Ульяна надеялась, что хотя бы перед уходом в мир иной мать с ней поговорит. Даже если не скажет, что любила ее, то хотя бы даст какое-то напутствие. Объяснится. Но мама только сказала, что квартиру переписала на Васю. И это даже не нынешний ее сожитель, а предыдущий – нынешний вернулся к жене Люсе, как только мама заболела. А вот Вася, которого мама выгнала за пьянку, сразу пришел, как узнал про операцию, и выхаживал ее, слабую и потерявшую надежду, пока Ульяна была в Москве.
Ну а где ей еще быть? Деньги на всех этих врачей и лекарства зарабатывала она, а не Вася и не как его там звали последнего – Жорж? Маме было все равно. Мама была равнодушна к деньгам. При этом по ее мнению Ульяна должна была доставать их, словно по мановению волшебной палочки, стоит ей только чего-то захотеть.
— Уля, я там себе пальто заказала, синее такое, оно так подойдет к моим глазам! Только у меня денег на карте не хватает, скинь три тысячи.
Так и говорила – скинь. Не «займи», не «не найдется ли у тебя», а просто «скинь».
Рома ругал Ульяну за мягкотелость. Говорил, что ей нужно раз и навсегда объяснить маме, что она не печатная машина для денег и не обязана содержать здоровую женщину и ее мужиков.
Правда, оказалось, что мама совсем не здорова. Но Рома же этого не знал. И Ульяна не знала.
С Ромой она познакомилась на работе, больше было негде. Карьеру Ульяна делала так, словно пробивала тоннель в накрывшей ее лавине снега. В Москву она уехала как раз тогда, когда мама выгнала Васю и сошлась с Жоржем. Тот завел привычку без стука входить в ванную (задвижка там не работала, мама всю жизнь боялась, что ее хватит удар в ванной, и она утонет, а никто так и не сможет ей помочь из-за запертой двери) и пялиться на Ульяну, отвешивая сальные комплименты ее фигуре.
Пожаловаться на это маме Ульяна не смела. Поэтому однажды просто собрала сумку, достала из тайника деньги, которые она откладывала два года, подрабатывая официанткой и певицей в местном ресторанчике, и села на поезд в Москву.
В Москве жила подруга Натка, которая уехала туда за женихом. Жених быстро испарился, но Натка не растерялась и отыскала другого – коренного москвича с квартирой на окраине. Он был старше ее на пятнадцать лет, носил дурацкие усики, которые каждое утро укладывал при помощи геля, и работал охранником в бизнес-центре. Он и помог Ульяне устроиться курьером, а уж дальше она быстро разобралась, что к чему: окончила вечерние курсы делопроизводителя, получила повышение, через год поступила на заочное, ну и понеслось. Даже с Наткой, у которой теперь было двое детей, она виделась только по праздникам, так что встретить мужчину где-то, кроме, как на работе, не было возможности.
Рома работал в отделе снабжения и сначала дико ее бесил. Когда после очередной ругани по поводу отгрузки он пригласил ее на ужин, Ульяна решила, что Рома издевается. Но он не издевался. И через месяц Ульяна уже переехала к нему. Не то, что она рассмотрела в нем что-то новое – Рома все так же ее бесил на работе, но он был первым человеком, который говорил ей: я тебя люблю. А Ульяна всю жизнь мечтала услышать эти слова. И за эти его слова она и полюбила Ромку. Вместе они прожили уже три года, и Ульяна наделась, что он поедет с ней к маме, но Рома не смог. Поэтому ей одной пришлось заниматься похоронами, от Васи толку не было – он запил, хотя последний месяц, пока ухаживал за мамой, не притрагивался к спиртному.
— Ты извини, что так вышло, – сказал он Ульяне.
Не про похороны, про квартиру. А Ульяне было все равно. Зачем ей эта захламленная двушка в маленьком городке, в который она ни за что и никогда не вернется?
— Можешь забрать все, что хочешь, – великодушно разрешил Вася. – Все равно я не знаю, что с этим делать.
