– Осторожно там. Ходишь мимо лесу-то!
Дожди на огород – зальёт все посаженное, солнце печет – сгорит все к едрени фене, ягоды уродились – сахару ненапасная, внук учится хорошо – уж больно умный тоже плохо, работа хорошая у дочери – ходить на электричку мимо лесу опасно.
Мать умела находить минусы во всем положительном.
На Марина понимала – это из большой любви. Из боязни за близких, из опыта жизни, из страха за будущее. Иногда ругались. Как не ругаться, когда вот уж двенадцать лет живут они с матерью вместе.
– Не много ты нажила-то замужем! – вздыхала мать, – Ну, да ладно, лучше хлеб с водою, чем пирог с бедою. Будем горевать вдвоем.
– Втроём…, – тихонько сказала Марина.
Мать подняла согнутую руку, застыла на несколько секунд, а потом стукнула себя по груди, покачала головой, как качают люди, когда случается беда. Но вслух сказала довольно бодро:
– Вон оно как… Ну, втроём, так втроём. Хоть бы девонька …
Но у Марины родился Сашка, сын. Сейчас ему шёл четырнадцатый год.
Их поселок был невелик. Старые избы с одними и теми же бабушками, сидящими в одних и тех же окнах, соседствовали с новыми добротными современными домами. Люди тут селились и даже строились, потому что находился он совсем недалеко от райцентра. Рядом проходила ветка железной дороги с остановочной площадкой – 1318 км, да и трасса проходила недалеко.
Утром со свежими силами Марина легко брала полуторакилометровый путь от дома до остановочной площадки электрички. Была она ещё молода, работу товароведа на строительном складе свою ценила. Тем более, что товарооборот их рос, а с ним и премиальные. Денег им с материнской пенсией и небольшим посильным хозяйством вполне хватало. За богатством не тянулись.
– Не столько, ведь, добра, сколько серебра, – говорила мать, а потом, противореча себе, причитала о бедности.
Вот Сашка недавно съездил в Москву с классом, пришлось отложить покупку нового холодильника. Старый совсем проржавел, был мал, но работал исправно.
Не беда, – казалось Марине … Вот только мать привычно охала, жалела денег, потраченных на Москву, хотя, когда внук запросился, сама же и настаивала на поездке.
– Сломается, чего делать-то будем, Маринк?
– Мам, я ж говорила, что дорога Москва, а ты – пусть едет, пусть, как все…
– Так ить, чего он, хуже других что ли?
– А чего охаешь тогда?
– Ну, такие денжищи…, – тянула она, – Поня-ятно. Москва ведь … И где ягоды морозить будем?
Сложились у Марины однажды и отношения. Лет пять назад приехала она домой с работы не одна, а с мужчиной. Работал он на том же торговом складе.
– Знакомьтесь, – дома была и мать и сын, – Это Игорь – мой хороший друг.
Не вышло…
– Это что за мужик? Все просить надо, да ублажать. А сам-то не видит, что дров наколоть нужно? – ворчала мать.
Иногда ворчала так, чтобы он слышал. Она его сторонилась, тяготилась его присутствием. Да и с Сашей он совсем не подружился. Больше учил жизни, а детям это не слишком нравится.
У Игоря была однокомнатная квартира в городе, но жизнь там втроём с сыном Марина не представляла, а без сына не представляла себя.
– Это все из-за матери твоей ненормальной. Не будет у тебя ни с кем жизни, пока с ней будешь жить, – говорил Игорь, когда расставались.
Марина проплакала несколько ночей тогда. Мать слышала эти слезы, тоже не спала, вставала, вздыхала, ходила на двор, шаркая тапками. И Марина утирала слезы, шла к ней.
– Да спи уж, мам, ладно тебе… Разболеешься ещё.
Мать и разболелась. Слегла с давлением на несколько дней. Вызывали Любу, одноклассницу Марины, медсестру, откапывали…
Игорь так и продолжал работать на складе, встречались чуть ли не ежедневно, но отношения, как отрезало. Марина вспоминала былое с обидой за мать. Мужчина, обидевший хотя бы словами её мать, был для нее уж и не мужчиной.
Сила мужчины заключается не в том, чтобы доказать свою правоту, показать свои достоинства, а в том, чтобы женщина почувствовала защиту для себя и своих близких.
