Однажды она перестала отвечать на телефон. Я не сразу испугалась – ну, мало ли, человек хочет побыть один, а тем более такой человек, как Агата: она вечно была в каком-то поиске, даже ездила в специальное место, где все добровольно молчат, я не помню, как это называется.
Прошла неделя, и вот тут я стала переживать, потому что вместо длинных гудков электронный голос стал мне сообщать, что абонент находится вне действия сети. Я написала ей письмо на электронную почту, потом еще одно, но она не ответила. У нее не было аккаунтов в социальных сетях, несколько лет назад она снесла все, объяснив это тем, что через социальные сети за нами следят.
Познакомились мы в онлайн-игре по серии книг, еще когда были сопливыми школьницами, но я до сих пор не знала ее адреса, хотя мы и жили в одном городе. Мы даже не виделись ни разу, хотя я считала Агату своим самым близким другом, ведь именно ей я доверяла все свои тайны, могла поделиться как проблемами, так и чем-то хорошим. Последнее более ценно, так как мало кто из моего окружения умеет разделить радость, в частности, мой брат, который из-за каждой оценки в школе, которая была выше, чем его, принимался меня дразнить.
Не знала я и других ее друзей, точнее, знала об их существовании, она рассказывала мне про питерскую художницу и про строителя Сашу, но как их найти, я понятия не имела. Все, что у меня было, — это одна ее фотография и множество видов из ее окна. Агата боялась, что за ней следят, и часто скидывала мне фотки, просила посмотреть, нет ли на них чего странного, или чтобы я сравнила людей на всех снимках за месяц. Казалось бы, найти место по фотографии несложно – должны же быть какие-то опознавательные знаки. Я распечатала их все и развесила на стене в комнате. Но ни одного опознавательного знака не нашла.
— Что это за мусор? – лениво спросил Павел, смахнув несколько снимков на пол.
С братом у меня всегда отношения не ладились – по УЗИ маме обещали двух девочек, и нам сделали общую розовую комнату. Денег на новые обои вечно не было, и до пятнадцати лет ему приходилось жить в этом зефирном царстве, пока бабушка не решила проспонсировать ремонт. К тому же мама все время говорила: Юля — девочка, уступи ей кровать, Юля — девочка, пусть ее стол будет у окна и так далее. Он злился и срывал злость на мне. А я в отместку бежала жаловаться маме.
Комната у нас до сих пор была общая, разве что шкафом ее перегородили. Когда кто-то из нас возникал, родители говорили:
— Путь свободен, не нравится – съезжайте.
До восемнадцати лет это звучало не сильно убедительно, но теперь мы помалкивали: как бы мы друг друга не бесили, снимать даже комнату нам было не по силам, так как одновременно работать и учиться в медицинском было невозможно. По крайней мере, на первом курсе. К тому же на самом деле родители нас сильно любили. А мы их. За эту фразу Агата и зацепилась – я тогда в игре написала что-то вроде «родителям положено любить своих детей», а она ответила мне: «не всем». И потом в личку написала. Без вопроса, а с многоточием: «Интересно, каково это, когда родители тебя любят…».
В другой раз я бы устроила с Павликом очередной скандал. Но тут я спросила:
— Ты не знаешь, что это за место?
Он поднял одну фотографию, долго смотрел на нее, сощурившись, а потом сказал:
— Знаю.
От волнения я прикусила губу.
— И где?
— Не скажу. Отдашь свой ноут, тогда подумаю.
Ноут я купила на деньги, которые заработала летом. А потом бабушка подарила мне еще один, не знала, что я уже купила, а говорить ей я не стала, не хотела расстраивать. Брату она подарила горный велосипед, он сам просил. При этом все лето он бездельничал и катался на велосипеде, надеялся, что родители ноут купят. А они не купили.
— Вот еще!
— Ну и ищи сама.
Пришлось рассказать ему про Агату, что она – моя лучшая подруга, и что она пропала.