Сначала Ульяна не хотела ничего трогать, но потом представила, как Вася приведет сюда какую-нибудь бабу, и она станет цеплять на себя мамины сережки и примерять платья и то самое синее пальто… Нет, этого Ульяна не могла позволить. И она позвонила Роме, сказала, что задержится – нужно разобрать вещи. Рома пробурчал что-то утешающее, но не сказал привычного «я тебя люблю». Наверное, обиделся, ведь Ульяна и так тут уже почти три недели. А это значит, что отпуск в ближайший год им не светит, а он так хотел поехать на Кавказ!
Платья и прочую одежду Ульяна унесла в пункт приема одежды для нуждающихся. Бижутерию по большей части выбросила, оставила на память сверкающие клипсы, завладеть которыми так мечтала в детстве, пару агатовых бус и обручальное кольцо. Золотые украшения рука не поднялась выбросить, хотя золото Ульяна не носила. А вот флаконом Поэмы завладела с удовольствием – брызнула на запястье янтарную жидкость и сразу же перенеслась в свою юность, когда перед выступлением в ресторане воровала у мамы духи и брызгала их на волосы. Ульяне казалось, что так она выглядит взрослее, ей тогда очень хотелось выглядеть взрослее. Для этого она подводила темным карандашом свои голубые глаза и ярко красила губы помадой, которую ей отдала Натка перед своим отъездом в Москву.
Петь Ульяна всегда любила. В школе на каждом празднике ее непременно ставили в программу с трогательной детской песней. Там ее и усмотрел Анвар, который посещал все праздники вместе со своей супругой, запечатлевая четырех сыновей на фотокамеру. У Анвара был ресторанчик. И он предложил Ульяне там петь иногда. Платил немного, но Ульяна и этому была рада. Тем более, она могла петь на сцене, словно настоящая певица.
Мама на школьные праздники не ходила. И песен Ульяны не слушала. Она вообще считала, что такая работа – это ниже их достоинства, потому что отец ее был известным в городе хирургом, главврачом и уважаемым всеми человеком, а мать – заслуженным учителем математики, взрастившей не одно поколение юных дарований. Сама мама не пошла ни по стопам отца, ни по стопам матери – она вообще почти не работала, жила на то, что осталось ей после родителей. Но Ульяну считала обязанной не посрамить фамилию и отправляла то в медицинский, то в педагогический.
Ульяна до жути боялась уколов и всего связанного с больницами. Мама так любила в красках описывать свои аборты, что Ульяна просто не могла не бояться всего такого. А быть учителем она тоже не хотела – школу Ульяна не выносила, хотя училась хорошо. Натка, которая была старше ее на три года, тоже не любила школу, и они вместе ее прогуливали, пока она не уехала. Вообще-то, Ульяна мечтала быть певицей. Она была лучшей в музыкальной школе, все педагоги ее хвалили. Но мама считала это глупостями. И песни, которые Ульяна писала тогда, в старших классах, отказывалась слушать. А Ульяне так хотелось ее удивить! Сейчас она понимала, что те песни были ужасно вторичными и наивными, так что даже хорошо, что мама их не слушала.
Бумаги разбирать она не стала. Просто свалила все в одну коробку и затолкала в чемодан. Пора было возвращаться – начальница звонила уже несколько раз, деликатно намекая, что хоть она и сочувствует ее горю, работу никто не отменял. Да и Рома без нее совсем скис.
В поезде было душно, билет она покупала в последний момент, и, конечно, досталась ей верхняя полка. На нижней сидел парень, смутно знакомый, но это неудивительно – в этом городе она почти всех знала.
— Ульяна?
Парень расплылся в широкой улыбке, подскочил, помог ей устроить чемодан. Видимо, догадался по ее взгляду, что Ульяна его не узнала.
— Я Алик, помнишь меня? Ты у нас в ресторане пела.
