Когда жена Славы дохаживала последний месяц беременности, его мать подарила будущей внучке стёганное одеялко. Лариса Дмитриевна любила шить, это было её развлечение. Одеяльце было лёгким, пуховым, из разноцветных кусочков материи и, так как ждали девочку, сверху она нашила обмётанную зигзагом бабочку. Подойдя к дверям квартиры сына, Лариса Дмитриевна предварительно достала из пакета подарок, чтобы сходу поразить молодых.
— Во-о-от… Смотрите как я для вас настаралась. Несколько месяцев шила! В машинке не стирайте только, пух собьётся, лучше мне отдавайте, я сама. А так оно уже чистое, — с гордостью передала она невестке своё творение, ожидая, очевидно, похвалы или хоть какой-нибудь благодарности.
— Спасибо, мама, очень красиво, — с улыбкой сказал Слава, принимая от матери зимнюю шапку и перчатки, и помогая ей снять пальто.
Таня, так звали невестку, лишь промычала что-то распухшими губами и, не рассматривая одеяло, кинула его на тумбочку. Живот её уже был настолько огромен и высок, что на него без проблем можно было ставить целый поднос. Ежеминутно придерживая его то одной рукой, то другой, Таня вперевалку, как утка, ходила по квартире с кислым выражением лица, давая понять всем и каждому насколько ей тяжело и вообще лучше её не трогайте. Распухла она знатно, щёки стали круглыми, как наливные яблоки, а ноги напоминали две несокрушимые колонны. Врачи сказали — отёки. Лариса Дмитриевна старалась относиться с пониманием и терпением к невестке, всё у них было нормально, а тут период такой непростой, что гнать на поворотах надо бы полегче, с остановками… И Лариса Дмитриевна скукожила сочувственное лицо, давая понять Тане, что она всё понимает, сама женщина.
— Тяжело тебе, да? Поздняя беременность, Танечка, что же ты хотела. Сорок лет для родов уже возраст… Я последнего в тридцать пять родила, и то горя хлебнула. Весь первый месяц с температурой под сорок — воспаление почек пошло, белок нашли в моче. Катетером скорее всего занесли инфекцию. Ну я рассказывала тебе.
— Ага, раз десять уже, — довольно грубо отозвалась Таня.
— Тань! — предупредил её Слава и виновато зыркнул на мать.
Таня капризно расплющила губы и неповоротливо развернула курс в сторону комнаты:
— Пойду прилягу. Скорей бы родить уже, мочи нет.
— Ты, мам, не обращай внимания, нервы у неё, не спит почти, — оправдался Слава за жену.
— Нормально, нормально, я с пониманием, — отмахнулась Лариса Дмитриевна и вдруг просияла: — А вот и мой золотой мальчик! — обняла она старшего, пока единственного внука. — А что ты так долго не выходил встречать бабушку?
— Игру заканчивал, ба. Папа дал мне свой ноутбук, — отвечал мальчик и тёрся лицом о бабушкин живот.
Бабушка хохотала, потому что внук щекотал её.
— Ой, а что это у тебя на щеке за сыпь? — обеспокоилась Лариса Дмитриевна, рассмотрев внимательно внука.
— Да аллергия какая-то, — ответил Слава. — Жить будет — не умрёт.
— Мда уж, — поджала губы бабушка, — ответственность у вас так и зашкаливает.
Федя потащил бабушку за руку, она бросила на ходу:
— Там шоколадка в пальто, Слав, достань для Феденьки. Только теперь не знаю можно ли ему… Что вы тут? Живёте? В школе всё хорошо?
— Средне, — юльнул внук от неприятной темы.
— О! А что так? — допытывалась бабушка, проходя на кухню и усаживая подле себя внука.
— Скучно, вот что. Всё уроки, да уроки и ничего интересного. И мальчишки у нас дерутся.
— О как! — с иронией подняла брови Лариса Дмитриевна. — Но ведь и ты у нас, Феденька, в этом плане не промах.
— Ага, и не говори, — подтвердил отец, наливая воду в электрический чайник, — и месяца не проходит, чтобы нас в школу не вызвали.
— Ты чего дерёшься, Федь? — вновь, на сей раз серьёзно, поиграла бровями бабушка.
— Они первые, — упрямствовал мальчик.