Он рассмеялся:
— Воображаемая подруга? Дожили… Ноут гони.
Я решила, что он просто не знает, где это. И смирилась, что Агату я не найду. Я продолжала звонить ей и писать, но ответа так и не дождалась.
Два месяца спустя я листала ленту новостей и увидела ее лицо. Она присылала мне только одну свою фотографию, но ее черты прочно отпечатались в моей памяти – нос с горбинкой, длинные гладкие волосы, что делало ее похожей на египетских цариц, и сощуренные злые глаза, словно секунду назад она сказала фотографу, что ненавидит его.
Под фотографией скупые фразы: «скончалась», «скорбим», «в памяти навсегда останутся…».
Оказывается, она работала в музыкальной школе. А я и не знала.
Я позвонила в эту музыкальную школу и узнала адрес ее родителей. Я не стала предупреждать их, просто приехала.
Квартира находилась в одном из новых жилых комплексов, и я бродила там минут пятнадцать, прежде чем поняла, как найти нужный вход в огороженную территорию.
— Ушла из дома, когда ей исполнилось семнадцать, прямо в день рождения, – проговорила ее мать, и я подумала, какие у нее неестественно ровные зубы.
Только потом, возвращаясь домой, я поняла, что у нее была вставная челюсть.
— Мы не хотели говорить ей, случайно получилось. Он не родной отец ей, – мать Агаты понизила голос. – Своих детей у него нет, а, может, оно и к лучшему. Он сложный человек, слишком строг с ней был. И она, как узнала, ушла из дома. Мы ее, конечно, искали, но она такая умная была, моя Агата. Потом немного остыла, стала звонить, но где живет, все равно не говорила. Звонила, присылала открытки. И все на этом. Но в записной книжке были указаны наши номера как контакт для экстренных случаев. Значит, все-таки мы были ей нужны. Хотя бы немного.
Во время нашего разговора мать Агаты держала в руках хорька, который все ластился к ней, и я вдруг вспомнила, что подруга рассказывала про хорьков: они очень преданы своему хозяину и даже впадают в депрессию, если расстаются с ним. Получается, что ее хорек – а это точно был он – в депрессию не впал.
Мать Агаты словно бы прочла мои мысли, вздохнула, погладила животное по гладкой шерсти и сказала:
— Я думала, не выживет – вообще ничего не ел две недели. Я и ухаживать за ними не умею совсем, пришлось к ветеринару обращаться. Анвар ругался: столько денег… – она глянула в сторону кабинета, и я невольно повернулась в ту сторону: отец Агаты открыл мне дверь и, поздоровавшись сквозь зубы, сразу ушел в кабинет и закрыл за собой дверь.
— Его полиция замучила, – прошептала мать Агаты. – А потом журналисты эти…
Я ничего не поняла, но спрашивать постеснялась. Видимо, из-за этой истории, что он не родной отец. Странно, что Агата никогда об этом мне не говорила, стало даже обидно – мне казалось, что мы доверяем друг другу. Хотя Агата не любила говорить о своих родителях. Но, начиная с самой первой нашей переписки, я знала, что отношения с ними у нее были не очень. Правда, она не упоминала, что сбежала из дома, я думала, что она просто съехала от них. Оказалось, вот оно как – те даже не знали, где она живет. Как, впрочем, и я сама. У нее было что-то вроде паранойи: Агата часто мне звонила по ночам и плакала, жалуясь на то, что за ней кто-то следит. Потом она сама признавала, что просто накрутила себя. Но теперь получалось так, что, может, и не накрутила.
По словам ее матери, было похоже на ограбление, но расследование зашло в тупик, подробностями они не особо интересовались.
— Какая теперь разница, ведь ее уже не вернуть, – произнесла она, проводя рукой по спинке хорька. Нам сложно все это слушать, мы даже в квартиру лишний раз заходить боимся, сразу столько воспоминаний. Да, если хочешь, можешь забрать ее вещи.