Конечно, Ульяна вспомнила его – младший сын Анвара, после которого он, наконец, сдался и перестал пробовать обзавестись дочерью. На самом деле парня звали Альберт, но в школе над ним смеялись, и он быстро переделал себя в Алика. Был он младше Ульяны лет на пять, поэтому она не сразу его узнала – из смешного мальчишки тот превратился во взрослого мужчину, с веселыми, как у отца глазами.
Говорил он, не останавливаясь, Ульяна и не думала, что он такой болтун. В последний раз, когда они виделись, ему было тринадцать, и тогда Алик слова не мог вымолвить – бывало, Ульяна у него что-то спрашивала, а он краснел и мычал что-то невнятное.
— А ты сейчас поешь? – спросил он.
— Нет, – помотала головой Ульяна и сказала маминым тоном. – Это все несерьезно.
— Да? – расстроился Алик. – А мне всегда казалось, что ты станешь настоящей певицей. Ну, в смысле, знаменитой. Я, кстати, в группе играю. На саксофоне. Мы джаз играем. Папа рад, он любит музыку, а рестораном все равно Сеня будет управлять, так что… А помнишь, ты песни писала? Мы вот как раз в таком стиле играем. Не сохранились они? Могли бы посотрудничать, у нас и певица есть. Или, если хочешь…
Сначала Ульяна немного злилась – она надеялась, что заберется на свою верхнюю полку и заснет, а теперь приходилось вести светские беседы. Но потом она втянулась. Было приятно вспоминать те времена, когда она была наивной и мечтала стать певицей. Песни свои она, к счастью, не сохранила, и честно сказал об этом Алику.
— А у тебя все те же духи, – вдруг выпалил он. – Я тебя по ним сразу узнал, еще до того, как увидел лицо. Я же был влюблен в тебя тогда…
Сказал и густо покраснел. И Ульяна почему-то покраснела.
Когда он попросил ее номер телефона, Ульяна не хотела давать. Зачем? Но Алик так смешно вскинул брови домиком и сложил руки в молитвенный жест, что она рассмеялась и продиктовала номер. И он тут же позвонил ей, чтобы и она смогла сохранить его номер.
— Приходи послушать наше выступление, – пригласил он. – В пятницу, в восемь.
И протянул карточку с адресом ресторана. Она взяла и подумала – почему нет? Сходят с Ромой, они так давно нигде не были.
Рома встретил ее злым и недовольным. Ульяна расстроилась – она-то надеялась, что сейчас они сядут, и Ульяна все-все ему расскажет, а он будет слушать и жалеть ее. Но Рома сказал, что устал после работы, и рано лег спать. А она лежала и смотрела в потолок до трех часов ночи и чувствовала здесь себя еще более чужой, чем в квартире, в которой выросла, но которая теперь будет принадлежать Васе. Наверное, Рома из-за этого сердится. Он предложил подать в суд, оспорить мамину дарственную, ведь она уже болела, когда писала ее. Но Ульяна отказалась. Раз мама так хотела, пусть будет так.
— Нам ипотеку еще десять лет платить! – взорвался Рома. – А могли бы закрыть большую часть досрочно!
Он был прав, конечно. Но Ульяна не могла так поступить ни с Васей, ни с мамой.
Утром, пока Рома был в душе, в дверь внезапно позвонили. Ульяна накинула халат и тапочки, подошла к двери. Посмотрела в глазок – какая-то женщина, тоже в халате.
— Кто там? – громко спросила Ульяна.
— Это я, тетя Тома! Бабушке опять стало плохо!
Ульяна обернулась на ванную комнату – вода там еще шумела. Она запахнула халат и открыла дверь.
Женщина посмотрела на нее с недоумением.
— А где Лена? – спросила она.
— Какая Лена?
— Обычная. Она же тут живет, нет? – женщина посмотрела на номер квартиры. – Она позавчера помогала нам скорую вызвать, а ее муж до машины бабушку довел. Вы кто?
Словно ледяным душем обдало. Почему-то Ульяна сразу все поняла. И женщина эта поняла, потому что жутко смутилась, забормотала что-то и поспешила скрыться.
