(История одной семьи)
— Стираешь?
— Нет, пляшу.
-Ну стирай, стирай.
Соседка перевесившись через забор не уходила, а смотрела на Нину выжидающе, будто хотела то-то сказать.
-Чего тебе, Нюрка?- Нина выжимала рубахи Петра, что несколько минут тёрла на доске с хозяйственным мылом, стирала Нина отменно, ни одного пятнышка не увидишь.
Мужики даже подсмеивались над Петром, на работу, как директор ходит, каждый день в чистом, рубахи белые, с первым снегом по чистоте могут поспорить.
Виданное ли дело, в поле, да рубаху белую? Да она к полудню превращается в тряпку, с кругами пота в подмышках, ан нет, смотришь, Пётр утром в свежей белой рубахе.
Вот же Нинка и охота ей пластаться, нет бы как все бабы, нашила у Натальи Лукьяновой из синего, да чёрного сатина рубах мужику своему, раз в неделю в бане постирала, да и всё.
Нет же, ей надо выкаблучиваться, показывать, что вот, смотрите мол, как я своего мужика уважаю, чествую и обихаживаю.
Даже мать родная Нинке говорит, чтобы та перестала выкаблучиваться, куда там, она же умнее всех.
Никого не слушает, носится со своим Петром, как курица с яйцом.
Как идут в клуб, на собрание там, в кино, на концерт, то под ручку, идёт, вышагивает будто пава.
Мужики-то обычно как делают, идут чуть впереди, одёргивают с непривычки пиджаки неудобные, краснеют от туго завязанных галстуков, пока баба с ребятнёй следом тащатся.
Подойдут дружной стайкой к клубу, курят стоят, балагурят, друг над другом подсмеиваются, Пётр же, кивнёт мужикам, Нину в зал проводит, усадит на место и тогда только к мужикам пойдёт.
Одет так, будто он всю жизнь эти пиджаки, да галстуки носит, будто не тракторист вовсе, а директор какой, вот ей богу.
Мужики кто Памир, а кто Казбек курит, некоторые Север предпочитают папиросы такие, а Пётр немеет, Пётр Астру курит, сигареты.
Да ну их, эти сигареты его, пробовали мужики, весь край обмусолишь, табак в рот лезет, баловство, а не курение, а Пётр же как-то умудряется, курит, не плюёт как другие мужики, не кидает на землю, чтобы поджечь новую, а затушит о край урны и стоит степенно, разговаривает.
Чёрт его знает, откуда такого всего нахватался?
Братья его, Генка с Валеркой, нормальные мужики, работают неделю, в субботу в баньку, с пивком, со всеми вытекающими последствиями пиво без водки, деньги на ветер, как говорится.
Воскресенье болеют, ну это конечно, когда посевной нет, либо уборочной, тогда не до шуток.
Все трое братьев трактористы.
Только Пётр, вот такой.
Сказать, что Пётр красивый какой-то?
Да нет вроде, обычный.
Парнем был, так девки гроздьям не висели, как на Саньке Матросове, это Нинка в него вперилась, не оторвать.
Хотя Нинка -то как раз первой красоткой на селе была, выбор у неё был, даже с соседних колхозов приезжали свататься, что там говорить, председателя сын, так Ниной тогда увлёкся, что думал уже председатель что со скотником и дояркой породнятся, ну а что поделаешь, любовь, она такая, она, знаете ли, рангу не выбирает.
Ан нет, выбрала красавица Петра, живёт в деревне, правда работает в детском саду, всё же полегче.
Дети любят Нину, да и свои под присмотром, троих Петру нарожала, два парнишки, да дочка — красавица, души в ней Пётр не чает, парнишек тоже любит конечно, а уж дочушку, так иначе как Принцесса и не называет.
Выделяются среди деревенских Нина с Петром, не такие, как все, потому и под пристальным вниманием деревенских.
-Ой, гляди, гляди всем семейством в город поехали, надо же, нарядные.
-Ага, в кино там ходят, будто им своего мало, тоже знаете ли крутят разные фильмы, ту же «Свадьбу в Малиновке», да её Семён Семёныч, раз в месяц регулярно ставит, киномеханик, намалюет афишу и везде наклеит, ооой, набьются полный зал, яблоку упасть негде.
Плачут, смеются…
А эти нет, эти в город едут, что ты, антилегенты, в парке с детьми гуляют, видели их местные, мороженое кушают, развлекаются.
Вот такая семья у Нины с Петром, вся на виду, каждый шаг обмусоливается, обсуждается местными кумушками..
— Стираешь значит?
-Нюрка, ты сказать что-то хотела или просто языком потрещать? Мне некогда тут с тобой, говори, чего надо? Денег занять?
-Да нет просто, дай думаю погляжу, чем соседка занимается, пока её муж с другой милуется.
-Чего? С дуба рухнула, кого мелешь, язва сибирская.
-Да того, ежели у тебя шоры на глазах, то другие -то всё видят. Вон, Раиса, фершалка новая, ажно в поле к твоему бегает сама, укольчики ставить.
