дед Мороз, но будет.
С таким боевым настроем, в прекрасном приподнятом духе и провела она весь день. Играла с детьми в отделении, помогала санитаркам, зашла в супермаркет и купила ту звезду, на которую не хотела тратиться! Пусть будет праздник!
Но вот дома у Светланы ждал ее неприятный сюрприз.
Светлана не знала куда девать глаза, умоляла простить, но… Они переезжали завтра, семейно решили сделать это до Нового года. В новой квартире спать было негде, да и Светин муж не хотел переезжать в новое жилье с посторонней ему женщиной, говорил – примета плохая. А мама изначально была не в восторге от присутствия Галины…
– Да чего ты, Свет! Не переживай. И так вы меня очень выручили, спасибо вам большое. И на мужа не обижайся. Я б тоже, наверное, на его месте так рассуждала. Не бери в голову.
Рано утром дня следующего Галина попрощалась. Дверь подъезда на тугой пружине за ней глухо охнула, как отрубила – сюда путь закрыт.
Крупными хлопьями валил снег, и Галина радовалась, что ее не видно из окна пятого этажа. Наверняка, семейство сейчас обсуждает верность своего решения.
Но Галина не очень унывала. Переживет. Всего-то три дня обождать.
Но вот из гостиницы она вышла быстро – стоимость трёх дней пребывания тут почти равнялась её месячной зарплате. Легче на вокзале переждать.
Была ещё надежда на знакомых из больницы. Она успела подружиться с персоналом, может кто и поможет снять жилье на три дня? И она направилась туда.
Городские службы явно не успевали за снегом. Галина успела упасть. Хорошо хоть просто ушибла бедро. Успела изрядно вымотаться. Снег стоял стеной.
Она затащила чемодан в переполненный автобус, выслушав все, что могут сказать не слишком вежливые пассажиры, взяла билет и застыла, зажатая со всех сторон. У больницы с трудом вылезла, чуть не оторвав ручку чемодана. Двери автобуса с трудом закрылись, он уехал.
– Девушка! У вас сумка порезана, – сзади стояла пожилая женщина.
Галина наклонилась к чемодану, начала разглядывать, где она его все же порезала, еле вытащив из толпы.
– Да не эта. На плече, вон, – указывала женщина.
Галина сняла сумку с плеча – открыла и увидела сквозь сумку снег под ногами. На дне длинная, сантиметров в двадцать прорезь. Сумка пуста.
– Вот сволочи! Вы уж не первая. Тут у нас – караул, сколько таких сумок. Вот сволочи! В милицию ступайте.
Медленно-медленно приходило осознание произошедшего.
В сумке был кошелек со всеми деньгами, пакет с железнодорожными билетами и документами – паспорт, Надино свидетельство о рождении. Были там и другие документы, мелочи, но это уже менее важно…
Галина стояла растерянная. «В милицию ступайте». Она огляделась.
– А где здесь милиция?
И все-таки она направилась в больницу, оставила там чемодан, посоветовалась со знакомой медсестрой и только потом пошла в ближайший милицейский участок.
В коридоре участка – небольшая очередь. Но с каждым дежурный разбирался невероятно долго. Только когда зашла в кабинет сама, Галина поняла почему.
Она быстро выпалила суть проблемы, а упитанный дежурный смотрел на нее исподлобья и хлебал чай.
– Фамилия Имя Отчество, гражданочка.
Она назвала. Только потом поставил он кружку, достал лист бумаги и спросил то же самое ещё раз.
– Паспорт давайте.
– Я же Вам сказала, что паспорт у меня украли.
– Что, и паспорт?
– Я говорила…
– Где живёте?
Галя назвала адрес, объяснила, что здесь лечится дочь, что жила у подруги, но уже не живёт.
– А где сейчас проживаете?
– Пока нигде, я как раз искала жилье.
– Как это нигде? – он поднял глаза.
– Я ехала на поиски жилья, понимаете. Нам уезжать в субботу.
– На чем?
– На поезде…
– Предоставьте билеты…
– Их украли.
– А билеты сюда?
– Их украли тоже, я говорила, в сумке был пакет со всеми нашими бумагами и кошелек.
– Та что Вы хотите?
Галина теряла терпение.
– Вот! – подняла она сумку и сунула сквозь её руку, – Вот! Я хочу, чтоб вы нашли воров и вернули мне мои вещи, документы, деньги…
– Ну, этого все хотят, но мы не волшебники. Я сейчас напечатаю, а вы подпишете – с моих слов написано верно, – он сунул чистый лист в печатную машинку, отхлебнул чай и начал печатать, изредка уточняя детали.
Нервы сдавали. Галина уже поняла – безнадежно. Надо искать выход самостоятельно.
Но когда она взяла напечатанный листок, чтобы перечесть и подписать, нервы сдали окончательно.
– Господи! Что вы пишете? Тут вообще нет ни точек, ни запятых. Я ничего не понимаю! Каша какая-то! Я это не подпишу.
Галина была учителем русского. И знала точно – её пятиклассники напишут грамотнее. И дело не только в грамматических ошибках. Текст невозможно было понять в принципе.
– Тогда я не приму заявление.
– Вы не имеете права! – Галина вскочила, готовая сейчас идти с жалобой, добиваться своего….
Но ее собеседник воевать не собирался. Он вялым взглядом посмотрел на нее, на напечатанный лист и предложил.
– Сами умеете печатать?
– Конечно.
– Пошли.
Он повел ее дальше по коридору. Они зашли в кабинет с несколькими столами, за которыми сидели сотрудники милиции и посетители. За соседним столом как раз что-то писал мужчина в синей куртке, объяснялся с лейтенантом милиции.
Галю усадили за печатную машинку, и она начала строчить заявление.
На сердце лежал камень, руки опускались. Не найдут…что же делать ей тогда?
Звонить в школу, чтобы выслали денег? Там, конечно, соберут, придумают чего-нибудь, но это долго. Но можно же телеграфом…
Занять в больнице, объяснить врачу Людмиле Афанасьевне? Наверное, поможет. Но сколько нас, таких вот больных… Так неловко!
Поехать к Артёму? Может он приедет все же к дочке, объяснить? Попросить помощи? Но, Боже мой, меньше всего хочется просить у него. Уж лучше, у чужих людей. Обратиться к Светке? Уж совсем бедная подруга она какая-то – то жить ей негде, то денег дай. Представился взгляд её матери.
Но ведь денег она смогла заработать, отложить! Они у неё были!
И так сейчас жалко стало денег! Она так экономила, так хотела подарков дочке на новый год! Как обидно…обидно…
Глаза застилала пелена слез. Клавиши печатной машинки расплывались, в горле вставал ком. Галина не хотела плакать при всех, отвернулась, стащила шапку и прижала её к глазам.
Передышать, переждать приступ плача…
Надо выдержать и это. Но как же обидно! Как!
