— А этого чего приволок? Сколько можно говорить — не позволяй Ольге садится тебе на шею! Её мальчишка тебе никто, запомни это, простофиля! — поучала мать недалёкого сына. Тут она заметила краем глаза шустрое движение пасынка и вызверилась на него: — Куда полез?! Кто тебе дал право хозяйничать в чужом доме?! Поставь на место! Никакого воспитания, весь в мать.
Серёжа прижимал к груди взятую с серванта машинку с облупленной краской и угрюмо смотрел на своих новых родственников. Каким фруктом является отчим, он ещё не определился, но бабка точно змея.
Художник Полина Лучанова
— Пусть берёт, игрушка моя, — остудил мать Юра, — играй, Серёжа, не слушай бабушку. Нравится машинка? Дарю.
— Юра, ведь он её за один день уничтожит, у этого ребёнка всё в руках ломается, смерч ходячий! А я на память хотела оставить, чтобы вспоминать каким ты был маленьким славным мальчиком, не то, что некоторые! — бабка опять неприязненно зыркнула на Серёжу. Тот уже покатил машинку по дивану и задумал протаранить дремавшего там кота, но бабка об этом не догадывалась.
— Да чего вспоминать меня? Вот он я — живой, помирать не собираюсь. А мальчонку ты, это самое, прекращай грызть. Ольгу на работу вызвали, поэтому со мной он, в квартире одного не оставишь, шебутной сильно. Что там у тебя сломалось, давай починю быстро, а то нам ещё вещи собирать, на дачу поедем.
— Не трогай кота!!! — взревела бабка, — сроду таких детей не видела, пакость на пакости, никакого уважения, воспитания ноль!
Серёжа благополучно протаранил полосатого кота и тот встал, сонно выгнув спину. Мальчик проехался машинкой и по его вздыбленной шкуре, горка получилась что надо. Но вмешалась бабка, Серёжа перестал, а кот снова плюхнулся спать.
— Мам, что починить, говори давай, — напомнил Юра.
— В комнате карниз отвалился, Юр, ночью насилу заснула из-за фонаря, который установили на территории садика. И вот нашто он там нужен, скажи? Прямо в окна светом бьёт.
И бабка увлекла сына в комнату. Пока Юра возился с карнизом, а бабка крутилась вокруг и давала раздражающие советы, Серёжа от души подёргал за хвост кота, но животное и тут не проявило характера. Не поцарапал он обидчика, не фыркнул, а только пресно подёргал усами и ни в какую не желал убегать. Мальчик вздохнул и отправился на кухню попить воды. Когда он ставил стакан, то зазевался на муху, что лакомилась оставленным кусочком сыра — на звук битого стекла тут же примчалась бабка и опять давай визжать. Серёжа бросился собирать осколки.
— Что тут опять? — заглянул на кухню Юра, — ох, парень! Отойди, я сам уберу, не дай Бог порежешься, с тебя станется.
— Пакостник! Обо лдуй! Руки-крюки! — сыпала оскорблениями бабка.
— Мама, помолчи! Мы купим тебе новый стакан, не смей так называть мальчишку! Он обычный ребёнок! А ты, Серёжа, извинись, и скажи, что больше так не будешь.
Шестилетний Серёжа опустил свою светлую, как вызревшая пшеница, головку, нахмурил лоб и сжал кулачки. Молчал.
— Говорю же, совести нет! Мамке некогда было воспитывать, мужа нового искала и вот результат.
Юра поглубже вдохнул в себя воздух и прикрыл глаза, призывая остатки терпения. Он собрал в пластиковый чемодан инструменты и удалился вместе с Серёжей.
