По растоптанной слякотной дорожке зимнего городского рынка, мелко переступая тряпичными сапогами, семенила старая женщина. Иногда она останавливалась, чтобы оглядеться, а потом опять низко опускала голову и шла дальше, боясь упасть.
С высоких, среди декабря, заголубевших небес лениво навеивалось влажное тепло. Оттепель. Нежданная-негаданная оттепель. Марья Сергеевна её не ожидала, боясь застудиться, обулась и оделась не по погоде.
Здесь, на знакомом ей ещё с детства рынке, стояли лужи. Она старательно обходила их, смотрела под ноги, но боялась пропустить что-то важное у торговцев. Собственно за этим она сюда и приехала из пригородного поселка на автобусе. Три года уж здесь не была.
Вот только что это – важное, Марья пока не решила.
Рынок со всех сторон оброс разномастными киосками и палатками, павильонами и навесами. Чего тут только не было: и пекарни, и небольшие продуктовые магазины, торгующие мясом и рыбой, и мандариновые завалы, и павильоны с шубами, фарфором и бижутерией.
Если б снять сейчас рынок сверху, и ускорить эту видеозапись, сразу стало бы заметна в метущемся ажиотаже человеческого муравейника старая женщина, перебирающаяся в людской толпе, как черепаха.
Марья, почти не озираясь, пробрела продуктовую часть рынка. Это ей не надо, это она и в привычном магазине рядом с домом у них в поселке возьмёт. И денег она отложила. А здесь, разве разберет она в изобилии товаров – где да что?
Ей нужно было другое. То, чего в их поселке нет. Нужно то, что никто из их поселка в магазине не видел. Особливо – Зина и Наталья, её давние подруги и почти ровесницы.
Стеклянные двери павильона были так тяжелы, но Марья воспользовалась тем, что из дверей выходили, и оказалась внутри теплого павильона. Встала на свободном пространстве, достала очечник, натянула на нос очки.
Фарфор, посуда. Ага. Вот бы это фарфоровое чудо взять – глаза упали на большую фарфоровую супницу.
Поставить на стол перед Зинкой и Наташкой, и сказать – вот…
Она подошла поближе, увидела ценник – 6700 руб.
Чего это? Цена ли? Пригляделась…
– Вам что-то подсказать, бабушка? – к ней подходила высокая молодая продавщица.
– Нет, – Марья посмотрела ей в грудь, упёрлась в расстегнутую пуговку там, где она должна быть застегнута, – Неет, посмотрела я просто. Красивое все. Но тяжёлое очень, не возьму.
Марья Сергеевна суетливо и немного стыдясь того, что так ничего и не купила, направилась к двери. Про «тяжёлое» она придумала сходу, скрывая свое удивление ценами, а сейчас подумала, что ведь и верно – тяжёлое, да и колкое, разе по такой погоде довезешь фарфор? Кокнешь где-нить в автобусе, да и все. Нет, ей надо что-нибудь другое.
И Марья, сняв и бережно убрав очки, направилась дальше. Шубы, бижутерия, платки, обувь..обувь…обувь… Нет, не то.
Она зашла ещё в пару павильонов, присматривалась к картинам. Но те, что нравились, были дороги, остальные она никак не могла представить в своем доме.
И вот увидела она павильон, в окне которого – из одеял и подушек сделана как-бы постель. И стеклянные двери были тут легче.
Очечник-очки. Ух! Красивые какие пледы. К ним и подошла. Долго ходила по витрине, где пледы были красиво наброшены на палки, потихоньку, чтоб никто не заметил трогала пальчиком – шерсть али не шерсть, поди разбери сейчас.
Долго к ней вообще никто не подходил, а потом подошла молоденькая совсем девушка.
– Вам помочь?
– Мне бы плед, милая, хороший бы.
– А размер?
– Не знаю.
– Семье или себе берете?
– Семье, – почему-то соврала Марья Сергеевна.