Ком из груди предательски рвался наружу…
Белым занавесом опускался на землю снег.
***
Передышать, переждать приступ плача… Надо выдержать и это. Но как же обидно!
Как обидно!
Казалось, сил больше нет. Вышли все силы. И недавний душевный подъем лишь показался. Она сломлена, рушится в эту пропасть безнадёжности, не верит в хороший исход, обозлилась так, как злилась только что, там, в кабинете дежурного.
Она не может больше держать эту улыбку, когда жизнь с ней вот так…
Галина расплакалась, отвернувшись, прижав крепко обеими руками толстую вязаную шапку к глазам. Всхлипы раздались на весь кабинет.
К ней быстро подошли, что-то говорили, но это только добавило слез. Ну, что ж это за жизнь подлая! Что за жизнь!
Но так было нельзя. Ждала дочка. Все же вскоре Галина нашла в себе силы, тяжело и глубоко вздохнула – плач прекратился.
– Вы не расстраивайтесь так, ведь всё поправимо, – приятный мужской голос за спиной.
Она взяла себя в руки, вытерла шапкой глаза и продолжила печатать.
Галя вышла на улицу из неуютного здания милиции, глубоко вдохнула морозный воздух, но неприятное ощущение собственной беспомощности и обиды не отпускало. Все казалось каким-то зловещим – тучи, несущие бесконечный снег, люди, бегущие через площадь, поднявшийся ветер.
Она направилась обратно к больнице и вдруг услышала оклик:
– Девушка, постойте, – её догонял мужчина в синей куртке, который, похоже, успокаивал её больше других, когда она позволила себе эти неожиданные слёзы.
Мужчина был среднего роста и телосложения, в капюшоне, он широко шагал, догоняя её.
– Девушка, я слышал, у Вас паспорт украли. Могу помочь.
– Как?
– Возможно, я знаю где его искать. Вы мне фамилию скажите, и где найти Вас.
И Галина назвалась. Поверила. Видимо это потому, что встретились они в милиции, доверилась как-то сразу.
– Там ещё Свидетельство о рождении дочки, билеты, деньги…
Он спрашивал, она отвечала. Потом вспоминая это, ей будет казаться, что превратилась она тогда, после слез, в маленькую девочку, жаждущую помощи…
– А где Вы живёте? Как найти Вас?
– Я… я…мы уезжаем скоро с дочкой. А я в больнице буду с двух и до вечера, в областной, в дерматологии детской.
– Хорошо, я найду Вас, – он вроде и не смотрел на нее, и не запомнил ничего, развернулся и также широко зашагал по ветренной белой улице.
И только когда спина его исчезла за спинами прохожих и косыми нитями снега, Галина очухалась.
Как он может найти украденное? Да никак! И зачем она ему так много рассказала?
Вот ничему жизнь её не учит! Надо, надо быть впредь осторожней с такими личностями. Тут, в городе, все по-другому. Видимо, время такое нехорошее.
А жизнь учила и учила … как будто испытывала.
– Ох, где Вы, Галя? – причитала дежурная, – Забирайте скорее своей чемодан, у нас карантин объявили. Сегодня никаких посещений, сейчас главврач с обходом…. Давайте, давайте… Завтра приходите.
Она выпроваживала Галю.
– Наде передайте, что меня не будет, пожалуйста.
– Знают все уже, объявили им.
– Хоть к окну … к окну её позовите.
– Нет-нет, уходите со двора больничного, пожалуйста.
– Я в часы посещений к окну подойду ….
– Ох, не знаю. День такой, ну, приходите, там видно будет.
Больше трёх часов Галина с чемоданом бродила по городу, заходя в магазины погреться. Была уверенность, что в больнице ей обязательно помогут, только надо дождаться, когда пройдет главврач, когда уляжется больничное волнение.
В часы посещений она все же направилась к больнице, ноги сами понесли. Спрятала чемодан за угол и прогуливалась под окнами палаты дочки. Должны же ей передать, что мама будет под окном.
Но Нади у окна все не было. Небо затянулось хмурыми тучами, да и не видать его, снег завивал спиралью.
Она ходила под больничными окнами полчаса. Потом, наконец, в окне кто-то мелькнул, и появилась Надя.
Галина улыбнулась, пантомимой показала, что она хочет дочку обнять, но сегодня её не пускают, а потом начала смешить. Построила из снега подобие ёлочки, начала вокруг скакать зайчиком, переваливаться медведем…
***
Мама была очень смешная. Надя хихикала, хлопала в ладошки, прыгала, опершись руками о подоконник. И было совсем не больно. Ладошки не болели.
Мама была права – лечиться нужно. Самое неприятное – это уколы и завтраки. Уколы ещё можно было перетерпеть, это быстро. Но завтрак – это скучно, потому что дают кашу… Все заставляют её эту кашу есть, а она ждёт мамины блинчики.
Сегодня маму не пустили, в больнице объявили карантин – это такая болезнь, из-за которой никого не пускают, как поняла Надя. Ну, ничего, осталось совсем немного.
Она скучала по дому, по своему поселку, по игрушкам и … и по той собаке.
– Я скоро приеду, собачечка, – шаптала она перед сном каждый вечер. Закрывала глаза и видела собачью морду. Такая родная она была.
Мама ошибается, она не пришлая. Она – её собака. Их с мамой собака, просто мама ещё не знает.
Надя стояла вечерами у больничного окна в коридоре и смотрела на заснеженный город. Там вдали на площади появилась ёлка, большая-пребольшая. А на улицах вечером загорались гирлянды, они змейками разбегались и сходились. Огни машин добавляли городу живости.
Красиво. И у нее была новогодняя игрушка – мама принесла ей маленькую ёлочку из дремучих лесов, где они живут. Так говорит мама. Надя так и отвечала, когда ее спрашивали, откуда она – из дремучих-дремучих лесов.
Наде нравилось здесь, но неудержимо тянуло туда – в их леса, в их снежный мир, в волшебство зимнего леса с его особенным чуть терпким запахом.
– Ты загадала желание Деду Морозу? – спросила как-то ее Людмила Афанасьевна.
А она не загадала. Надо, надо было загадать!
И вот сегодня, глядя на маму в окно, она придумала желание. Одно на всех на них – чтобы в новогоднюю ночь они водили хоровод вокруг ёлки посреди их комнаты и было всем очень радостно: и ей, и маме, и собачке.
А что надо для радости каждой из них Дед Мороз и сам знает.
Осталось совсем чуть-чуть потерпеть. Скоро – домой. И скоро – Новый год.
***
У больничных ворот на хрустком снежке застыл мужчина в синей куртке. Он наблюдал за знакомой женщиной.
Она развлекала девочку в окне третьего этажа. Скакала, раскачивалась, кружилась и танцевала. Порхала также, как снежинки вокруг нее.