— Что? – не поняла я.
— Ну, там книжки разные, бижутерия, одежда. Я не смогла это взять, больно слишком. Компьютер, телефон, деньги – все пропало. Понятно, что ограбили. А они на Анвара… Глупость ведь, правда? Тут любому понятно, что ограбили, все ценное забрали. А тряпки эти – зачем они им? Раскидали и оставили. Если надо, можешь взять себе, она была бы рада.
— А разве вещи еще там? – удивилась я. – Я думала, она снимала…
— Да, снимала. Но кто теперь туда въедет после всего? К тому же она за год оплатила, еще три месяца осталось. Я сказала хозяйке, что может все выбросить.
Идти в квартиру Агаты было неловко, я даже хотела отказаться. Но потом взяла ключ.
Три дня я держала его в кармане, иногда доставала и сжимала в ладони до тех пор, пока металл не становился теплым.
Идти туда одной было страшновато. И я решилась.
— Павлик, можно тебя кое о чем попросить?
Я думала, он опять высмеет меня и откажет. Или опять попросит ноут. Но он внимательно выслушал и сказал:
— Что, реальная подруга, что ли, была? Ну, сорри.
Когда я подошла к дому, сразу узнала двор, который она так часто присылала нам на фотографиях. Он был самым обычным, но смотрелся мрачновато. Или я это себе внушила.
Когда мы поднимались по лестнице, снизу что-то грохнуло, так что я вцепилась брату в руку.
— Да не боись, это в подвале. Чинят что-нибудь, – успокоил он меня.
В квартире было не убрано, на полу чего только не валялось. Я не могла понять, зачем я сюда пришла. Не для того же, чтобы брать бижутерию или одежду Агаты. Просто я до сих пор не верила, что ее нет, мне нужно было убедиться, что это правда.
Брат стоял у порога, я бесцельно бродила по квартире.
— Жутковато-то здесь, – заметил брат. – И воняет чем-то. Я пойду, на лавке внизу посижу, если что, звони.
На полке в коридоре лежал полароид. Я точно помнила, что Агата называла такие фотоаппараты бессмыслицей и удивилась, что он тут делает. Павлик тут же схватил его.
— Не трогай! – возмутилась я. – Вдруг полиции он еще нужен!
— Раз тебе отдали ключ, трогать можно все, – возразил он и ушел вместе с полароидом.
Оставшись одна, я словно бы почувствовала на себе чей-то взгляд. Может, это Агата смотрела на меня из своего мира призраков. А, может, она была права, и за ней кто-то наблюдал. Я даже подошла к окну и задернула шторы. Мне показалось, что в окне напротив что-то блеснула, но, сколько я не присматривалась, ничего не увидела. Находиться здесь мне не хотелось, но быстро уйти я не могла – было неловко перед братом, я же сама его сюда притащила.
Из открытого комода торчали вещи, на нем шкатулка, в которой действительно всякая бижутерия. Прозрачный флакон незнакомых мне духов лежал плашмя на комоде. Я открыла крышку, вдохнула – мускус и будто бы что-то церковное. Странный выбор. Но мне стало интересно, что Агата нашла в этом аромате, и сунула его в сумку.
Стены были увешаны фотографиями вида из окна. Их было куда больше, чем она мне присылала. Выглядело это нездорово. Мне стало не по себе, и я ушла.
Павлик сидел на лавке и фотографировал. В кармане у него торчало несколько полароидных снимков.
— Батарейки рабочие, – радостно сообщил он. – Пошли, может, пройдемся? Еще что-нибудь пофотаем.
Да, это было иронично, но Агата жила совсем близко от меня. Павлик не врал, когда говорил, что знает это место.
Мы пошли вдоль обрезанных тополей, почки на которых уже набухли. Пахло весной, хотя ветер был холодным, я даже достала из кармана шапку. Павлик же шел с красными ушами, и мне хотелось сказать мамиными тоном: «Надень шапку!» Но я знала, что он меня высмеет.