– Тогда вот эти. Вам же недорогой? Смотрите. Вот эти до полутора тыщ всего. Расцветка разная.
– А они с шерстью?
– Неет. С шерстью, знаете ли дороже. Пойдёмте, они вот тут, – продавщица чуть перешла, Марья – за ней, – Вот этот 2900, а эти ещё дороже. Видите? А этот 22 тыщи.
Марья видела. Цены – ох. Учитывая, размер её пенсии, учитывая, что никакой плед ей вообще не нужен был, в принципе … Если мёрзла, она куталась в пуховый старый платок или вязаную жилетку, а на холодный случай – в ватное одеяло.
– Те тоже ничего. Но эти лучше, только не по карману вам, наверное …
И сказано это было как-то нехорошо. Будто уверена продавщица, что теряет тут время с этой старушкой.
«Брала б уж что подешевле, и не забивала ей голову. Ведь все равно дорогой не возьмёт».
Ох! Такие деньжищи! Но … Плед был именно то, что надо. Марья стеснялась перед продавщицей, что долго не может определиться.
– Давай милая вот тот, в клеточку, – она указала рукой на пледы подешевле.
Продавщица взяла плед, начала упаковывать, но тут Марья передумала.
– Нет. Уж простите меня. Все ж таки с шерстью давайте, вот этот – тоже в клеточку, за 3400.
Продавщица посмотрела на неё удивлённо, и почему-то недовольно, и начала упаковывать плед другой. Он уложился в прозрачную и удобную сумку-чехол, был очень легок и красив.
Марья Сергеевна вышла из павильона, привычно жалея оставленные в магазине купюры, но удовлетворенная покупкой. Теперь надо покупку спрятать. Тоже задачка. Она искала большие пакеты, спрашивала торговцев. Она не могла ехать в автобусе с односельчанами с пледом на виду. Это не входило в её планы.
Но как назло больших пакетов ни у кого не было, а время обратного автобуса приближалось.
– Милая, нет ли бумаги какой на выброс, завернуть вот надо? – она поднимала прозрачный аккуратный чехол с пледом над прилавком.
– Неее, у нас только ящики, – на продуктовом рынке тетка, в голубом халате поверх куртки, разводила руками.
– Эй, бабущка. Давай п’амагу, – вот пакеты есть у меня, – армянин – торговец звал её, – Заачем прячишь? П’адарок хочищь зделать, да?
Марья кивала. И не обманывала. Армянин ловко завернул ей плед в чехле в два больших пакета и от оплаты отказался.
– Ни-ни! Пусть п’адарок тибе будет! С Новым годом тибя!
– Спасибо, родной.
И Марья Сергеевна аккуратно ступая со спокойным уже сердцем засеменила на остановку. Ох, сыро. Люди сновали целыми семьями, хлопали двери ларьков и павильонов, стояли очереди. Не переоценила ль она свои силы, решив приехать сюда? Только б не упасть.
Но сегодня ей везло. Поскользнулась – подхватил ее под руку парнишка. Какой-то мужик чуть не налетел на неё, но как-то вовремя обогнул, чуть зацепив. В автобус зайти помогла женщина, место уступили. Наверное, Бог понимает, что у нее, у Марьи, дни нынче особенные – юбилейные. Через неделю стукнет 80.
Пока ехали, Марья размышляла о своем юбилее.
Придут к ней гости – Зинаида и Наталья. И хоть в гости они заходили и частенько, но этот день не просто визит, а визит праздничный.
Зина 80 уже стукнуло. И Марья тоже ходила к ней с Натальей. Дружили они ещё с молодых лет, жили не очень далеко друг от друга, поселок у них сам по себе небольшой.
Зине хорошо – живёт она с дочкой, и праздничный стол накрывали дочь и внучки.
Счастливая она, Зина-то. Живёт, все за ней приглядывают. Вчера вон по телефону хвасталась стулом-биофтуалетом. Дочка ей купила, чтоб ночью, значит, далеко не ходить. Прям встал рядом с постелью и… Аж надоела с этим стулом.