Кто б подумал, что несколько часов назад она рыдала в милицейской дежурке так, как будто настал конец света. Рыдала так, что он, бросив все свои дела, направился туда, где надеялся отыскать украденное у неё.
И не ошибся.
Так уж сложилась его судьба, что пришлось стать ответственным сначала за одного подростка, младшего сына подруги матери, а потом вникнуть в эту тему – тему трудных подростков, с головой, стать правой рукой начальника инспекции по делам несовершеннолетних.
Вот и сейчас там, в участке, он тоже занимался делами своих подопечных. Дело-игра, организованное ими, воровство в транспорте, приобретало новый оборот. И опять он бесился, опять вместе с инспекторами пресекал и устанавливал связи, помогал задерживать и, как это ни странно, жалел и спасал некоторых, ставших уже близкими, пацанов-воришек.
Сволота, конечно. Но часто – просто несчастные глупые дети.
Вот и сейчас он просто догадался чьих рук это дело, знал, кто орудует на этой транспортной линии. Припугнул, пообещал не сдавать и … документы и билеты девушки были уже у него.
Вот только её денег вернуть ему не удалось, они у пацанов не задерживались.
Мужчину звали Александр.
А Галина, попрощавшись с Надей, зашла за угол, где ждал ее занесённый снегом чемодан, спросила проходящую женщину – не начали ли пускать в отделение, но та сказала, что вообще закрылись.
Казалось, что снегопаду не будет конца и края. Наверное, Галина бы только радовалась такому изобилию снега, она любила снег, но сейчас, с чемоданом наперевес, с ноющим еще после падения бедром, с мыслями отнюдь нерадостными брела она с больничного двора, внимательно глядя себе под ноги – не поскользнуться бы.
Галина уже все решила. Решила и успокоилась. В кармане кофты она нашла мелочь, которой вполне хватало на то, чтобы доехать до квартиры родителей Артема. Возможно, там живёт и он, но не факт. В конце концов, они – бабушка и дедушка Нади, должны понять. А если не позволят остаться всего-то на три дня, то хотя бы от них можно будет дозвониться до школы, попросить о помощи.
Галина решила, что будет настойчива. Она как раз думала об этом, когда почти наткнулась на мужчину в синей куртке, подняла глаза.
– Здравствуйте, – он смотрел на нее с интересом.
– Здрасьте. А, это Вы? – она не ожидала увидеть его сегодня опять.
– Я. А Вас совсем занесло, – он стряхнул с её плеч снег. Она и не заметила, как оказалась похожа на снеговика, пока развлекала Надю.
– Есть новости? – спросила совсем безнадежно.
– Да, вот, – он начал доставать из внутреннего кармана документы, достал, протянул, но потом сунул обратно, – Да что мы мокнем, и бумаги намокнут, пойдёмте в машину, она тут.
И он сделал шаг, собираясь взять из ее рук чемодан.
– Дайте документы! – Галя ещё помнила обещание, данное себе – больше никому не доверять.
Она не выпустила чемодана из руки, подбородком стянула сырую варежку, протянула руку.
– Ну, нате, просто сыро же…, – он протянул ей бумаги.
Галина, наконец, поставила чемодан прямо в снег, затаив дыхание, пересмотрела документы. Тут было все: и паспорт, и Надино свидетельство, и медицинские справки, и железнодорожные билеты и прочее, пропавшее из сумки.
– А где кошелек, деньги? – посмотрела строго.
– А! Деньги? Кошелек не нашелся. А деньги, деньги тоже не все.
Он открыл черный бумажник, достал несколько пятидесятитысячных купюр. Деньги тогда считались тысячами – времена дефолта.
– Это не мои. У меня стотысячные были, и всего три штуки, а ещё десяти, несколько…
– Так ведь, что отдали, то и взял.
– Нет, я не возьму.
Она присела, убрала документы в чемодан и, сказав быстрое «спасибо», направилась к остановке, не глядя в сторону мужчины.
Кто он? Не он ли сам и вор. Странно все это.
Но деньги бы сейчас очень выручили. Очень. Она остановилась, оглянулась. Мужчина шёл следом.
– Постойте же. Я помогу, куда Вы так быстро?
– Давайте деньги, – она протягивала руку.
Он растерянно поморгал, потом полез опять во внутренний карман, достал из бумажника несколько купюр и протянул ей.
– Давайте я Вас подброшу, Вы же на остановку на автобус? А я на машине…
– Нет! До свидания! – Галина спрятала деньги в варежке, подхватила чемодан и направилась дальше.
Теперь она уже никому не доверяла. Боялась доверять. Оглянулась чуть позже, силуэт мужчины таял за снежной пеленой и фигурами прохожих.
Неужели документы при ней? Господи! Какое же это счастье! Все вернулось — документы, билеты, деньги! Как же легко теперь дышится!
Нет, надо было его все же отблагодарить, наверное…но она так растерялась и даже испугалась, что…что это за человек?
Ну, чего теперь уж. Главное – они с Надей спасены!
Через три дня они уедут. Щёчки Надюшки стали розовыми, разгладились красные складки на теле, покрылись свежей кожицей ладошки. Все хорошо, лечение пошло на пользу, и скоро Новый год.
Теперь осталось найти себе ночлег на три дня.
И все же она поедет к бывшим свекрам. Как решила, так и сделает.
Решить-то она решила, но автобуса не было. Народ нервничал. Говорили, что из-за снежных заносов ушли с маршрута несколько автобусов.
Галина, весь день почти провела на улице, ничего не ела, не пила, совсем замёрзла. Она стучала сапогами нога об ногу, когда к ней опять подошёл незнакомец в синей куртке.
– Я не бандит. Честно. Я ветеринар, вообще-то. И я ещё раз предлагаю Вам помощь. Давайте, подброшу… Иначе Вы превратитесь в снежную бабу. А так хотелось бы, чтоб Вы остались живой девушкой. Куда Вам? – он подхватил ее чемодан.
– Мне на Советскую, – Галина уже сдалась, так хотелось в тепло.
– Пошли…
И она засеменила вслед за синей курткой.
В салоне машине было так хорошо. Галина готова была сидеть тут вечно. Она спокойно дождалась, когда хозяин, стряхнет с машины снег.
– Бррр! – он запрыгнул в салон, стряхивая с себя пласты снега, – Вот погодка! Замерзли?
– Есть немного.
– Сейчас, печки добавим… Я Александр, а Вы? – он выруливал из заснеженного пространства стоянки.
– Галина. Спасибо Вам, Александр, я так нормально Вас и не поблагодарила за то, что нашли документы, деньги…
– Ну, что Вы, нормально…
– А, если не секрет, как Вам это удалось?
– Догадался. Знаете, у меня мальчишка на глазах вырос, мать его болела все время. Ну, лекарства там нужны, да и вообще – нужда кромешная. Вот и начал воровать. Матери сказал, что работает, а она и рада – не нарадуется. Хвастается всем – какой у неё сын. А он … Он так хотел сделать мать счастливой… Это подруга матери моей была. Умерла давно. Так и втянулся я… инспекции подростковой помогаю давно уж. Всех пацанов почти знаю местных.