Нет, сын у Ольги вовсе не плохой, но непросто с ним, ох, как непросто. Он из тех детей, что сначала творят шалость, а потом с удивлением обнаруживают неприятные последствия. Наоборот никак не выходит. Руки Серёжи живут отдельной жизнью и сами находят приключения для хозяина. Сколько раз замечал Юра растерянный детский взгляд, что с изумлением созерцал плоды своих проказ: то на пути в гости нырнёт в лужу по самое колено, белые носочки и сандалии выполощутся грязью, по футболке расползутся брызги, а он — ой! А почему я вдруг мокрый?; то абрикос зелёных, грязных, у дороги на даче растущих, наестся, и выворачивает его прямо в машине; то разберёт на запчасти новые игрушки и ревёт, что их назад уже не собрать…
Подлокотник кресла он разодрал так, что из-под ниток торчит поролон, случайно разбил телефон, смыл пульт в унитаз, хотел проверить, пролетит или нет — не пролетел. А недавно стрельнул баночкой гуаши в стену, целился в муху, -крышка была плохо завинчена — и теперь у них в зале дизайн современнее некуда, словно там расписался именитый художник — ну, знаете, из тех, которые продают за бешеные деньги свою детсадовскую мазню в виде клякс. А им повезло, бесплатно достался такой шедевр.
Но самое обидное и непонятное для Юры было то, что Серёжа его категорически не любил и не принимал.
— Эх, Серёня! Сейчас маму твою дождёмся и вечером уже будем на даче. Накопаем червяков, а утром — на рыбалку. Пойдёшь со мной?
— Нет. Я с папой буду на рыбалку ходить.
Юра от таких заявлений терялся. Как самый обычный слесарь, он был далёк от психологии, тем более детской. А ещё, как простой и честный человек, Юра не умел врать.
— Серёжа, ты никогда не сможешь ходить на рыбалку с папой, он ум ер.
— Неправда, он уехал и вернётся за мной! — кричал Серёжа, упрямо топая ногой.
— Твоего папу два года назад сбила машина, он погuб и никогда не вернётся. Но теперь у тебя есть я. Я хочу с тобой дружить.
— Ты мне не нужен, убирайся из моей жизни! Ты уйдёшь и он вернётся, это всё из-за тебя, уходи! Не трогай меня!
Серёжа вырвал плечо из-под руки Юры, убежал на детскую площадку и спрятался в домике на горке. С бессильной злобой он ковырял там облупившуюся краску, а Юра стоял рядом и не знал как поступить дальше.
Папу Серёжа помнил очень хорошо. Он всё ещё был для мальчика живым, цельным и плотным, осязаемым и любимым. Мама забывала у него спросить, как прошёл день, у неё теперь другие заботы, у неё теперь Юра, а папа никогда не забывал, более того, всегда был на стороне сына. Серёжа шалил в своей комнате, обрывал листья с цветов, слыша, как мама и дядя Юра о чём-то смеются. Серёжа не осознавал, что это плохо — обрывать листья — он был слишком поглощён внутренним диалогом с папой.
«Как прошёл твой день? Никто не обижал?»
«Я с Пашкой подрался, он отнимал у меня трактор.»
«Паша плохой мальчик?»
«Да, самый плохой, его никто не любит.»
«Вот как! А ты в следующий раз врежь ему как следует, помнишь, как я учил тебя? В солнечное сплетение — бах!»
«Да, папа, я ему врежу.»
«Только смотри, чтобы воспитательница не увидела, действуй хитрее.»
И Серёжа лупил всех подряд, и ругали его тоже все, кому не лень: и воспитательница, и психолог, и мама, и родители детей, и этот Юра… Весь мир был против него. Только папа во всём его поддерживал.
«Не предавай меня, сын, только я твой папа, никто тебя больше не любит. Видишь, какая мама? Она предала нас. Хоть ты у меня не предатель?»
«Нет, папа, я никогда тебя не предам.»
У Ольги опускались руки от бесконечных выходок сына. Что она только не делала: и ласкалась к нему, и пыталась поговорить, выяснить, почему он себя так ведёт, но Серёжа словно оградил себя со всех сторон каменной стеной. А потом сил на ласки уже не осталось и Серёже доставалась одна только ругань. В отместку он шкодил ещё больше, ненавидел отчима ещё неистовее. Юра плюнул на установление контакта с несносным мальчишкой и в душе стал соглашаться с матерью, что Серёжа и вправду др янь, особенно после того, как пасынок выломал в новом дачном заборе несколько досок. Юра этот забор устанавливал целый день.