Хорошо, что чемодан она вчера не разобрала. Устраивать драму ей совсем не хотелось. Поэтому Ульяна позвонила Натке и попросилась пожить у нее. Пока Рома был в душе, собрала второй чемодан. Когда он вышел, сухо сообщила, что все знает. И уехала.
Рома даже не пытался сделать вид, что не понимает, о чем она. Хотя это и к лучшему – зачем унижать ее бессмысленной ложью? Теперь стало понятно, почему он больше не говорил, что любит ее.
У Натки было шумно, дети у нее получились такие же, как и сама Натка, просто неугомонные. Ульяне выделили комнату со старшей девочкой, которая целыми днями смотрела ролики в телефоне. Чтобы хоть как-то отвлечься, Ульяна достала коробку и принялась разбирать документы. Многое из этого можно было выбросить. Или вообще все.
Случайно в руки ей попали истертые тетрадные листки. Ульяна не сразу узнала свой почерк, а когда узнала, сердце ее ударилось так, словно сорвалось с крючка и полетело вниз.
Это были ее песни. Те, что мама отказывалась слушать. Ульяна скользила глазами по строчкам и удивлялась – вовсе они не такие плохие, как ей помнилось. На лист упала капля, потом еще одна, и выцветшие чернила принялись растекаться. Она вытерла лицо рукой и достала из коробки стопку фотоснимков.
На них в основном была мама. Красивая, с блестящими сережками в ушах. А на двух была Ульяна. На сцене в школе, видимо, Анвар снимал и распечатал фотографии для мамы. На одной из них Ульяна заметила Алика – тот был еще совсем мелким. И почему-то вспомнила его улыбку. Где-то же эта визитка, которую он дал ей тогда в поезде? Порывшись в карманах, Ульяна достала ее и вспомнила, что хотела сходить туда с Ромой. Сердце сжалось. Но тут же она вспомнила и другое – слова Алика и краску, залившую его щеки. А что, пусть Рома не думает, что она никому не нужна! Она, между прочим, молодым музыкантам нравится – так вот, Ромочка!
В пятницу после работы, вместо того чтобы вернуться в шумную квартиру Натки, Ульяна поехала в ресторан. Столик забронировать она забыла, но ей повезло – был один свободный, правда, далеко от сцены. Но так даже лучше. Она заказала чашку кофе и десерт с причудливым названием и принялась ждать.
Когда музыканты появились на сцене, она не сразу узнала Алика. А когда узнала, улыбнулась – ему так шли и костюм, и саксофон. Но стоило солистке начать петь, как Алик тут же вылетел у нее из головы: этот голос уносил куда-то далеко, не то в прошлое, не то в совсем другую жизнь, которая если и случилось, то не с ней, не с Ульяной.
У девушки были длинные темные волосы, уложенные голливудской волной, изящную фигуру подчеркивало малиновое платье с открытыми плечами. Она была такой ослепительной, эта девушка, и так хорошо пела, что Ульяна, глянув на свое блеклое голубое платье, почувствовала себя такой никчемной, что слезы выступили на глазах. Кто она? Обычная офисная работница, пусть и с высоким окладом. А ведь она когда-то мечтала вот так стоять на сцене и петь, и чтобы весь зал так же замирал в немом восхищении, и чтобы в сердце так же рождались неясные образы, вызывающие ощущения полета и вдохновения. И чего она себе придумала, разве Алик посмотрит на нее, когда рядом такая шикарная девушка?
Ульяне захотелось встать и уйти, но она никак не могла найти глазами официанта. А потом, когда он сам появился возле ее столика, не смогла выдавить ни звука, потому что девушка начала петь еще более прекрасную песню, от которой Ульяне хотелось не то плакать, не то смеяться.
Она просидела до антракта. И тут ее ждало новое потрясение – из-за столика недалеко от сцены поднялась круглолицая девушка с длинными волосами, заплетенными в косу, и, выставив вперед беременный живот, вручила Алику букет, а он нежно взял ее за руки и принялся что-то говорить, улыбаясь и посматривая на живот. Получается, Ульяна вдвойне ошиблась, потому что, кроме прекрасной солистки, у него была еще и юная жена (хотя кольца она на его пальце не заметила), которая вдобавок ко всему ждет ребенка.