– Так это что – дети сумку мою…?
– Ну, как дети. Не такие уж и дети.
– О, Господи! Да я сама учитель! И представить не могу, чтоб наши вот так… Нет, яблоки, конечно, воруют, но все равно думают – у кого. К старикам немощным не полезут…
– Вот и говорю. Это вам не детские шалости. Ох! Тут – просто надрать уши уже не помогает. Тут – дело серьезное.
Александр довёз её до самого подъезда и донес чемодан до квартиры. Она шла за ним и все не решалась попросить, чтоб проводил он их с Надей в субботу на вокзал. Вот было бы хорошо!
А потом он как-то резко поставил чемодан у квартирной двери, попрощался и быстро сбежал по ступеням. Не успела …
Галина благодарила его уже в спину.
Она позвонила. В квартире раздалось шарканье тапок, кашель. Дверь открыл свекр. Осунувшийся, поседевший, в колючей небритости.
– Вам кого? – насторожился.
– Здравствуйте, Михаил Ефимович, я – Галя. Помните меня?
– Галя? – он посторонился, а она бесцеремонно затащила чемодан.
– Михаил, кто там? – голос свекрови из комнаты.
Свекр ушёл в комнату, а Галина разделась. Нет, она определенно сегодня никуда не уйдет. Из комнаты быстро вышла свекровь, глаза распахнуты – в них удивление. Щеки сухие, а взгляд – Надин.
– Галя? Откуда?
– Здравствуйте, Валентина Никоноровна. А разве Артем не говорил? Мы виделись. Он обещал зайти в больницу к дочери, но так и не зашёл пока. И я решила, раз уж я в городе, повидаться с вами. Чай не чужие, – говоря это, Галина уверенно раздевалась, – А тут как раз мне три дня выпали, вот и решила – поживу-ка у бывших свекров, хоть пообщаемся. В субботу мы с Надей уже уезжаем.
– Это как? Как поживу…, – свекровь ещё никак не верила своим глазам и, кажется, ушам тоже.
– Да всего-то три дня, Валентина Никоноровна. Мало, конечно. Вы, наверное, и с внучкой повидаться хотели, и в гости её позвать, и услышать о ней мои рассказы. Но видите, совсем нет времени. Всего у нас три дня. Уж, простите.
Первым в себя пришел свекр. Он побежал на кухню ставить чайник, а вконец обнаглевшая от навалившихся в этот день несчастий Галина, увидев на плите кастрюлю, попросила и тарелочку супа.
Свекр накладывал щи – сам варил, правда, вчерашние. Галина ела и нахваливала свекра. Потом пили чай и слушали истории Гали про внучку, про жизнь в деревне, про школу.
Неожиданно так свалилась на их головы бывшая невестка. Совсем неугодная, которая, по их давнему мнению, в жены сыну не годилась. Но которую иногда вспоминали, как лучшую из встретившихся далее на его пути.
Вот и сейчас Артем жил у какой-то продавщицы, без брака, без работы и перспектив. Свекровь жаловалась на здоровье, говорила, что большую часть времени вынуждена лежать, что врачи ничего не понимают. И Галя увидела ее сухие шелушащиеся ладони.
– У меня диабет, – сказала даже с какой-то гордостью. Как будто диабет был заслугой.
В общем, мало что изменилось в жизни этой семьи. По-прежнему, свекровь властвовала, свекр подчинялся и вез все хозяйство на себе. Но Галина не вникала, не до того, не рассказывала она и подробности своего появления здесь, не хотелось выглядеть этакой несчастной.
Она, побеседовав, достала постельное белье из чемодана и попросила указать ей ложе, где можно отдохнуть. Её устроили на диване в зале. Это все, что нужно было Гале на сегодня.
Это такое счастье – осознавать, что есть где провести ночь, и на месте документы, и есть деньги, на которые можно купить гостинцы дочке …
Деньги! Она почти уснула, но эта мысль заставила встрепенуться.
Неужели Александр просто дал ей свои деньги? Купюры другие, да и бумажник его.
С этим вопросом Галина и уснула. Хватит ей на сегодня…
***
Наступил день выписки. Галина эти дни так и жила у бывших свекров. Похоже, её трехдневное проживание вызвало конфликт.
Валентина Никоноровна не разговаривала с мужем. А он, всегда мягкий и податливый, вдруг проявил характер. Галя уходила утром, сразу после того, как приготовила Наде перекус.
Валентина Никоноровна не выходила из комнаты, а Михаил Ефимович суетился тут, угощал, помогал собирать передачку внучке. Сначала он накупил конфет, и Гале пришлось объяснять, что Наде можно, а что нежелательно. И он накупил фруктов.
Вероятно, они поссорились, и, конечно, из-за нее. Она решила не обращать внимание. Чуток осталось потерпеть.
В больницу так и не пускали, и Галя, по-прежнему, «плясала» под окнами. Она все же простудилась, потек нос, заболело горло, знобило вечерами. Михаил Ефимович, заметив это, кормил её малиновым вареньем. Галина была ему очень благодарна.
Три дня пролетели быстро. Наступил день отъезда.
Галя укладывала все в чемодан, и сумку, которую за эти дни отремонтировала – зашила подклад и саму сумку, сделав складку внизу.
И вдруг заметила, что бывший свекр собирается тоже.
– А Вы куда, Михал Ефимыч?
Он помолчал для солидности, а потом спокойно ответил:
– Я с тобой. Должен же хоть кто-то из нас повидать внучку. Я провожу вас до вокзала.
Галина удивилась, но было приятно. Да и Надюшка будет рада познакомиться с дедушкой.
– Спасибо! Только, мы ж не скоро едем. Ещё много больничных дел. Поезд после обеда. Может Вы подъедете на вокзал?
– Нет, я помогу тебе с чемоданом. Да и с Наденькой повидаюсь. Очень хочется…
Но не успели они договорить, как в дверь раздался звонок. Вышла из комнаты и Валентина Никоноровна, с надеждой глядя на дверь. Вероятно, ждала сына.
Дверь открыл свекр. За дверью, улыбаясь, стоял Александр.
– Ну что, все готовы? – увидел чемодан, стоящий в дверях, и подхватил его, – Давайте. Жду вас в машине.
Он уже сбегал по лестнице. Галина смотрела вслед – вот вечно он так, ничего не объяснит.
– Это кто, Галя? – спросил озадаченный Михаил Ефимович.
– Знакомый. На днях познакомились.
Валентина демонстративно фыркнула и ушла в спальню.