Духи назывались сиротка, я перевела дома в переводчике. Что же, это символично, раз она не родная дочь своего отца. Меня тревожили эти мысли, упоминание матери Агаты о том, что его замучила полиция, и нежелание их искать виновного. Неужели он, и правда, в этом замешан? С другой стороны, ведь, и правда, ограбление, к чему тогда эти подозрения?
Спала я плохо в ту ночь, да и в следующую тоже. Мне снилось, что незнакомые люди ходят по квартире, что один из них хватает меня, и я прошу брата помочь мне, а он злорадно смеется и говорит: «это ты украла ее ноутбук».
А через два дня пришел запрос в друзья от пустого аккаунта. Обычно я отклоняла подобные запросы, но тут он пришел вместе с вопросом: «Ты была знакома с Агатой?».
Я тут же добавила его в друзья и ответила: «Да».
«Ты не представляешь, сколько Юль я уже об этом спросил. Она говорила, что ты ее лучшая подруга. Это правда?»
Мне стало так приятно, что щеки порозовели. Зря брат называл ее выдуманной подружкой.
«Да. А ты кто? Строитель Саша?»
«Ага. Так она рассказывала про меня? Приятно»
Пока я думала, что ответить, он написал:
«Может, встретимся?»
Я согласилась не раздумывая. Мы условились о месте и времени, и до вечера я была сама не своя от волнения. Когда я спросила его, что он знает обо всей этой истории, Саша ответил: «Расскажу все при личной встрече».
Уже подходя к месту, я подумала, что не знаю, как он выглядит. Поэтому, когда ко мне подошел настоящий красавчик в крутой одежде, я растерялась – его образ никак не вязался со строителем Сашей.
— Привет, – улыбнулся он. – Я именно так тебя и представлял.
Та наша первая встреча плохо отложилась у меня в памяти, я была парализована его красотой. К тому же он оказался ужасно обаятельным, понятно, почему Агата с ним дружила.
Оказалось, что в отличие от меня, с ним она встречалась. В какой-то момент я даже подумала, что они были парой, но спросить у него не решилась. Да что тут думать – Агата была необыкновенной, пусть и не особой красавицей, но она притягивала к себе людей, этот вывод я сделала из ее рассказов: с ней всегда пытались познакомиться, в игре, опять же, все ее любили и расстроились, когда она перестала играть.
А Саша вообще был похож на одного молодого актера, я никак не могла вспомнить его имя. В фильме парень все время подтрунивал над девчонкой, а потом оказалось, что он в нее влюблен. И вот Саша был один в один этот актер – высокий, с обезоруживающей улыбкой и веселыми глазами.
— Я хочу найти виновных, – сказал он. – Родители ее вообще не хотят в этом разбираться.
— Он ей не отец, – сорвалось у меня – хотелось похвастаться перед ним, что я кое-что знаю. – А еще у меня есть ключ от ее квартиры.
Кажется, мы договорились сходить на квартиру на другой день, или сразу договорились на выходные, сложно вспомнить. В любом случае на другой день я слегла с температурой – все же апрельский ветер оказался слишком холодным. Но мне так хотелось вновь с ним встретиться, что я согласилась даже на отвратительное мамино варево – молоко с луком и медом. Зря я всегда отказывалась, к выходным я встала на ноги.
Нашу вторую встречу я запомнила хорошо. Он ждал меня у метро и улыбался. Солнце, наконец-то, пекло по-настоящему, и он стоял без шапки и в распахнутой куртке. Одевался он стильно, что и говорить – видимо, Агата недооценивала его, небрежно называя «строителем».
За то время, что я болела, мы много переписывались. Конечно, про Агату, но разговоры как-то плавно сместились и на и меня. Он несколько раз сказал, что я интересный собеседник, и мне было жутко приятно. По дороге к квартире Агаты мы снова говорили о ней, и я подумала: ну как я могу с ней тягаться?