Марье такой радости и задаром ещё не надо. Она вон и на рынок приехала, а уж до туалета и подавно добежит.
Вот только о рынке она хвастаться подругам не должна. Как бы не проговориться, вот так случайно в разговоре про какой-нить туалет прикроватный!
У Натальи дела похуже. Сын приходит к ней и сноха. Живут они меж собой неважнецки. То сходятся, то разбегаются, хоть и сами давно не молоды. Сын периодически живет с матерью. Часто психует и даже замахивается в сердцах…
Наталья винила сына за пьянство и очень любила сноху, а та отвечала ей взаимностью. Даже когда разбегались с мужем, когда он жил у матери, приходила, делала той уборку, дарила подарки. И детей к этому приучила – бабушку не забывали, а она – их.
А у Марьи была одна дочь – Светлана. Давно уехала работать, а потом и осталась жить – в Сочи. Там у нее семья, второй уж брак … Хотя и в этом Марья была не уверена. Знала о дочке она мало, к величайшему гнетущему и ставшему самым большим Марьиным несчастьем, сожалению.
***
– Нуть! Вот и мы! – кумушки пришли вместе, сзади топтался сын Натальи.
– Куда ставить-то? – пробубнил он.
– А вот сюда и ставь, Коленька! Ставь и ступай! Скользко нынче, вот Коля помог, – с гордостью глядя на сына, сказала Наталья, – Это тебе от нас с Зиной.
Распаковали – ведро и само отжимающая швабра. Марья была довольна. Побежали пробовать, экспериментировать.
– А от меня вот ещё, – добавила Зина и достала коробку сладостей, повязанную красивой лентой.
– Вот те и на, – возмутилась Наталья, – И не сказала! Коза! Я б может тоже чего взяла тогда. Лишь бы выпендриться тебе, Зинка!
– Да я в последний момент схватила, думаю – чаю попьем.
– Будто у Марьи-то не с чем чаю попить? Вон смотри, тут у неё – ух. И ёлку нарядила уж!
– Не ссорьтесь, девоньки мои. Садитесь к столу. Сейчас пюрешечку есть будем с котлетами.
– Мне много не накладай, – Зинаида командовала грудным низким своим голосом, – Я на диете. Опять на днях животом маялась.
– А по капельке?– спросила Марья.
– А по капельке можно.
– А я не буду, Маш, давленье …
– Ох, ты смотри! А у нас, прям, оно в норме! Мы в таком уж возрасте, когда, коли жить хотим, так и врачи бессильны. На болезни жаловаться бесполезно, – возмущалась боевая Зинаида.
– Верно. Вот и Маше – 80. Ох! Я – следующая, – Наталья прослезилась.
Поздравляли, ели пюре. Позвонила племянница Марьи, поздравила от души тётушку. Марья улыбалась.
Начались разговоры про Новый год.
– Ох, мои замучили – чего, бабуль, тебе подарить, чего подарить? Говорю – не надо мне ниче, с собой ведь не прихватишь, а они – нет. Опять чего-то заготовили, скрывают, – брюзжала, но с гордостью Зинаида.
– А меня сноха спросила – чего мне надо. А у меня утюг старый. Так ведь дорого. Но она все равно сказала – подарит. Такая она у меня. И чего Кольке не живется?
– Ну, а Светка-то? Светка-то поздравила ли мать, или опять забыла? – Зинаида бросила ложку, вспомнив о главном.
Марья кивнула.
– Она мне подарок прислала.
– Да ты что! И чего прислала-то? Показывай…
Марья как бы нехотя поднялась и стащила со шкафа плед в прозрачном чехле. Расстегнула молнию спокойно, слегла дрожащими руками достала плед.
– Ох, красота какая! – всплеснула руками Наталья, – Боольшой какой, всех троих нас завернет. И теплый. Но не шерстяной все равно.
– Это как это не шерстяной! Глаза-то в очки одень! Читай, видишь – шерсть, – возмущалась Марья.