– Ну, раз так, – свекр засомневался, – Раз у тебя помощник есть…
– Михаил Ефимович, Надю все равно не выпустят, пока я не оформлю все справки. А в больнице карантин. Приезжайте на вокзал, за час до поезда. Думаю, мы уже будем там. Там и пообщаетесь с Надей. Она будет счастлива. Хорошо?
На том и порешили.
Александр уверенно вел, как будто так и надо, как будто они сговорились. Она разглядела его получше.
Высокий лоб, который скрывает немного ершистая челка, продолговатое лицо, длинный прямой нос и какие-то ореховые задымленные глаза.
«Красивый» – подумала Галя и немного испугалась своим мыслям, отогнала.
– Саша, откуда Вы узнали, что мы сегодня уезжаем?
– Ну, как откуда? У меня в руках были ваши билеты. Не помните? А больничные порядки я хорошо знаю. Догадался, что Вы с утра – туда…, – он помолчал и добавил, – Пришлось узнать – мама долго болела, лечились.
– Как она сейчас?
– Сорок дней недавно… Ещё не верится.
– Ох, простите! Соболезную.
– Да все в порядке. Надо привыкать.
– Моя мама тоже умерла. Три года как. А кажется, что дома ждёт. Все время кажется.
Александр внимательно посмотрел на Галину, но ничего не сказал.
Для того, чтобы пустили на парковку больницы, требовалось разрешение. Но Александр как-то быстро все уладил, а на вопрос Галины – как ему это удалось, улыбнулся и подмигнул.
– Тыща, и ты паркуешься где угодно, плюс бонус – улыбка от охранника бесплатно. Сервис города. Но это тайна.
Уже улыбалась и Галина.Предупредила, что надолго, собиралась отправиться в стационар сама, но Александр пошёл с ней.
И была такая уверенность во всех его действиях, такая надёжность. Галина даже подумала, что вероятнее всего она просто отвыкла от мужского плеча, а вернее будет сказать – его у неё никогда и не было. Почувствовала себя женщиной под защитой.
И она опять завидовала. Завидовала той женщине, рядом с которой вот такой мужчина. Жалела, что эта его помощь останется скоро в прошлом, пройдет безвозвратно. Неужели никогда не придет к ней настоящая любовь? Когда не страшась пересудов и нареканий, не боясь, что навредит дочери, отнимет у неё кусочек себя, она почувствует себя счастливой, как только что мимолетно почувствовала.
Александр и при выписке помогал, забирал документы, что-то выяснял, объяснял Галине, как будто это его касалось.
Галина вывела Надюшку. Александр сел перед ней на корточки.
– Привет! Ты и есть Надя?
– Да! А Вы кто?
– А я – дядя Саша. Кто я? Ну, вообще-то я просто друг, и ещё я – доктор Айболит.
– Айболит? Вы всех-всех животных лечите? И собак?
– Ну, собак в первую очередь.
– Это хорошо, – вздохнула Надя.
***
А потом они поехали на центральную площадь – Наде очень хотелось посмотреть большую ёлку, а время до поезда оставалось достаточно.
Вокзал тоже встречал новый год. Встречал по-особенному – разросшейся торговлей.
В то время, когда на полках магазинов царила пустота, здесь полным ходом шла торговля. Рядком стояли торгующие, продавая кто-что, от ёлочных старых игрушек до водки из-под полы.
– Сколько уже в городе, а никак не могу привыкнуть к этому, – оглядывалась Галина.
– Что Вы хотите. Сейчас всех посокращали, работы нет, вот и выживают все, кто как может. Я вот тоже без работы остался, закрыли наш мясокомбинат, нет сырья.
– Вы же ветеринар?
– Да. И в последнее время я занимался качеством продукции, а теперь … вон, – и он махнул на мясные лотки сбоку от вокзала.
Мясник в грязном, почти черном халате, торговал неприглядным мясом.
– Да… А у нас вот в колхозе вечно нет ветеринаров. Не задерживаются они у нас. Особенно сейчас, когда зарплаты задерживают….
– И к вам прилетело, – улыбнулся Александр.
– Да, даже в наши дремучие леса, – кивнула Надюшка, хотя навряд ли до конца поняла, о чем говорят взрослые.
Они вошли в зал ожидания, Галя сняла с себя и Нади шапки, отошла посмотреть расписание.
Александр огляделся, махнул рукой.
– Смотри, Надь, какой Дед Мороз. Загадывай желание.
На вокзальном табло возникал и пропадал Дед Мороз.
– А я уже загадала. Только это тайна. Нельзя, чтоб мама узнала, – она оглянулась, Галина была далеко.
Александр присел на корточки и прошептал:
– А мне можно?
– А Вы точно маме не скажете?
– Клянусь!
– Ну тогда, тссс, – она приложила пальчик к губам, прошептала, – У меня есть собака.
– И где же она живёт?
Надюша тяжело вздохнула, опустила плечи.
– Нигде. Так на улице и живёт, бедненькая. Мама говорит, что мне нельзя взять ее домой, потому что я болею.
– Ну, маме видней. Так вы просто встречаетесь на улице?
– Нет. Мы даже не встречаемся. Я просто вижу ее из окна. Она часто приходит. Она хорошая.
Галина возвращалась и пришлось закрыть эту тему. Тайна же.
– О чем шепчетесь?
– Делимся новогодними планами, – ответил Александр, и они с Надей переглянулись.
– Скажите, Саша, а у Вас есть дети? Вы так ладите…
– Конечно. У меня их больше десятка, и далеко не со всеми вот так легко поладить.
Галина улыбнулась, поняла, что он говорит о подростках, которыми занимается.
И тут ее взгляд упал на пожилую пару, заходящую в высокие вокзальные двери. Она не сразу их узнала, своих бывших свекров.
Михаил Ефимович шарил глазами по залу, Галина направилась навстречу, окликнула. И пока они приближались, успела сказать Наде.
– Надюш, смотри. А вот это – твои бабушка и дедушка.
Надя распахнула и без того свои огромные глаза, быстро метнулась навстречу им и обняла за талию Валентину Никоноровну, прижавшись крепко.
Та до того растерялась, что поначалу подняла и задержала застывшие руки, с удивлением посмотрела на мужа, перевела взгляд на Галю, а потом, будто поняв все, смягчившись, выдохнула, опустила плечи и положила руки на спину внучки.
– Ну, здравствуй, Надюша…здравствуй…
Надя подняла на нее глаза.
– Здравствуй, бабушка.
Михаил Ефимович выдохнул тоже.
А Надя переметнулась и также обняла деда. Он обнял ее сразу, погладил по голове, по слегка растрёпанным косам.
– Как поживаешь, внученька? Мы тут с гостинцами….
Стоянка поезда короткая, посадка суетная, вагон их протянуло далековато. Они бежали, скользили по платформе. Александр с чемоданом, Галя с билетами в руках, Михаил Ефимович с внучкой за руку, а сзади всех спешила и покрикивала на мужа Валентина Никоноровна.
И вот они с Надей – в тамбуре. Остальные – под парящим снегом, на платформе.