Но слова Игоря о том, что мать является причиной её одиночества запали в душу. Может… Может он и прав.
– Осторожно там. Ходишь мимо лесу-то! Леший тебя возьми…, – привычно провожала на работу мать…
Утром на электричку шла Марина легко, а вот вечером, после целого трудового дня, часто нагруженная покупками, шла она гораздо тяжелее. Вперёд убежали мальчишки-студенты. Уже смеркалось, она, думая о своих рабочих проблемах, возвращалась домой по до боли знакомой широкой тропе.
В руках хозяйственная сумка, на плече – сумка дамская. Желтеющая осинка привлекла внимание. Осень…
И вдруг взгляд в кустах поймал то, что испугало немыслимо.
Она отшатнулась вправо, ускорила шаг, скоро-скоро обошла увиденное.
Леший!
Вот уж и правда – материнские слова Господь слышит…
Прижавшись к стволу дерева, прикрытый высокими травами, на земле сидел бородатый лохматый мужик. Он весь был сер, слился со стволом дерева, лишь белое лицо немного светлело. Если б было ещё чуть темнее, показалось бы, что это лицо находится прямо на древесной коре. Глаза его были закрыты, на лбу – складки. Рядом на боку валялась корзина.
Студенты его не заметили, а Марина увидела совсем случайно. Напуганная, она прошла чуть дальше. Сердце ушло в пятки. Придя в себя, огляделась. Ни сзади, ни впереди на тропе уже никого не было.
Она все шла и шла, но вскоре остановилась. До поселка ещё далеко. Но что же случилось с мужиком? Хоть и выглядел он страшновато, но человек же. Грибник, вероятно. Может мертвый? Марину перетряхнуло.
Дойти до поселка и позвонить в службы? Да, именно. Разум решил так, а ноги понесли по тропе обратно. Сначала показалось, что нет его на том месте. Господи! Как же она испугалась! Этот леший где-то рядом? Она уже шагнула обратно, но вдруг увидела его. Он сидел на том же месте, в той же позе.
Очень медленно она подошла, позвала. Он сидел, закрыв глаза. Был он в фуфайке, а под ней обычная футболка. Не Леший точно. Сидел, согнувши ноги в резиновых сапогах, лоб наморщен, как от сильной боли.
Марина сомневалась, боялась подходить ближе, озиралась, в надежде, что пройдет здесь кто-то еще, но с электрички она шла последней, а следующая электричка гораздо позже. Она так окликала его минут пять, потом осмелела, поняла, что мужчина сидит бездвижно, подошла и похлопала ему по плечу. А потом и вовсе расслабилась, нашла на шее пульс. Мужчина был жив. Она почувствовала запах спиртного, потрясла за плечи посильнее, и он, съехав по стволу, упал на бок. Но он не был похож на спящего пьяного.
Марина быстро направилась к поселку. Наверное, надо вызвать скорую, но вряд ли скорая поедет в лес.
И тут ей повезло неслыханно, просто чудо какое-то! Ибо только она вышла из перелеска, подошла к дороге, как там вдруг заурчал мотор. Она с криком, как в атаку бросилась вперёд, машина остановилась. К сожалению, места в кабине рядом с шофёром не было, там сидела его жена с новорождённым ребенком на руках.
– Друг, помоги, там мужчине плохо.
– Блин, только из больницы…и опять туда?
Водитель оказался умелым, здоровым парнем, проехал и по широкой тропе. А там вдвоем взвалили мужчину ему на плечо и усадили — уложили в кузов грузовика. Туда же бросили и корзину с грибами. Марина переживала – может скорую надо было, но пока до телефона, пока… И поедут ли они, скажут – пьяный… Она сидела рядом – в кузове.
В больницу, в райцентр, поехали вместе, высадив молодую жену с ребенком в поселке. А там – санитары, носилки… Грибы в больнице не взяли, вернули им. На грузовике и вернулись они в поселок.
– Там грибы у вас в кузове остались, – махала парню Марина.
И было такое ощущение, что парень помог ей с близким родственником. А кто ей этот заросший мужик, из-за которого домой она приехала в десятом часу? Распереживалась мать, охала и ругалась.
Но почему-то на душе было радостно.