— Слушай, я уже не знаю, что делать с твоим сыном. Тебе рожать скоро, представляешь, что он нам устроит?
— Да, я думала об этом, — вздыхала Ольга.
— Давай я на какое-то время отвезу его к твоей матери в деревню? На пару месяцев. Может, он там остынет, осознает свои ошибки?
— Ох, мама у меня тоже не сахар…
— Ну вот и пусть столкнутся лбами! Может сделает наконец выводы.
Ольга посмотрела на сына, который выдирал из мягкой игрушки вату. Вздохнула. Беременность давалась ей тяжело, а сын порой доводил до бешенства.
— Пожалуй, ты прав… Пусть остаток лета проведёт у бабушки.
***
— Итак, Серёжа, — бабушка строго взирала на внука поверх очков, — жить мы с тобой будем по чётким правилам, запоминай: завтрак в 10.00, если проспишь его или прогуляешь, будешь ждать обеда, перебиваясь садовыми ягодами. Обед в 13.30. Между приёмами пищи, если будешь хорошо себя вести, я буду давать тебе вкусненькое. Это первое. Второе — если я увижу твои брошенные где попало вещи, они тут же безвозвратно отправятся в мусорку. В третьих, над животными не издеваться, цветы с клумб не рвать и по огородным грядкам не носиться. За неисполнение третьего пункта тебя ждёт наказание — будешь чистить в сарае куриный помёт и мести метлой двор.
Серёжа сидел на ковре и вполуха выслушивал сию утомительную тираду. Он пытался отсоединить крючок с подъёмного крана, который болтался на верёвке. Они с мамой редко приезжали к бабушке. Мама говорила, что у бабули замашки деспота и тирана, и что она загубила маме всё детство дурацкими правилами, держа в ежовых рукавицах единственную дочь.
— Надеюсь, ты всё усвоил?
— Угу, — рассеянно промычал Серёжа.
Неожиданно бабушка продолжила мягко, даже ласково:
— А теперь иди ко мне, мой хороший, дай я тебя обниму. Ты уже такой большой, такой красивый мальчик, уверена, что ещё и умненький, иначе и быть не может, ты же мой внук.
Бабушка протянула к нему худощавые руки и улыбнулась. Серёжа находил бабушку красивой: стройная, прекрасно выглядящая женщина пятидесяти лет с жёсткими чертами лица и придирчивыми, ясными глазами. Работала она в местной школе учительницей начальных классов. Однажды мама обронила при ней и Серёже нехорошее слово и бабушка заставляла её вымыть рот с мылом, но мама не подчинилась, раскричалась о том, что она уже не маленькая, схватила вещи и потащила сына на трассу ловить попутку.
Серёжа бросил кран, подошёл к бабушке и позволил себя обнять.
— Мы с тобой отлично проведём время вместе. Расскажи мне, чем ты любишь заниматься? Есть ли у тебя дома друзья?
— В садике есть друг, но мы часто дерёмся.
— А почему спокойно не выясняете отношения? Зачем сразу драться?
Серёжа пожал плечами.
— Разве приятно, когда тебя ругают?
— Я привык. Мама и внимание обращает на меня только тогда, когда нужно отругать.
На лице бабушки появилось подобие сочувствия. Она погладила по пшеничным волосам внука.
— Тебе машинка нужна ещё? Да? Тогда убери, пока она не отправилась в мусор.
Серёжа убрал машинку на полку.
— Давай мы найдём тебе друга и завтра вместе отправимся на речку? Через дом от нас живёт очень хороший мальчик Дима, он всего на год старше тебя. Я вас вечером познакомлю, только ты с ним не дерись, иначе я очень расстроюсь. Хорошо?
— А если он первым будет задираться?
— Он не будет, но если такое случится, скажи ему громко: «Не надо драться! Давай сделаем так, чтобы и тебе всё нравилось, и мне!». А если ты сам кого-то обидел, просто переступи через себя и извинись. Ведь тебе и самому приятно, когда извиняются, если не правы?