Проводница грудью перекрывает вход, держит флажок.
– Галь, а она так на меня похожа на маленькую…, – утирает слезы, перемешанные с растаявшими на щеках снежинками бывшая свекровь.
– Да, и не только на маленькую, Валентина Никоноровна, – мягко улыбается Галина.
– Вы приезжайте к нам в гости, обязательно приезжайте. Хорошо? – зовёт Валентина.
– И вы к нам приезжайте, – зовёт Надя, – У нас леса дремучие-дремучие.
И поезд отправился в дремучие — дремучие леса….
А на душе у Галины было что-то непонятное. И хорошо было, и тревожно. Ощущение какой-то недоговоренности, излишней скованности осталось от общения с Александром.
Думала, успеет спросить что-то важное, но так и не решила – что. Да и свекры забрали на себя все ее внимание в минуты прощания.
Зачем он помогал? Потому что привык? Помогает же милиции с подростками. Наверное, он женат… Но она так и не узнала этого.
И почему они не обменялись адресами? Она бы написала…поблагодарила.
И тут ее опять ошпарила совесть – деньги! Она так и не знает, как отдать ему деньги. Теперь она была почти уверена, что деньги ей он отдал свои.
Злость на себя, на свой характер не давала сейчас покоя.
И что она за человек! Из-за своего чрезмерного самолюбия, какой-то заносчивости, постеснялась узнать об Александре побольше. А теперь так жалеет!
Поезд стучал колесами. Уже начало темнеть. Уткнулись в неприглядную от снега высь белые сосны и ели, замелтешили телеграфные столбы.
В вагоне тепло, Надя рассматривает гостинцы бабушки и дедушки, уже хвастается пожилой соседке.
А Галя думает, что, если б не обокрали её, так бы и не познакомилась Надя с ними, со своими родными. А она не познакомилась бы с Александром.
И как тут пенять на случай?
Но светлые городские дальние дали оставались позади, как и это совершенно случайное знакомство. А они ехали в свои любимые дремучие леса.
***
Предновогодние дни были очень насыщенными, впрочем, как и прошлогодние предновогодние. Уже прогремели школьные утренники, Надя в этом году водила хороводы в школе, танцевала вместе со всеми.
Она была счастлива. Дома уже стояла ёлка, которую маме привезли, когда рубили ёлки для школы. Она была небольшая и поставили её в центр зала. Надя не могла оторвать от нее глаз.
Но все же больше её интересовала собака. В первый день, когда вернулись они, собака не показалась вообще. Надя даже выходила, искала следы, но ничего не обнаружила.
И вдруг, на второй день за сараем, она увидела ее. Собака не сидела, не смотрела в окно, как прежде, она просто мелькнула.
Надя быстро оделась, сунула ноги в валенки и направилась к сараю.
– Соба-ака! Собачечка, я тебя не боюсь. И ты меня не бойся. Я – добрая девочка.
Она еле пробралась, утопая в снегу, зашла за сарай. Там, под старым навесом лежали серые доски, стояли какие-то ящики.
А вот и собачьи следы.
– Собачечка….ты где?
Надя аж отпрянула, серая морда собаки была совсем рядом. Тут, под досками.
Здесь образовалось что-то типа норы, доски сбоку были завалены толстым слоем снега, а под ним – укромное место собаки.
Собака смотрела на неё своими миндалевидными глазами, высунув язык и тяжело дыша. Было немного страшно.
Уши её с заострёнными концами стояли, пушистый хвост загнут в кольцо, на шее и груди шерсть, похожая на воротник.
– Ой! Ты тут, да? Ты же не укусишь меня? Ты не волк? Ой! Ты, наверное, проголодалась? Я щас…
И Надя, смешно переставляя валенки, и уже не обращая внимание на то, что туда заваливается снег, помчалась к дому.
«Так…миска…суп…а в супе мясо»
И вот она уже с полной миской, обливая рукава, по своим же следам лезет обратно.
Собака есть начала не сразу, посмотрела на Надю, понюхала. А потом вдруг резко вскочила на ноги и начала лакать суп.
И тут Надя увидела, что с ее живота свалился темный комок. Она заглянула под доски, а там … кутята … один, два, три, четыре…
– Ой, у тебя четыре ребёночка что ли? Ой!
Кутята ползали, искали материнское тепло и пищали. Только один почему-то не шевелился.
Надя протянула руки и взяла его. Глазки закрыты, не дышит. Она резко положила его назад. Собака насторожилась, посмотрела на нее краем глаза, но продолжила грызть оставшуюся кость.
– Он не умер ли у тебя, а?
И Наде показалось, что собака поняла, что во взгляде её стоят слёзы.
– Я щас….
Она принесла теплую пуховую шаль, как могла старательно разложила её, сложила на неё кутят. Мать-собака смотрела на это действо спокойно, потом и сама легла на шаль, подставив кутятам наполнившиеся соски.
– Мне мама не разрешает собаку, понимаешь? Но я тебя не брошу…честно честно. Я тебе буду еду носить каждый день. Ты будешь моей собакой. Ладно? А кутеночек твой оживет, ты не переживай.
***
А в дальних далях города не находил себе место Александр. Завтра уже 31-е, и он так привык к тому, что мама наводит предновогоднюю суету – от уборки в шкафах до праздничного стола.
Была у них и переходящая шапка Деда Мороза. Когда Саша был маленький, а папа был ещё жив, они одевали эту шапку на сына. Потом, когда Саша подрос, ее стала надевать мама, а в последние годы её опять носил Саша – с удовольствием надевал в новогоднюю ночь.
Теперь мама смотрела на него с портрета, украшенного цветами, и не было никакого желания тащить в дом елку, праздновать. Ещё не было…
Как-то так вышло в его жизни, что он так и не женился. Влюблен был сильно в одноклассницу, потом она вышла замуж за его приятеля, а он так и остался наблюдателем их счастливой семейной жизни.
Чувства к ней давно ушли, но … Мама так и не дожила до его счастливой семейной жизни, а так торопила. Недаром торопила …
Сейчас он не бедствовал, хоть и потерял работу. Были сбережения, хватило и на хорошие похороны мамы, и на кафе к 40-му дню.
Друзей было много. Он, то подрабатывал в милиции, то помогал другу в новом его деле – ремонте квартир, то таксовал. В общем, вроде все хорошо. Не бедствовал, не уставал сильно.
Но отчего-то было тоскливо. И предновогодняя людская суета, которая раньше добавляла остроты празднику, теперь только раздражала. Наверное тесно людям в городе, снуют, торопятся, как муравьи на своих узких лесных дорожках.
А где-то, в дремучих-дремучих лесах…
Не озарило. Просто думал и думал об этом и вот решил.