– Ходишь мимо лесу-то! Как не переживать? Одна ведь! Чуть с ума я не сошла…
– Ага, Лешего вот встретила, как ты и пророчила.
– Чего-о? Когда это я пророчила? Какого лешего?
Марина рассказала… Мать ругалась, охала. Безголовая дочь, а если бы…, а вдруг бы…
А Марина вдруг как-то неожиданно и очень кстати вспомнила, что сто лет не была у женского доктора. А ведь надо. И так в этом себя убедила, что и правда через пару дней поехала в районную женскую консультацию, которая находилась, конечно, в той самой больнице.
Долго сидела в очереди, у врача побывала. Дело сделано. А потом вышла на улицу, огляделась, вздохнула и направилась в стационар. Имеет же право она узнать о больном, которого привезла сюда сама, на которого потратила так много времени и сил.
Долго объясняла в вестибюле дежурной, к кому она и зачем, и, получив, наконец, разрешение зайти, натянула белый халат.
– Да-да! А вы родственница? У него документов нет. А нужны документы. Тромб был, оперировали его по скорой. Прямо ночью врача вызывали. Вы успели, ещё б чуть-чуть и… Документы привезли? – медсестра смотрела строго.
– Нет, что Вы! Я его не знаю. В лесу нашла.
– В лесу? Ох, хорошо, что мы его в отдельной палате…
– Да, в лесу. С электрички шла.
– Так может он бомж? Если так, то в инфекционку переведем.
– А увидеть его можно?
– Можно, ждите…
Серый и какой-то мокрый, с сырой бородой и головой, он лежал на белоснежной постели точно с таким же выражением лица, как в лесу: глаза закрыты, на лбу – складки. На тумбочке только клочки ваты.
Она подвинула стул, он открыл глаза, повернул голову.
– Ну, как Вы тут? – сходу спросила Марина, как у старого знакомого.
– Я? Хорошо…, – он моргал глазами, не понимал, кто она.
– Меня Марина звать. Я в лесу Вас нашла. Вместе с Димой, парнем– водителем из нашего поселка привезли Вас сюда. Корзина Ваша с грибами у него осталась, кстати.
– Зачем?
– Что зачем?
– Зачем тащили меня сюда?
– Как? Вы же живой, в лесу…
Мужчина отвернулся, замолчал. Растерянная Марина встала, пошла к двери. Вот те и на… Вместо «спасибо» …
– Постойте! Раз уж пришли… Не могли бы Вы… в общем, паспорт мой нужен, иначе меня грозятся в инфекционку упечь. Я в Якимихе живу, на самом краю дом старый. Ключи в фуфайке, наверное… А мне пока не разрешают вставать.
Он говорил, бурча, опустив глаза, как будто совестно ему было просить чужого человека об одолжении. Просил, потому что положение было безвыходное.
Она обещала помочь.
А Марина все думала и думала о спасенном ею мужчине. В этот же день она направилась в Якимиху за паспортом.
Домом это жилище назвать было трудно. Покосившуюся избенку два раза прошла она мимо, изба спряталась под раскидистую крону сосны. Глухо гавкнула собака. Марина знала о ней, хозяин предупредил. Но собака ей не помешала, виляла хвостом, радовалась угощению.
Она зашла в сени, где чуть было не сломала ногу, так как провалилась на прогнившей доске. А дальше – бутылки из-под водки – в углах на полу, паутина – в углах на потолке. Старая полуразвалившаяся мебель. Дверца шкафа стоит рядом со шкафом, а там, в шкафу, старые цветные материи. Навряд ли принадлежали они хозяину. Скорее – его матери или бабке.
На печи – кастрюля, Марина заглянула и сразу отпрянула – все протухло. Хозяин собирался вернуться с грибами, но угодил в больницу. Старый холодильник «Саратов» был отключен, в нем лежала сухая лепешка и засыхающие и гниющие овощи.
Точно, дом Лешего.
Дом мог служить времянкой, дачным летним домиком, но никак не домом. Печка маленькая, низкая, правда, с высокой новой трубой. Хозяин явно готовился тут зимовать. Она быстро нашла его паспорт и другие документы. Не удержалась, заглянула – Прохоров Геннадий Леонидович, всего на пять лет старше её…
Неужели? Марине казалось, что мужчина – почти старик. Пролистала дальше – разведен совсем недавно. И зачем ей это?