С Димой у Серёжи начало складываться всё хорошо, даже более чем. Он познакомил Серёжу с другими ребятами и они стали играть на улице: строить будки, шалаши, вечерами, когда солнце переставало палить, гоняли в футбол, сделав из кирпичей условные ворота. Бабушка постоянно выходила проследить, не шалит ли Серёжа, — дочь ведь всякого нарассказывала-, но серьёзных потасовок не происходило.
— Серё-ё-жа! Шесть часов, пора ужинать!
Серёжа «давал пять» приятелям (били друг друга о ладоши) и бежал на ужин. Насчёт часов приёма пищи бабушка в первый день не пошутила: мальчик трижды оставался то без завтраков, то без обедов, а покушать любил, бабушка готовила вкусно. Первый раз он здорово психанул, когда бабушка не позволила ему, переспавшему, лезть в холодильник и шнырять по столу.
— Да не понимаю я по этим часам! Откуда мне знать когда девять, а когда десять?! Я ещё маленький! — негодовал Серёжа.
— Но я же будила тебя. А по часам понимать не сложно, давай я тебя научу.
Бабушка бесстрастно указала на настенные часы:
— Смотри, толстая и короткая стрелка показывает сколько часов, а тонкая и длинная — минуты…
Полчаса просидел Серёжа над теми часами, но понял только толстую стрелку. Голова начала вскипать. Цифры-то он знал, а понять взаимодействие всего механизма ему было ещё сложно.
— Но ты молодец, умничка, что-то, да понял, — похвалила его бабушка, — давай мы в другой день ещё потренируемся, а ты будешь вставать вовремя, когда я тебя бужу, и если зову домой — сразу идти. Договорились?
— Ладно. А теперь можно я всё-таки поем?
— Прости, зайчик, но нет.
С остальными пунктами бабушкиных требований тоже поначалу обстояло не гладко: Серёжа лишился нескольких брошенных на полу игрушек, шорт и любимой баночки со слаймом — присохшие к ковру остатки этой слизкой, желеобразной субстанции мальчику пришлось долго отдирать от ворса. Трёхцветную кошку он засунул в сумку, забыл о ней, и животное просидело там около часа в луже собственной мочи. Другого кота он обстреливал из рогатки, совершая при этом двойное преступление — мчался за ним по помидорной грядке, сваливая кусты. Так что мальчик успел и у кур неумело прибраться, и дворовые дорожки не единожды мёл.
Всё свободное от гуляний время Серёжа проводил с бабушкой: вместе играли, учились читать, рисовали, перед сном бабушка рассказывала сказки. У Серёжи совсем не оставалось времени на внутренние диалоги с папой. Бабушка до того живо интересовалась его делами и увлечениями, что у мальчика и потребности не возникало делиться своими переживаниями с кем-то ещё. Да, бабушка была строгой, порой слишком, зато никогда не орала на него за проказы, а ровным, спокойным голосом разъясняла причины по которым этого делать не стоит. А потом он отбывал наказание.
— Божечки, какой двор стал чистый! Никогда в жизни я его таким чистым не видела! Молодец, Серёженька, — неизменно хвалила она внука.
Или же:
— Ну и помидоров ты собрал! Отборные, надо же! Вот это да! Надо соседке показать… Све-е-ет! Смотри, каких помидор Серёжа собрал! Один лучше другого!
— Ну, молодец, молодец, помощник, — отзывалась соседка, — мне бы такого внука.
— Это ещё что… — смущался довольный Серёжа, — я и лучше могу. Бабушка, а кур надо кормить? Давай я сам сделаю, а ты отдохни.
— Ну покорми, зерно в бочке, в сарае.
— Знаю! — сверкал пятками Серёжа, убегая исполнять поручение.
Подходила пора прощаться. Серёжа, захлёбываясь впечатлениями, рассказывал бабушке о том, как здорово он научился играть в футбол:
— Я лучше всех умею голы забивать! Все ребята так говорят!
— А я видела, наблюдала за вами. Надо сказать матери, чтобы на футбол тебя отдали.
Серёжа резко опечалился.
— Ба… А можно я с тобой останусь? Маме я не нужен, у неё Юра есть и тот ребёнок, ну, который родился.