Он направился к старому приятелю – дальнобойщику, узнать – а можно ль в дремучие эти леса пробраться на его чудо-тройке, машине? Приятель сказал, что только до определенного пункта всего скорей, а дальше – вряд ли … Никакая тройка не потянет, разве что та, которая по небесам, с Дедом Морозом – хозяином.
Но Александр решил, что именно такое путешествие ему сейчас и нужно. Для встряски. Собрался очень быстро. Главное было – чтоб машина потянула многокилометровые снега, и ещё – не забыть лыжи.
И она потянула. И ничуть не хуже работают автодорожники в регионах. Дороги в сёлах области были расчищены, присыпаны. Конечно, не везде, пару раз Александра вытягивали, но доехал он даже дальше, чем предрекал ему приятель в городе.
Приехал в село, где собирался оставить машину и немного отдохнуть. Встал посреди села, вышел размяться.
Брезжил зимний рассвет. В поле за огородами снег уже засветился голубым и белым. До восхода было около часа и люди ещё спали тёплым уютным предрассветным сном. Вокруг села меж холмов и еловых перелесков, утонувших в снегу, застыли тишь и безмолвие.
И верно, дремучие-дремучие леса, со спрятанной внутри темнотой.
Наденька была права.
И было что-то настоящее во всем этом безмолвии. Здесь жили люди без суеты, занятые своим делом, своим хозяйством. Они не так, как городские почувствовали изменения, происходящие в стране, здесь все смягчалось этими лесами, снегами, отношением людей к жизни и друг другу.
Гостиницу он не нашел, но отдохнул в простом доме, потому что хозяева сами предложили остановиться у них совсем бесплатно. Видимо, Александр вызывал доверие. И это было так непривычно, и так приятно.
Договорился и оставил машину во дворе сельсовета, под навесом, вместе с сельхозтехникой, надел рюкзак, встал на лыжи.
Что-то там Надя говорила про собаку? Взял лекарства для собак.
Оставалось ему девять километров. Пустяки…
А через десять часов уже и Новый год. Успеет!
Отправился в путь. Лес гудел поверху, шумел, раскачивался, то и дело осыпая с ветвей тяжёлые, глухо падающие комья снега.
Лыжню Александр прокладывал рядом с прилично заснеженной дорогой, по которой точно не прошла бы машина. Рукава и штаны Саши намокли, сапоги набились снегом, но он как будто этого не замечал. Сейчас он был отчего-то счастлив.
Услышал сзади топот – Старик на санях, груженых сеном, лихо догонял его.
– Садись, лыжник! Доброго. Куда лыжи-то навострил?
Александр назвал Галину.
– А, к Гале. Это хорошо. Хошь лыжи тебе смажет, а то и не скользишь совсем, – и было это совсем не обидно, скорее с заботой, сказано.
– Да вроде, мазал…Или у вас тут особая смазка нужна?
– Конечно, особая. Чай ты не в Лапландии…
Александр смеялся. Так бодро он себя давно не чувствовал, хоть и устал с дороги.
– А сам-то кто будешь?
Александр не очень понял вопроса и ответил первое, что пришло в голову:
– Ветеринар.
– Тпррру! – телега остановилась, – Верно, что ли? – обернулся дед.
– Ну, да…
– Так ить … Так ить, – он хотел что-то сказать, но вдруг сам себя перебил, – И отел принять можешь?
– Могу, работал…
– Так ить, тебя нам сам Бог послал! – он махнул вожжами и лошадь пошла, – У нас корова вот-вот отелится, первотелка. Дура совсем. А я как раз вот ездил, но разе чего допросишьси у них.. Ты надолго ли? Ты вот что, коли ненадолго, али погонит тебя Галина, ты к нам приходи. У меня бабка знаешь какие пироги печет…
Александр смеялся уже в голос … ему определенно тут очень нравилось.
Погонит? А ведь верно. Может и погонит. Свалился, как снег на голову, как эти комья с ёлок, а у нее может личная жизнь, может совсем и не одни они с дочкой Новый год встречают. Ведь он ничего о ней не знает.
И чем ближе подъезжали они к деревне, тем волнительней становилось на душе.
Поэтому к ее дому, который указал ей старик, он подошёл очень тихо. Дом стоял со всех сторон окружённый забором. Как будто немного на отшибе. Во дворе уютно, расчищено, старые постройки с обеих сторон. К одним расчищенные аккуратные тропинки в ровных квадратных сугробах, а другие, за домом, занесены.
И вдруг он увидел, как открылась, скрипнув, дверь, и из дома выскользнула Надя. Из-под пальто – халатик, большие валенки, цветной платок, а в руках – миска.
Она обошла дом сзади и появилась у построек, зашагала по сугробам. Александр быстро подошёл к углу двора, встал на лыжи и поехал по забору ближе к девочке.
Испугать боялся. Подъехал тихо, но вдруг из-под досок навстречу ему выскочила довольно большая собака, бросилась с лаем на забор.
Надя оглянулась, увидела его.
– Дядя Саша! – узнала сразу, – Да тихо ты, тихо! Тихо! Не лай! – прикрикнула на собаку, и та послушалась, стала лаять тише, но все ещё беспокоилась.
– Здравствуй, Надюша! Ох, и зверь тут у тебя! Я даже испугался.
– Не бойтесь, она добрая, просто она за детишек своих боится. Дядя Саша, а Вы тоже на поезде приехали?
Александр, видя, что собака успокоилась, лихо перескочил через забор, который от заносов стал низким. Он немного утонул в снегу, но быстро выкарабкался. Собака лежала на своем месте, немного рычала.
– Ох, Надя! Утонешь тут у вас, – он отряхнулся, – А мама где?
– Она ушла к тете Любе за свежей сметаной на салат. Ой,– опомнилась она, – Мне же быстро надо!
– Так мама так и не знает о собаке?
– Нет! Вы же не скажете ей?
– А ты вот с ней возишься, тебе хуже не стало? Покажи-ка руки.
Надя протянула ручки, они были чистые, только красные от мороза.
– Надь, а можно я посмотрю на щенят?
– Можно, они такие хорошие, – она деловито и бесстрашно отодвинула шерсть мамы-собаки и начала доставать щенят. Собака забеспокоилась, закружилась, но не лаяла.
Александр взял в руки мертвого щенка. Он совсем окоченел.
– Он оживет, вот увидите. Он же спит, да?
– Надюш, этот щенок не вынес холода, наверное. Он уже не оживет, к сожалению, и собака будет нам благодарна, если мы его похороним, – он положил щенка на доски, – И остальным не выжить в холоде. Им в дом надо, или хотя бы в сарай.
– Но тогда мама увидит. А она так боится за меня, она не хочет собаку.
– Но я же …, – он полез в рюкзак, достал шапку Деда Мороза и сменил ею свою, – Я же Дед Мороз, я исполняю мечты.