На следующий день она сразу после работы направилась в больницу. На этот раз она везла творог, яйца и яблоки.
Он выглядел лучше уже, не был столь хмурым, смотрел открыто, благодарил.
– Вы не испугались там, в моей лачуге?
– Нет, я не из боязливых. Там все протухло у вас. Я выбросила из кастрюли-то…
– Спасибо! Я недавно там. Это бабки моей дом ещё. Я вообще тут недавно у вас.
– Ясно…, – расспрашивать было неловко, хоть ясно как раз ничего и не было, – Главное, выздоравливайте! А я послезавтра ещё зайду.
Спустилась с больничного крыльца, хлопнула себя по карману. Ключ! Она забыла отдать ключ от дома! Начала уже возвращаться, поднялась по лестнице, и вдруг остановилась. Пришла идея!
Захотелось ей вдруг сделать приятное. Нет, он ей не понравился – скорее, она его пожалела. Бобыль какой-то…
– А где творог-то? Только ж взяла…, – через день шарила в холодильнике мать.
Творог они брали у Черновых, соседей с коровой. Был он недешев, брали не часто.
Марина наврала, сказала, что взяла его для рекламы, угощала всех на работе.
– Может теперь заказывать будут у Черновых!
– Чего это ты вдруг о Черновых-то беспокоиться начала? – подозрительно посмотрела на неё мать и надула губы. Она за творогом ходила, собиралась испечь сырники, а дочь, вишь ты, разугощалась, её не спрося.
Вечером следующего дня Марина была у Лешего в доме, вооруженная тряпками и чистящими средствами. Матери сказала, что хочет навестить Любу, давнюю подругу.
Уборка была нелегкой, но и на этом она не успокоилась, на следующий день тут белела свежая клеёнка и лежали дорожки на полу. Свои старые половики принесла она сюда.
Марина огляделась. Не слишком ли? Но решила, что возвращаться из больницы в тот беспорядок, каков тут был, просто невыносимо.
Все. Она устала, но была довольна. Видимо, жило внутри женское желание заботы о мужчине. Его она здесь и удовлетворила.
Она пришла в больницу ещё раз, Геннадий в больничной пижаме был уже на ногах. Она вернула ключи, о том, что похозяйничала там, сказала вскользь. Больше необходимости его посещать не было. Чужой совсем мужчина.
Жизнь потекла своим чередом. Солнце грело все меньше, украшались яркими красками зубчатые очертания леса, стало прохладно.
Шёл октябрь. Она шла по той же тропе, когда увидела его. Он нес в руке корзину.
– Здравствуйте! Вот, думал-думал, чем отблагодарить Вас, решил – грибами. Только не сразу получилось.
– Ну, что Вы, можно было и не благодарить.
Он, по-прежнему, был бородат. Но сейчас его быстрые движения, поджарость уже определенно выдавали в нем человека не старого.
Он проводил ее до дома. Она пригласила зайти, и он не отказался.
– Ма-ам! Гости у нас. С грибами.
Мать вышла из комнаты, мельком глянула на гостя, наклонилась над корзиной.
– Ох ты, ох ты! И боровички! Как же я грибы люблю собирать, как люблю! – заохала она, – Да вот боюсь одна в лес-то!
– Так в чем проблема? Пойдёмте со мной!
– Так Вы и сами-то вон, как Леший! Борода уж больно похожа.
– Верно, Леший! Ну так, значит, свой в лесу! Значит, точно со мной не страшно.
Он улыбался сквозь усы, мать хихикала. А Марина удивлялась тому, как быстро они нашли общий язык.
Гостя приглашали к столу, но он отказался, раскланялся.
– И кто ж это? – спрашивала мать.
– Леший, ты угадала.
– Тот самый, которого нашла в лесу что ли?
– Тот…
– Хорошо, что нашла …, – констатировала мать довольным тоном, уверенно кивнув.
А дальше все шло как-то независимо от Марины.
– Мам, смотри сколько дров мы накололи с дядей Геной, – показывал поленницу радостный Сашка.
– Ты подумай, говорит, что я на его бабушку похожа. Я спрашиваю – стара? А он, нет – заботлива и добра так же. Схожу, наверное, с ним по грибы-то. Хоть на опушку.