Из комнаты заорала Татьяна:
— Он у нас в первом классе таким не был, а во втором как сглазил кто! Вот до чего доводит похвальба неискренняя, меньше надо его «золотым» называть!
«Ишь какая ушастая, — с досадой подумала Лариса Дмитриевна, — и на что намекает? Только я говорю на него «золотой»… Это я что ли неискренне люблю Федю?»
Слава спешно прикрыл кухонную дверь и снова виновато скосил глаза на мать. Ларису Дмитриевну не проведёшь — она сына знала как облупленного, с первого взгляда могла определить когда тот врёт, боится, переживает или банально хочет в туалет. Повздорили небось! Но это не её дело, пусть разбираются сами. Она решила сменить тему.
— Слав, а куда ты ту картину повесил, что я с моря привезла? Хочу глянуть как смотрится. Я думала вы на кухню её — она же с фруктами. Специально выбирала в оранжевых тонах, под цвет вашего уголка.
Слава завис с одноразовым пакетиком чая над кружками.
— Да мы это, ма… Не повесили ещё. Руки не дошли как-то.
— За четыре месяца не дошли?! Во даёшь! У тебя ведь и гвоздь, вот он, вбит уже, торчит бесхозный. Тащи её сюда, сейчас примеряемся, — потребовала Лариса Дмитриевна, — картина хорошая, маслом написана, она вам свежести добавит.
— Мы сами! — резко, как ужаленный, вскричал Слава. Лариса Дмитриевна чётко уловила в его голосе ложь и растерянность. Она с недоумением воззрилась на сына.
— Мы потом, мам, — примирительно объяснил Слава. — Я её засунул куда-то, а куда — забыл. Искать надо. Тебе в чай холодной воды добавить, чтобы не горячим был?
Лариса Дмитриевна кивнула и в этот момент к двери рванул Федя.
— Меня мама зовёт!
Лариса Дмитриевна обеспокоенно посмотрела на спину сына.
— Слава… — тихо спросила она, пользуясь отсутствием внука, — у вас всё нормально?
— Да, да, мам, всё хорошо.
Слава выставил перед матерью чай и открыл упаковку печенья, потом вспомнил, что у них завалялись на верхней полке «рафаэлки», подальше от глаз сына, и достал их тоже.
— Я попросить тебя хотел — мне в командировку через неделю, на три дня всего. Если Таня в это время начнёт рожать — поможешь?
— Да в чём вопрос! Возьму за свой счёт! Без проблем. И за Федей присмотрю. А вот и он!
Вернулся понурый Федя. Он безрадостно взял печенье. На столе оставалась лежать нетронутая бабушкина шоколадка. Федя почему-то глянул на неё с обидой. Лариса Дмитриевна принялась её распаковывать.
— Ба, я не буду. Мама сказала… — тут он на отца глянул по-странному, — мама сказала, что сладкое только после нормальной еды.
— Так давайте я приготовлю, помогу вашей маме! — вскочила Лариса Дмитриевна, обрадовавшись, что может быть по-настоящему полезной.
— Я сама! Не надо ничего готовить! — истошно заорала на всю квартиру Татьяна и закашлялась от усердия, — там, кхэ-кхэ, картошка фри замороженная, разогрею да и всё, будет с него.
— Ох, Господи… — вырвалось у Ларисы Дмитриевны и она закончила уже мысленно: «Не оттуда ли аллергия, что кормят ребёнка всякой дрянью?»
Чувствовала Лариса Дмитриевна, что молодые что-то от неё скрывают и интуиция подсказывала ей собственную причастность к происходящему. Она поделилась мыслями с мужем.
— Да не бери в голову, — посоветовал муж, — беременная баба мозгам не хозяйка. Родит — и успокоится.
— Нет, ну я-то им ничего плохого не сделала, правда, Саш? А то может я за собой не замечаю?
— Вы видитесь два раза в месяц, когда бы ты успела.
— А может Таня обижается, что мы мало помогаем? Она мне, когда Федя ещё маленький был, невзначай говорила, что вот, мол, у других бабушки с детьми помогают, а она всё сама, нет у них таких бабушек. И что мне? Преподавание из-за этого бросать? Что мне делать на пенсии? Я люблю Федю и внучку будущую люблю, но считаю, что пока есть запал, имею право и поработать, не каждому работа в радость. Я своё уже отнянчила, двоих подняла и тоже без чьей-либо помощи. Вот радости-то опять сидеть по шею в пелёнках…
— Ой, ну всё! Растарахтелась! Не хочешь — не нянчи, кто тебя заставляет! Работай в своей музыкальной школе и не заморачивайся.