– Ой, – махнула рукой Надя, – И не похож совсем! У Деда же Мороза борода вон какая. А у Вас …
Александр притворился очень расстроенным, Надя улыбнулась. Он достал из рюкзака какие-то таблетки и отдал их собаке, она сразу принялась их грызть.
– Это что?
– Это витамины для собак. Ты же помнишь, что я – Айболит.
– То Дед Мороз, то Айболит, – Надя хлопнула себя по коленям, как старушка, – Дядя Саша, ты же к нам, да? Ты в гости к нам на Новый год?
– Я вот думаю, мама у тебя – только с виду строгая. Давай сделаем так … , – загадочно начал Александр.
***
Галина вернулась в дом. Ох, сыро в сенях. Неужели она нанесла столько снегу? Не мудрено. Весь этот новогодний день был суетным. Она успела съездить в школу, сбегать в магазин, к соседям, гребла двор от снега.
Но сейчас почти все было готово. Скоро начнёт смеркаться, и они с Надей зажгут ёлку, свечи… Уже лежало наглаженное платье для Надюши.
– Наденька, ты где там?
Надя вышла, почему-то румяная. Галина боялась таких румянцев, потрогала лоб.
– Чего у тебя волосы мокрые?
– Я умывалась.
– Да? Ладно. Надо, наверное, череду заварить, умываться будешь чередой, – Галя принялась за горячее, – Ух и наедимся мы с тобой, Надюха! Как бы не лопнуть!
– Не лопнем. Вдруг к нам гости придут.
– Гости? Ну, разве что тетя Люба с Колей…
– А Дед Мороз?
– Дед Мороз приходит только ночью, когда все дети спят. Ты же знаешь, – Галя подкинула несколько чурок в печь, смела с пола в комнате колючки в совок и тоже отправила их в огонь. Хвоя трещала, разлеталась весёлыми искрами, сильно запахло смолой.
Надя наблюдала за искорками:
– Ну, а у нас может будет особенный Дед Мороз …
Дочка была какая-то загадочная. Впрочем, это свойственно детям в шестилетнем возрасте.
А Галя ничего особенного от нового года не ждала. Все, чего хотела – порадовать дочку. Уже припрятала подарок – большую куклу.
– Ты же утром будешь искать подарок под ёлкой?
– Да, буду … – ответила как-то рассеянно глядя в окно.
– Тебе что, не интересен подарок от Деда Мороза?
– Интересен, – кивнула, но совсем без энтузиазма.
Да что с ней такое? Галина ещё раз потрогала лоб. Все в порядке… Может просто устала от новогодних утренников.
Галина сунула в печь чугунок с картошкой. В печи она готовила не часто, но в Новый год…
И тут в дверь постучали. Галина вышла в сени, у них никогда не спрашивали – «кто там», да и стучали редко, так заходили…Свои все.
Она распахнула дверь – перед ней стоял мужчина в красной шапке, в руках его свёрток, а за спиной – собака. Она не сразу признала Александра. Сначала услышала голос Нади за спиной.
– А вот и Дед Мороз! Я же говорила, мама, что он придет. И подарок…
– Саша? Саша, Вы?
– Галя, не ругайтесь сразу. Послушайте. Аллергеном Нади не обязательно будет собачья шерсть. Уж поверьте… А бедные щенки умрут от холода. А она так любит их…
Надя перебивала.
– Мама, мамочка! Ну, пожалуйста, разреши собачке у нас остаться.
И все это в кучу … Саша, его слова, крики Нади, собака, щенки. Галина была ошарашена, лишь кивнула.
Ее кивок был тут же воспринят этими двумя, как команда к действию. Галина стояла как вкопанная, а они уже тут в сенях оборудовали место для собаки из ее собственной старой шали, которую она недавно обыскалась, из старых тканых дорожек и ящиков со двора.
И только когда все обустроили, опять обратили внимание на неё.
– Спасибо тебе, мамочка, спасибо! Это самый большущий пребольшущий подарок на Новый год. Я же тебе говорила, что это наша собака, а ты не верила. А она наша. Она у нас за сараем щенков родила. Мама, а один щенок умер, мама. И он никогда не оживет!
Галина, наконец, очнулась.
– Это правда?
– Да, – Надя грустила секунду, но тут же цвела в улыбке, – Но теперь трое остальных спасены. Они уже не умрут от холода.
И только, когда Надя успокоилась, когда зашли в тепло дома, Галя спросила Александра:
– Как Вы нас нашли?
– Галя, Вы забыли. У меня в руках был Ваш паспорт. Я даже знал, что Вы в разводе, но вот сердце… Если оно несвободно, то Вы сразу скажите, и я пойду на отел.
– На какой отел? – Галина уже окончательно запуталась.
– Да тут, у вас, звали уже…
– А! – Галина догадалась, засмеялась, – Это дядя Гриша, наверное. Да, у них вот- вот. Он все уши мне прожужжал.
Потом она вдруг стала серьезной, посмотрела на Александра, сидящего за столом. Он теребил бахрому скатерти. Он ждал ее ответа.
– Нет, Саша. Сердце мое никем не занято.
Повисла пауза, был слышен вздох Александра.
– Как это? – встряла Надя, – А мной?
И Александр засмеялся, подхватил Надю на руки и стал кружить с ней вокруг елки.
– Тише вы, ёлку повалите! – смеялась Галина.
И весь вечер пролетел в одно мгновение. Нарядили Надю, она читала стихи, смотрели Голубой огонек, но как-то невнимательно, танцевали, пили шампанское и лимонад!
Потом одели шапку на собаку и начали придумывать ей имя. Саша утверждал, что это вполне породистая лайка, предлагал имя посерьёзнее, удивлялся – откуда она здесь взялась. Долго спорили, но остановились на имени – Снежинка. Уж очень хотелось так назвать собаку Наде.
И буквально через секунду после того, как прогремели куранты, в дом ввалился запыхавшийся дед Гриша.
– Милок! Уж простите…началось у Маруськи-то.
Александр быстро собрался и пошел с дедом, смешно вздыхая.
Галя, укладывая Надю, прилегла рядом.
– Мам, а Дед Мороз выполнил все-все мои желания! Знаешь, что я загадала?
– И что же?
– Чтоб мы с тобой обе были счастливые у ёлки. Только я знала, что мне нужна для счастья моя Снежинка. Я думала, вот вдруг случится чудо, и мама разрешит. А вот что тебе нужно, я не знала. Тоже думала – чуда ждёшь какого-то, – она вздохнула, – А теперь знаю…
– И что же ты знаешь, хорошая моя?
– Тебе нужен дядя Саша. Также, как мне – собака. Для счастья, понимаешь?
– Теперь-то уж понимаю. Ты так понятно все обьяснила. Спасибо, дочь!
Освещенные окна деревни смотрели на долину реки, на низкие от сугробов срубы банек. Где-то чуть слышно звучала музыка.
Так хорошо начинался этот новый год – начинался с настоящего чуда.
***
На этом, друзья – конец истории…