Рассчитавшись за кофе и десерт, Ульяна чуть ли не бегом покинула этот ресторан, который вызвал в ней больше эмоций, чем похороны матери и предательство Ромы вместе взятые. По дороге к Наткиной квартире Ульяна думала, почему так, и, в конце концов, призналась себе – потому что там она поняла, что мечты ее юности не сбылись, и уже никогда не сбудутся. А этим она словно бы предавала саму себя, и хотя ей нравилась собственная жизнь до недавнего времени, теперь она казалась сплошной нелепой ошибкой.
Алик позвонил ей на следующий день, но Ульяна не взяла трубку. Ей было стыдно, словно Алик мог прочитать её мысли, и когда он позвонил еще раз, она отключила звук и перевернула телефон.
Больше он не звонил. Ей вообще никто не звонил, даже у Натки такая потребность отпала, ведь теперь они виделись каждый день. Ульяна собиралась съехать, но никак не могла найти подходящую квартиру. Да и подруга уговаривала ее не спешить, и Ульяна смалодушничала – остаться сейчас одной было страшно.
Так прошел месяц. Потом еще один. Только на третий она остановила свой выбор на небольшой квартирке рядом с работой. Натка вроде расстроилась, но Ульяна была уверена – в глубине души вздохнула с облегчением, все же чужой человек в доме никого не радует. Ее вот не радовали чужие люди. Раньше. А теперь, оставшись в одиночестве после трех лет совместной жизни с Ромой (они старались не замечать друг друга на работе, и делали это мастерски, за два месяца говорили всего раза три), Ульяна чувствовала себя не в своей тарелке и готова была поговорить с кем угодно, с любым прохожим на улице.
В первую ночь уснуть она не смогла. Долго крутилась в постели, вся измучившись, пошла на кухню. Вскипятила чайник, вспомнила, что не купила молотого кофе, но нашла в шкафу забытую банку растворимого. Наблюдая, как молоко завитками окрашивает темную кофейную воду в светлый, она задумчиво проговаривала про себя рифмующиеся фразы. Перед глазами почему-то стояла та девушка в малиновом платье, на месте которой в какой-то другой жизни могла быть Ульяна. Взяв с подоконника простой карандаш, она записала пришедшие на ум строки на газетном листе.
Уснула Ульяна под утро, переписав начисто придуманную песню под названием «Другая жизнь». Сначала неуверенно, а потом, совсем отпуская голос, она спела ее в ночной тиши, надеясь, что слышимость в этом новом доме не такая хорошая, и соседи не крутят пальцем у виска, раздумывая, кому это пришло в голову петь в пять часов утра.
А через два дня ей позвонил Вася. Ульяна не сразу его узнала – голос звучал приглушенно, словно он говорил сквозь плотную шерстяную шапку.
— Уля… Я в больницу попал. Инфаркт, представляешь? Я ведь никогда на сердце не жаловался, никогда…
Он закашлялся, помолчал. И сказал вдруг:
— Я завещание хочу написать. Но не знаю, как это все оформить, понимаешь? Доча, приезжай, а? А то не по-людски будет, если я умру, и родственнички мои квартиру оттяпают.
И Уля поехала. Не потому, что ей так уж нужна была эта квартира. Просто ей хотелось, чтобы ее еще хотя бы раз кто-нибудь назвал «доча»…
На этот раз полка была нижняя, а соседками оказались бабушка с двумя внучками, так что Ульяна решила, что точно сможет спокойно проспать всю дорогу. Только бы чая выпить – горло что-то саднило. И когда она пошла с кружкой за кипятком, ее взгляд зацепился за знакомую шевелюру… Алик.
Он подскочил, залился краской, открыл рот, чтобы что-то сказать и снова закрыл. Ульяна вспомнила его беременную жену и решила – ну что она как маленькая?