— Чувство вины у меня есть, понимаешь.
— Нет.
— Это потому что у тебя диапазон эмоций как у чайного блюдца, — съязвила Лариса Дмитриевна. — Ладно.
В ту же ночь, когда Слава отправился в командировку, Татьяне припёрло рожать. Прямо с работы Лариса Дмитриевна помчалась к Феде, чтобы мальчик не остался один. Она заранее договорилась, что её на три дня подменят. И решила Лариса Дмитриевна за эти три дня наверстать всё упущенное, расположить к себе, так сказать невестку, чтобы та не думала чего, не обижалась.
Дело было в декабре и как раз бабахнули морозы под минус 35 градусов. Татьяна родила не очень благополучно — ребёнок глотнул околоплодных вод и вскоре попал в реанимацию. Морозы не остановили Ларису Дмитриевну перед необходимостью подвига — сразу после родов потащилась она к Татьяне с сумкой полезных продуктов и между йогуртом без добавок и зефиром вклинила записку: «Танечка, крепись! Самое тяжёлое время в больнице — это первая ночь. Напиши, что тебе принести завтра? Может курицу с овощами пожарить?»
Таня ответила, что ничего готовить не нужно, их в роддоме кормят достаточно.
Лариса Дмитриевна взяла отпуск на две недели, чтобы поухаживать за мальчиками — Федей и Славой, — и про Таню тоже не забывала, каждый день звонила, приезжала тоже каждый день, несмотря на мороз, даже если Татьяна просила одни прокладки.
— Как ты себя чувствуешь, моя хорошая? Спасибо за внучку!
Перед выпиской вылизала Лариса Дмитриевна всю квартиру сына, при этом деликатно не заглядывая в шкафы и ящики, чтобы не обвинили её, не дай Бог, в том, что она где-то рыскала. После работы, делая круг по городу на автобусе, иногда заезжала к ним, чтобы помочь Тане с ребёнком:
— Иди поешь, — говорит, — ты кормящая мама, тебе надо хорошо питаться, а я понянькаюсь.
Старалась Лариса Дмитриевна не замечать, что Таня не очень-то рада её визитам. Похозяйничает маленько на кухне — и домой. В один день, в свой выходной, пришла она, а Таня с ребёнком вся уморенная. Лариса Дмитриевна, квохча, выставила на кухонный стол большие контейнеры: с картофельным пюре и тефтелями.
— Тепленькие ещё! Поешь?
Татьяна кинула на неё враждебный взгляд и постучала ногтем по баночке с мёдом.
— Знаете, а в мой мёд кто-то соли насыпал.
И смотрит проницательно на свекровь. Лариса Дмитриевна непонимающе похлопала ресницами.
— Может он как-нибудь окислился? Чудеса!
— Вы хотите сказать, что мёд соль вырабатывает?
— Так а мне почём знать что у вас с мёдом?
Татьяна открыла баночку и засунула туда чайную ложку.
— Хотите попробовать?
— Нет.
— Ну конечно! Сами свою отраву есть не станете.
Лариса Дмитриевна отшатнулась всем телом:
— Ты что говоришь такое? По-твоему я туда соли насыпала? Зачем мне это делать?!
— Ну я точно не могу знать зачем люди колдуют, может от ненависти или со свету сжить пытаются. Это по вашей части больше.
— Таня, ты что мелешь?! — вытаращила глаза Лариса Дмитриевна.
Таня закричала, перекрикивая новорожденную:
— Я как этот мёд съела, так к вечеру у меня в одной груди застой молока пошёл! Еле сцедила! Хватит колдовать на нашу семью!
— Я?!! Колдую?!!..
На сей раз Лариса Дмитриевна вытаращила глаза так сильно, что стала похожа на старый добрый УАЗик.
— Да, вы! — уверенно заявила Татьяна ошарашенной свекрови. — Три месяца назад, ещё перед родами, я ходила к гадалке и она сказала, что вы наводите на нас всякую гадость через еду и предметы! Я всегда знала, что не нравлюсь вам! После каждого вашего визита или я заболеваю, или Федя!