Что искать в квартире, мы не знали, это первоначально было безнадежным мероприятием, полиция наверняка все уже изучила. Но Саша считал, что они халтурили, что разгадка должна была быть здесь, в месте, где она жила.
— А в музыкальной школе ничего про нее не знают? – вдруг подумала я. – Она же там работала.
— Я спрашивал. Не знают. Она ни с кем там не общалась.
На этот раз пришлось просмотреть каждую вещь, Саша настаивал на этом. Он даже перчатки принес, чтобы мы не оставили лишних следов – если найдем что-нибудь, смогут снять отпечатки пальцы без наших. Мы перекладывали все книжки, одежду, копались в ящиках на кухне, заглядывали под шкаф, даже диван отодвигали. Я чувствовала себя гадко, словно бы копаюсь в вещах подруги без ее разрешения. А, впрочем, так и было. Я просто подыгрывала ему, потому что он мне нравился, а на самом деле я была уверена, что это обычное ограбление. Правда, пока я перебирала ящик с гигиеническими средствами – Саша деликатно отошел в сторону – мне снова показалось, что за мной наблюдают, а когда мы выходили из квартиры, кто-то стремительно побежал по ступенькам вниз. Саша бросился догонять, я за ним, хотя и было страшновато. Но когда мы вышли из подъезда, никого не было видно.
— Мальчишки, – пожал плечами Саша.
— Я забыла закрыть дверь, – вспомнила я.
— Давай схожу, закрою.
Когда он брал ключ, его пальцы задержались на моих чуть дольше, чем было нужно. Пока мы перебирали вещи агаты, несколько раз наши руки случайно соприкоснулись. Первый раз я поспешно их отдернула, но он сделал вид, будто ничего не произошло. И потом, я тоже так делала. И хотя мы ничего не нашли, за два часа, что провели там, словно бы еще больше сблизились. Он рассказывал про сложное детство, про сестренок, про то, как много пришлось работать, как выучился заочно и теперь был инженером.
Не такой он и строитель, получается.
Правда, когда мы шли к метро, он приуныл, явно был расстроен, что мы не нашли ни одной зацепки.
— Скорее всего, нужно искать в ее ноутбуке, – предположила я. – И в телефоне. Но они пропали.
Я хотела добавить, что или они и были причиной всего, но не стала.
— Наверное, – неуверенно ответил он. – А, может, ничего и нет.
После этого он мне два дня не писал, а я не знала, с чего начать разговор. Я привыкла, что он сам постоянно мне пишет, и его молчание неожиданно сделало мою жизнь пустой. Вот бы было здорово, если бы я нашла какую-нибудь зацепку! Эта мысль не давала мне покоя, и на следующий день я опять пошла в квартиру.
Снимок сразу бросился мне в глаза. И как мы не заметили его в прошлый раз? Он был смят, прикрыт кофтой, но глянцевая поверхность отражала солнечный свет.
Я взяла его в руки, хотя не была уверена, что улики можно трогать.
На фотографии был Анвар. Приемный отец Агаты. Но было непонятно, в этой квартире был сделан снимок или нет.
Рассматривая снимок, я несколько раз повернулась вокруг своей оси, запуталась в какой-то веревке и чуть не упала. Оказалось, это поводок для хорька, мы несколько раз откидывали его в сторону, а он, словно змейка, переползал на другие вещи.
Хорек! Я вспомнила, как Агата говорила, что он вечно прятал все еще вещи, если оставлять их без присмотра. Прятал под обивкой дивана, на кухне под шкафом, в коробках из-под обуви.
Мы все просмотрели, кроме обивки, не было видно, что она где-то порвана. Я внимательно осмотрела диван и нашла прореху. Там и правда было что-то, и вскоре я выудила капроновые колготки, засохшее яблоко, клубок ниток и кольцо.