– Мам, ты ж его совсем не знаешь!
– Ну, как не знаю? Вижу же – глаза у него хорошие.
И огород под зиму тоже перекопал Геннадий. Определенно, это было лишнее. Марина, придя с работы, рассерженно прошла на огород.
– Вы зачем же это? Вы же только после операции! Ну, ладно – дрова. А перепахать такой огородище…
Он стоял, опершись на лопату, смотрел на нее и улыбался.
– Вы чего улыбайтесь? – нервничала Марина.
– Я представил Вас испуганную в лесу, когда Вы меня нашли. Почему-то сейчас представил, – потом быстро добавил, – Я хожу к Вашей маме, потому что она меня держит в руках крепко. Мне не хватает такой крепости.
– Пойдёмте в дом! Хватит на сегодня, – зеркало в прихожей отразило красное её лицо. И почему она при нем краснеет?
– Я решил и с ответом совпало! И так просто! – Генка зашёл на кухню, – Мам, мне дядя Гена уравнения объяснил понятнее, чем наша математичка.
– Не математичка, а учительница математики, – Марина ещё была сердита.
Ее домашние уже все знали про Геннадия. Она, находясь целыми днями на работе, не успевала контролировать ситуацию.
– Мужика тоже жизнью помочалило…Ох! – рассказывала ей мать, – И вину жены на себя взял денежную, отсидел даже три года. А потом она его и выгнала. Думаю, другого завела, хоть и не говорит он. Говорит, что сам ушел. Марин, ведь он жить не хотел… Горькая обида у него, вот что.
– Мам, вот ты всегда во всем минусы ищешь, боишься многого. А сейчас… А вдруг он обманывает?
– Не-ет, что ты! Этот не обманет… Я ж вижу…
Но когда землю припорошило первым снегом, когда работы во дворе притихли на период зимний, Геннадий исчез.
– Так а зачем ему ходить-то теперь, коли ты нос воротишь?
– Я не ворочу. Просто… Ну, я всего лишь по-человечески помогла, а он нам вон сколько всего переделал! Неловко даже…
– Да понравилась ты ему. Хороший ведь мужик… хоть и Леший. Одной-то плохо, Марин. Живешь — не с кем покалякать, умрешь — некому поплакать.
Марина вздыхала, часто поглядывала в направлении Якимихи. Сходить что ли? Но останавливала себя. Вокруг её на складе вьются мужики, а она думает о каком-то Лешем.
И все же из головы не уходил именно он. Как он там по своей печкой? Напекла пирогов, отправилась. Стучала, заглядывала в окна – Геннадия дома не оказалось.
Распереживались тогда обе. Мать качала головой, перечисляла беды, какие могли случиться. Предполагали разное, только о нем и говорили. Марина пошла в Якимиху ещё раз на следующий день.
На этот раз Геннадий оказался дома, спал прямо в теплой куртке. Избушка не прогревалась, хоть и была им старательно законопачена.
– Ох, а где ж Вы были? Я приходила…
– А я на работу устроился в городе, в охрану. Вот дежурил. Теперь езжу на электричке, как и Вы. Давайте выпьем чаю, холодно! Как там Сашка? – спрашивал заинтересованно.
Она смотрела на него пристально.
– Ген, а вот скажите, а Вы ради меня бороду сбрить можете? – какой-то женский каприз.
Он опустил глаза.
– Могу…, – он помолчал, – Я думаю, что я ради тебя, Марин, многое могу. Вот только…
– Что?
– Оттого, что сбрею я бороду, жизнь моя не изменится. Незавидный я жених с таким-то хозяйством, – он развел руками.
– Ну, хозяйство – дело наживное… А в гости мы Вас.. тебя ждать будем, приходи. Сашка скучает, да и мама вся изохалась… Говорит «и воробей не живет без людей», жалеет, что один ты.
– А ты? Ты – ждёшь меня?
За окном падал робкий снег, садился на подоконник, закрывая окно все выше и выше, отгораживая их от пространства людского. И несмотря на неуютность и холод избы, Марине все больше хотелось тут остаться. И они остались тут на долгие часы.
А когда вернулись домой, мать ругала обоих.
– Испереживалась ведь! Леший вас возьми!