— Таня, ты сошла с ума… — схватилась за сердце Лариса Дмитриевна.
— Да неужели?! А я вам сейчас докажу! Не хотела, конечно, но раз уж…
Татьяна полетела на балкон и достала из кучи барахла, которое месяцами накидывалось друг на друга так, что к окну было не подойти… она достала то самое стёганое одеялко, которое сшила для внучки Лариса Дмитриевна. Одеялко было смятым, в пятнах от велосипедной смазки (велик тоже стоял на балконе) и распоротым в нескольких местах. Пока Таня его несла, из него продолжил вылетать пух. Этот пух стелился по полу, как первый робкий снег. Татьяна рывком засунула руку в одну из дыр, выудила оттуда скомканные перья и сунула под нос ошарашенной Ларисе Дмитриевне.
— Вот, смотрите! Что это? Специально для вас сохранила, чтобы вывести на чистую воду! Перья сплетены между собой!
Лариса Дмитриевна пребывала в таком шоке, что даже не находилась с ответом.
— И хватило же у вас совести колдовать на новорожденного ребёнка!
— Таня, я ничего не делала, это случайно…
— Ага, ага! Знаем мы, как вы, ведьмы, притворяться умеете! Только я тоже не д*ра, и все ваши якобы от чистого сердца подношения выбрасываю в мусор! И в роддоме я тоже ничего из вашего не ела, и игрушки все выбросила, и всё, что вы Феде за последние четыре месяца дарили, разбивала и относила на свалку!
Татьяна уже совсем потеряла над собой контроль. Красная, как кирпич, и такая же твёрдолобая, она перекрикивала и плачущего ребёнка, и саму Ларису Дмитриевну, оттесняя её к двери, крича беспрестанно:
— Ведьма! Нечистая сила! Дьявольское отродье! Вон из моего дома!
Вытащив из холодильника бутылочку со святой водой, Татьяна до того разошлась, что обрызгала этой водой Ларису Дмитриевну…
В какой-то момент Лариса Дмитриевна пришла в себя и посоветовала Тане записаться к психиатру.
— И ещё, дорогая Таня! Была бы я ведьмой, то обязательно наколдовала бы тебе мозгов, но так как ничего подобного за тобой не замечается, то и говорить не о чем!
Художник Борис Корнеев
Мужу Ларисы Дмитриевны очень понравилось предположение о том, что его жена ведьма. Он начал фантазировать на эту тему, предлагая Ларисе Дмитриевне войти в роль и шептать что-нибудь в сторону при виде невестки или приходить к ним с метлой и, оставляя на пороге, говорить: «как быстро я сегодня до вас долетела! Хорошо что не надо больше прятаться!».
— Или, хи-хи, — не успокаивался муж, — подними опять тему с мёдом и скажи: «Соль в мёд? За кого ты меня принимаешь, Таня?! Я потомственная колдунья! Я сделала куклу и назвала твоим именем, и тыкаю в неё иголки каждый день! И как ты думаешь, почему у тебя зуб мудрости то и дело побаливает? Потому что я, каждый раз приходя к вам, смачно плюю на твою зубную щётку!»
Но Ларисе Дмитриевне было не до смеха. Поговорив с сыном, она выяснила, что всё, сказанное Татьяной правда: сладости и игрушки, подаренные внуку, выбрасывались, картину с моря Таня порубила на куски, всю еду, которую готовила Лариса Дмитриевна, жертвуя своим отдыхом, Татьяна вываливала под окнами уличным котам… И бедный Слава не знал что делать с Татьяной. В остальном-то она адекватная, нормальная женщина… Но вот такой заскок.
— Ты просто, мам, не приходи пока к нам и ничего не дари. Она поймёт, что хоть с тобой, хоть без тебя, всё равно случаются неприятности — и успокоится.
Но прошло уже два года с той поры. Слава с детьми приходит в гости к родителям без Татьяны. А Лариса Дмитриевна больше совсем-совсем не лезет в их семью, и подарки внукам тоже не дарит: на дни рождения и праздники переведёт энную сумму сыну на карточку и всё на этом. С чудиками лучше не связываться! Тем более Таня продолжает свято верить в свой бред. А за стёганное одеялко Ларисе Дмитриевне до сих пор очень обидно.