Кольцо было тяжелое, явно большое для тонких девичьих пальцев и больше походило на мужское. Дорогая, очень дорогая печатка, с красным камнем и иероглифом. Я сунула кольцо в карман, где уже лежал снимок, и поспешила домой – теперь мне было о чем написать Саше. Но сначала нужно было удостовериться, что мои подозрения верны.
— Где те фотографии? – спросила я у Павлика с порога. Дышала я так, словно пробежала этажей десять, хотя жили мы на втором.
— Какие?
— Которые ты сделал у дома Агаты. На полароид.
— Выбросил, наверное.
— Нет!
— Да зачем они тебе?
Я достала из кармана смятый снимок.
— Мне нужно сравнить, сделан он с той кассеты или нет.
Павлик вздохнул и принялся рыться в ящике стола.
— Вот, – он сунул мне их в руки с явным неудовольствием. – А теперь можно я займусь семинаром? И тебе тоже не мешает.
Я сразу поняла, что снимки идентичны, и хотела уже вернуть их брату, но тут один из них привлек мое внимание. У меня даже губы задрожали, я слова вымолвить не могла.
На фотографии был Саша. Он стоял у подъезда того дома, на который выходят окна в квартире Агаты, задрав голову и глядя прямо на ее окна.
«Ты не представляешь, сколько Юль я уже об этом спросил»
Могло это быть совпадением? Ведь я вышла из дома буквально через минуту, он не мог меня не видеть.
— Знаешь этого парня? – спросила я у Павлика хриплым голосом и прокашлялась.
Он посмотрел мельком.
— Ну, крутился несколько раз возле нашего дома. А что?
— Ничего…
Я судорожно пыталась вспомнить, говорила ли я ему свой адрес. Кажется, нет. Тогда что он здесь делал? И что из того, что он говорил, было правдой?
Скажу честно, я струсила. В глубине души я уже понимала, к чему все идет, и не хотела думать, не хотела ни за что отвечать. Сначала подумала, что нужно пойти в полицию, но побоялась выглядеть глупой. Вдруг я все это себе придумала? Вызвала такси и поехала к родителям Агаты.
Дверь мне снова открыл отец, все такой же хмурый и неразговорчивый. Молча пропустил меня внутрь и закрылся в кабинете.
— Работает, – шепотом сказала мать Агаты. – Он у нас писатель.
Я села на низкий диван, на котором сидела в прошлый раз, достала из кармана кольцо и положила его на стол.
— Нашла это в квартире. Вспомнила, что хорьки часто делают запасы, прячут все по квартире. Агата рассказывала.
Кольцо лежало на столе, и по напряжению, которое появилось на лице матери Агаты, стало понятно, что оно ей знакомо.
— Я так и думала, – вздохнула она. – Но я не могла никому сказать об этом, я клялась мужу, что не общаюсь с ним сейчас, что он не знает о существовании дочери, если бы Анвар узнал…
Голос ее сорвался.
— Неужели она шантажировала его? – тихо спросила мать Агаты. – Тянула из него деньги? Анвар думал, что она зарабатывает… Ну, ты сама понимаешь, как. Очень сердился, ходил к ней, пытался вернуть ее домой.
— Вы же говорили, что не знаете, где она живет?
Она закрыла лицо руками.
— Я не хотела, чтобы Анвара посадили. А они бы точно на него это повесили, они и так пытались…
Стало так противно. Все кругом врут. И мать Агаты, и этот Анвар, и Саша. Саша, особенно. Когда я шла, думала, что он помогает Анвару. Но, получается, он помогал родному отцу Агаты. Может, и следил за ней, не зря же она была на этом помешана. Или не он? Так не хотелось верить в его преступные намерения…
— Если вы все не расскажите, – расскажу я, – произнесла я неуверенно, потому что совсем не хотела идти в полицию. Я надеялась, что эта это сделает, а я потом подтвержу ее показания, и все. А еще мне очень хотелось, чтобы Саша не был тут замешан.