— Привет! – широко улыбнулась она. – Что-то мы с тобой только в поезде и встречаемся.
Его напряженное лицо расслабилось, и Алик тоже широко улыбнулся.
Пришлось пить чай вместе. Они говорили так, ни о чем, не упоминая тот вечер – Ульяна не была уверена, что он ее заметил за дальним столиком, и поэтому решила не трогать эту тему.
Но Алик заговорил сам. Он опустил глаза, рассматривая свои длинные аккуратные пальцы и тихо спросил:
— Тебе не понравился концерт, да?
Ульяна не знала, что сказать, и Алик поднял на нее умоляющие глаза.
— Ты ушла после первого отделения. Я так расстроился, что сфальшивил два раза, Ирка меня потом чуть не убила.
«Интересно, Ирка – это жена или солистка? – подумала Ульяна. – Наверное, солистка. Эта вон как на него смотрела, такие не ругаются».
А вслух сказала:
— Очень понравился. Просто мне бежать надо было. Дела.
— Правда? – обрадовался он, но тут же сник. – Я звонил тебе, но ты так и не взяла трубку.
— Дела, – повторила Ульяна, беспомощно разведя руки, и добавила, чтобы хоть как-то оправдаться. – Мне так понравилось, что я даже песню придумала. Ну, такую, в вашем стиле.
И покраснела. Ну, зачем она это сказала!
— Ух ты! – протянул Алик. – Споешь? Ну, пожалуйста!
— Ну не здесь же!
— Почему?
— Потому. Я же не певица.
Он только пожал плечами. Повисло неловкое молчание, которое нарушил сам Алик. Он достал телефон, нашёл там что-то и протянул Ульяне.
— У меня племянник родился. Уже пятый! Папа сказал, что его наверняка прокляли. Внучек он, похоже, не дождется.
На снимке была та самая девушка с длинной косой, которая одной рукой держала крошечного ребенка с желтоватой кожей, а второй делала селфи.
— В больнице еще, – пояснил Алик. – Раньше времени родила. Артём там с ума сходит. Мама хочет поехать к ним, но одна боится, вот я и еду, чтобы сопроводить ее.
Так глупо Ульяна себя давно не чувствовала. С одной стороны, ей было смешно, что она сразу решила, будто эта девушка – его жена. А с другой стороны, отчаянно стыдно, что она из-за этого так расстроилась. Что она, действительно собралась закрутить с ним роман?
— Поздравляю. Ну, когда-нибудь и получится в вашем семействе девочка, – добавила она.
Алик кивнул.
— Надеюсь. Все братья уже женились, один я остался. Маме говорю, что ищу девушку, у которой в роду не было пацанов.
Ульяна вспомнила мамины слова про то, что она, Ульяна – пятая в поколении единственная дочь по женской линии. Но вслух этого не сказала. Вместо этого рассказала про квартиру и про Васю, который попросил помочь её оформить завещание.
На вокзале Алика встречал отец. Он сразу узнал Ульяну, обрадовался, принялся обнимать и расспрашивать о жизни. Поинтересовался, не надо ли куда подвезти. Алик перебил его и сказал:
— Па, забери мой чемодан, а я с Ульяной до больницы съезжу, у нее там отчим после инфаркта лежит. А потом мы к дяде Боре – им консультация нотариуса нужна. Маме скажи, что я вечером буду.
Анвар посмотрел на Ульяну совсем иначе, удивленно и заинтересованно одновременно, после чего прищелкнул языком, подмигнул ей и сказал:
— А чего только твой – пусть Ульяна у нас поживет, дом большой! А то что ей там одной в квартире… Любаша счастлива будет, у нас давно гостей не было, разъехались все, Сенька только вон с нами и живет.
Ульяна попыталась отговориться, но Алик взял ее чемодан, протянул отцу и произнес:
— И то верно. Ладно, маме только накажи, чтобы она пир горой не устраивала, а то, как обычно…
После чего взял Ульяну за руку, улыбнулся ей и сказал:
— Пошли, прокатимся на автобусе? До больницы тут всего пять остановок…