— Почему ты так считаешь? Ты всем нужен: и маме, и Юре, и мне, и даже сестричке.
— Нет, я лишний, лишний! И всё из-за этого Юры! Если бы не он… мой папа… он бы…
— Серёжа, — мягко проговорила бабушка и обняла его, и опять перебрала соломенные волосы на макушке, — Юра не виноват в том, что твоего папы больше нет. Так бывает, пойми: люди просто умирают. Надо жить дальше, смириться.
— А я не верю, что он умер. Дома я с ним часто разговаривал, ну, представлял, будто он меня спрашивает о чём-то. Мой папа был самым лучшим, я не могу его предать.
— Почему же сразу предать? Ты можешь помнить его и любить хоть до конца жизни, он не обидится, что у тебя есть новый папа, наоборот, будет радоваться, что есть ещё кто-то, кто к тебе хорошо относится, старается полюбить.
Серёжа поник и задумался.
— Мама по нему не скучала. Никогда не плакала. Один раз только, когда узнала. Может, она была рада? Не любила его?
— Каждый по-своему справляется с горем. Не надо так думать. Твоя мама всегда была очень упрямой и замкнутой, с тяжёлым характером.
— Но зачем тогда ей этот Юра?
— Потому что он хороший человек, а жизнь не закончена, твоя мама молода… Когда-нибудь ты поймёшь.
Бабушка звонила маме в день Серёжиного отъезда и долго-долго разговарила с ней о чём-то во дворе, наблюдая, как Серёжа прощается с ребятами.
***
Автомобиль остановился на обочине у входа на кладбище. Мать с сыном вышли и пошли по рядам, а Юра остался наворачивать круги вокруг машины, покачивая свёрток с младенцем.
— Мам, зачем мы сюда идём?
— Мы идём проведать твоего папу. Сюда сворачивай.
Сердечко мальчика ёкнуло и болезненно сжалось. Они прошли несколько ограждённых надгробий и остановились возле чёрного, гранитного. Ольга достала из вазы засохшие цветы и поместила туда новые, свежие гвоздики. С надгробия на Серёжу смотрел отец. Тихая, чуть заметная улыбка, лёгкий и отзывчивый взгляд… Мальчик подошёл ближе и провёл пальчиком по отцовской щеке.
— Он там — под землёй?
— Да.
— О чём он думает? Что чувствует?
— Ничего. Он растворился, Серёжа, стал частью земли и остался только в нашей памяти.
— Ты ещё любишь его? Ты скучаешь?
Голос Ольги дрогнул от подступивших слёз.
— Конечно люблю и скучаю. Я никогда не думала… никогда, понимаешь…
Ольга зарыдала. Серёжа с размаха впечатался в её живот и крепко обнял. Тоже заплакал. Потом обернулся, закричал холодному надгробию, заикаясь от слёз:
— Папка, папка! Я тебя никогда не забуду! Мы с мамой всегда будем любить тебя, слышишь?
— Он слышит, сынок. Он тебя слышит.
И она присела перед ним на колени:
— Прости меня, Серёжа, за то, что так мало уделяла тебе времени. Я исправлюсь. Я как-то замкнулась, ушла в свой мир, в работу… Потом Юру встретила. Теперь и маленькая вот… Прости.
— Ничего, мам. А с Юрой я подружусь, если он, конечно, ещё не против…
— Что ты! Он только об этом и мечтает!
С сентября Серёжа пошёл в первый класс, без двух недель ему было 7 лет. Вечерами Юра отвозил его на тренировки по футболу, а после помогал доделать незаконченные уроки.
— Ну, как прошла тренировка? Все голы забил?
— А то! Обожаю футбол! Дядь Юр, а давайте на выходных с вами сыграем на площадке? Тот, кто проиграет, исполняет любое желание победителя.
— О! Ну, я точно проиграю, куда мне до тебя, чемпион! — смеялся Юра. — И что у тебя за желание?
Они шутливо потолкались боками.
— Я на рыбалку хочу съездить. Сможем?
— Ну, это я с удовольствием, сынок!
Серёже очень хотелось в ответ назвать Юру папой, но он пока ещё стеснялся.