— Кто нам поверит, девочка! – вздохнула она. – Он такой человек, ты бы знала! Скажут, что ты просто украла это кольцо. У него самого или его сына.
— Сына?
Меня словно ударили по щеке.
— Да. Саша, кажется. Он тогда только родился, жена в больнице долго лежала, вот он и… Ты не думай про меня плохо, я ни о чем не жалею. Агата была такая чудесная девочка.
Слушать дальше я уже не могла – мысли путались, руки онемели, как бывает, когда их отлежишь. Брат. Он, получается, ее брат?
— Я не понимаю, – сказала я, обращаясь скорее не к матери Агаты, а к самой себе. – Не понимаю, зачем ему это было нужно?
Ответов в тот вечер я не нашла. У меня так и не получилось убедить ее в том, что нужно обо всем рассказать в полиции.
Сама я тоже не решалась идти. Решила, что сделаю анонимный звонок из будки на улице, а в квартире оставлю кольцо и фотографии. Я шла туда, как на каторгу, было даже страшнее, чем в первый раз.
Когда я вставила ключ в дверь, поняла, что там уже кто-то есть – замок был открыт. Мне был бросить ключ и побежать, но я принялась его вытаскивать. А он, как назло, застрял. И я не успела – дверь распахнулась, больно ударив меня.
— А, это ты, – Саша растянул губы в улыбке. — А я тут решил еще поискать…
Он стоял в дверях, высокий и красивый, все в той же стильной куртке, на руках – голубые перчатки, те же, что он брал тогда с собой.
Я вспомнила, что квартиру-то в прошлый раз закрывал он. Получается, что не закрывал.
Стоп. После этого я уже приходила сюда. И точно закрывала квартиру.
Видимо, мои мучительные попытки разобраться в происходящем читались на моем лице. Потому что он осмотрелся и потянул меня за руку внутрь.
Я знаю, что должна была бежать. Но он был сильнее и быстрее. И тогда я сказала:
— Меня брат внизу ждет. Он видел тебя, когда мы приходили в первый раз.
Добродушная маска сползла с его лица, но под ней оказался вовсе не злодей, как я боялась. Он устало опустился на пол, обхватил голову руками.
— Это не я, – сказал он. – Клянусь тебе, что это не я. Я просто хочу найти… Сделал слепок ключа. Ты не особо искала, я видел…
— Я знаю, что ты ее брат.
Сказала я это таким тоном, словно это был мой главный козырь. Но по всему получалось, что этим я подписывал себе приговор.
Саша мелко затряс головой, его губы шевелились, но что он говорил, я не могла понять.
— Я была у ее матери. И показала кольцо.
Надо было сказать, что кольцо у матери Агаты. Или уже в полиции. Но рука сама метнулась к карману, и хотя я ее остановила, он уже все понял.
Через несколько секунд кольцо и снимки были у него.
— Это не я, – повторил он. – И тебе лучше забыть обо всем этом, поняла?
Я опомниться не успела, как он выбежал из квартиры. Мне стало так плохо, что меня стошнило прямо на пол. Никакого брата внизу не было. А если бы я не сказала про брата? Что бы он сделал?
Через несколько месяцев я случайно увидела заметку на новостном портале: владелец крупного бизнеса и общественный деятель после продолжительной болезни умер, оставив наследство сыну и незаконнорожденной дочери. Завещание собирались оспорить, но позже выяснили, что девушка погибла при невыясненных обстоятельствах. На фотографии к новости — безутешная вдова и сын со скорбным выражением лица. Я сразу узнала в нем Сашу.
Закрыв вкладку, я поставила ноутбук на очистку. А когда брат вернулся домой, он нашел его на своем столе.
— Что это? – спросил он неуверенно.
— Тебе, – хмуро ответила я.
— За какие заслуги?
Я не ответила. Что ему сказать? Что не всем везет с братьями? Для этого пришлось бы слишком много всего объяснять. И я ответила:
— Просто так.