Плед мяли, разглядывали, накидывали на плечи. Светку хвалили.
– Вот Светлана – молодец, угодила так угодила. Ты ж не любишь жару-то в доме. Котел убавишь, укутаешься… Молодец – Светка. Вспомнила про мать.
– Да, нам сейчас тепло, ох, как нужно, косточки греть, – поддакивала Наталья, – А ты чего его на шкафу-то держишь, пользуйся!
– И то верно, – Марья положила плед на диван.
– А как она прислала-то? По почте что ли? – спросила Зинаида, а Наталья глянула на неё сердито.
Ответы у Марьи были заготовлены. По почте – нельзя, поселок маленький, посылки ей не приходили.
– Нет, с курьером передала. Заехал тут парнишка, сказал – Вам подарок от дочки и поздравление. А ещё цветы. Только я уж их выкинула, завяли.
– Ну, Светка! Сделала подарок матери. И цветы ещё! Ох, как же хорошо-то, когда такие дети. Как она поживает-то?
– Отлично. Работает, дети сами, уж внуки … чего. Катя-внучка адвокатом работает, и муж у неё – полицейский. Сашка отслужил, тоже работает. Все хорошо.
– А с мужем как, с мужем-то?
– Пенсионер он уже, но работает через трое суток. Хорошо живут, отдыхать ездят.
– А сюда-то, к нам, не собираются?
– А чего им делать-то тут? Они у моря живут, а отдыхают у океанов, за границу ездят. В общем, у нас тут уж для них – скука.
– Скука, но мать-то навестить надо бы, – вставила Наталья, – Мать ведь.
– Так она меня к себе зовёт, – подруги переглянулись, – Даа, может и уеду. Сильно зовёт. А я так тут привыкла, что чего-то побаиваюсь.
– Ох, и верно, Маш. Куда нам срываться-то? Жила б ты уж тут. На чужом-то месте поди – привыкни. А наша молодежь и тебе, случись что, подсобит, – басила Зинаида.
– Вот и я так думаю, отказываюсь. Говорю – нет, Свет, погожу пока. Она расстраивается, конечно, но понимает все.
Сидели недолго. Возраст не тот, чтоб засиживаться. Марья проводила гостей до калитки.
Зинаиду встречала внучка, взяла старушек под руки. Они обе молчали всю дорогу, смотрели себе под ноги, боясь поскользнуться. И лишь перед своим домом Наталья схватилась за забор, достала платок и приложила к глазам.
– А ты знаешь, Зин, так хочется верить, что и правда дочка прислала…, ой, не могу, – глаза на холоде защипало от слез и она прижала платок к лицу.
– А ты и верь! Раз уж она сама верит, так и мы должны. Забудь, что Люська бормочет. Считай, показалось ей там в автобусе, мало ли чего она расскажет. Верь Маше! И не раскисай, подруга. Нам поздно уж раскисать! Надо с Марьи пример брать – она ждёт и верит.
А Марья и правда верила. Подруги ушли. Она, с той же улыбкой на лице, зашла в дом, заперла дверь.
Села на диван и набрала номер телефона дочери – телефон крякнул и замолк, как всегда. Набрала второй номер, третий … Их у Марьи было четыре – номера телефонов Светы менялись регулярно. Набрала единственный номер внучки – вне зоны. А номера внука у неё не было.
Марья не обижалась, нет. У них, у молодых столько дел, проблем.
Последний раз дочка звонила в феврале, тогда и рассказала кратко об их делах, а Мария додумала уж сама, досочиняла так, как хотела, чтоб было в реальности – чтоб дочь и внуки жили хорошо, чтоб звала ее дочь к себе, чтоб ей звонила хотя бы по праздникам.
Марья взяла плед в руки, прилегла на диван, закуталась. Ох, какой же хороший плед! Такой уютный и теплый. Она погладила мягкий плед морщинистой ладонью.
А как могло быть иначе? Дочка же подарила …