В защитке ставят укольчики то, дура ты Нинка, стирает она ему, я бы как на твоём месте, этими рубахами по морде бы надавала, а этой, все волосинки бы повыдирала, курица хрОмая, ты гляди-ка, приехала тут, мужиков наших соблазнять.
Что, в городе -то видно не нужна никому, так сюда припёрлась, нееет, Нинка, не оставляй так, иди, беги, вон возьми у Серёньки мово лисапед, да поезжай на дальний стан, там они, туда покатила на лисапеде, бесстыжая.
Нина молча выкручивала постиранную и прополосканную рубаху, встряхнула её, посмотрела на просвет, нет ли где пятнышек, бросила в таз, вытерла о фартук руки, повернула голову в сторону соседки.
-Нюрка, знаешь чего?
-Чего, чего Нин, а хочешь, хочешь я с тобой поеду.
— Вот как будешь на моём месте, так и будешь сикатить, поняла. А пока каждый на своём, вот и не суй нос, куда не следует. Раиса Михайловна, уколы Пете ставит, спину сорвал, не до больничных сейчас, ясно?
-Ишь ты, ну-ну, спину сорвал.
Всю жизнь было так что мужики, да и бабы спину срывали, никто в больничку не бежал, все к бабке Марковой шли, вправляла старая поясницу так, что забывали на года об этом, а этот глядите-ка…Из другого теста что ли, в больничку ему надо.
-Нюрка?
-Ой, да ладно, как лучше хотела будешь потом сопли мотать на кулак.
Нина степенно вошла в избу, села за стол, подпёрла голову рукой и задумалась.
Вон значит, до чего дошло, уже в поле ездит сама, ну-ну.
То, что с мужем что-то происходит, Нина сразу заметила и поняла.
-Что ты, Петруша, не помогло лечение?
-Да вроде легче стало, — сказал, а сам смутился вроде, глаза отводит.
-Ааа то-то я вижу ты в больницу что-то зачастил.
-Да вот, колено что-то ноет, прямо шибко, Нин, что наступать не могу.
— Колено, говоришь?
— Колено, ну.
— Ну ладно.
Задумчивый Петя стал, курить много начал, вроде и к ребятишкам будто охладел, что это с ним? Не шутит, устаёт, не заболел ли?
Решила сама сходить, попросить доктора нового чтобы лекарство какое выдала.
Смутилась фельдшерица отчего-то, закивала головёнкой, захромала к шкапу с бумагами, там что-то начала искать, очки на кончик носа падают, смешная такая.
Ручки тоненькие, пальчики, что карандашики, ноготки все светятся, хроменькая, да ещё и заикается от волнения, кому такая синичка нужна будет.
Заверила что подберёт лечение Пете.
На выходе столкнулась с супругом своим, от неожиданности даже ойкнула.
-Петруша, а ты чего? почему не на работе, что случилось?
-Да ничего, Нинок, — глазки бегают, фуражку в руках мнёт, — там, это закрыть надо больничный, вот на обеде приехал, печать не поставили, вот…это…как его…
-Ааа, ну хорошо.
Странно думает Нина, даже не спросил, что она делает в больнице, очень странно и вроде смутился как будто, то в больницу не загонишь, прошлый год ногу распанахал, в больницу ни в какую, такой шрамище остался, а тут гляди — ка…
Вон оно чё, вот тебе и хроменькая, вот тебе и не нужна никому, неужели же Петя…
Её Петя, её Петруша, вот тебе и Пётр.
Она видимо одна ничего не замечает, уже все знают, смеются над ней, над ним, да…
Вечером, когда Пётр, отужинав собрался идти ложиться, Нина позвала его.
-Что, Нин, устал я.…Кстати, а где дети.
-О, а я думала ты и не заметишь, устаёшь, Петенька, да? Что даже не замечаешь, что детей третий день нет дома, ну оно и понятно, на работе пашешь, дома, да ещё и на полюбовницу сил надо оставить.
-Что ты мелешь такое? Нина.
-А что? Что не так? Твоя Раиска -то, он как расцвела, говорят велосипед освоила, чтобы милому уколы ездить ставить. Ты бы пожалел девку -то, тяжело, наверное, ей.
-Нина, да что в тебя бесы вселились.
-В меня?
Неет, что ты.
А вот кто в тебя вселился, это я не знаю, в общем, вон чемоданы твои, там всё перестирано, переглажено, отбелено, извини, приданого дать не могу, я одна стремя детьми остаюсь.
Детей надеюсь не будешь обижать? Я — то понимаю, что это до тех пор, пока твоя уточка тебе новых детей не нарожает, принцев да принцесс, да Петруша?
В общем пока детей нет, проваливай, я тоже покамест уеду в город, до подруги, переживу, переболею.
Уходи, Петя, видеть тебя не хочу, как представлю тебя и эту…Уходи, знаешь ведь моё условие, когда ухаживал за мной, я что тебе сказала, помнишь?
Блуда не потерплю, батя от матери всю жизнь гулял, насмотрелась на всю жизнь, мать иной раз ревела, да просила, чтобы он лучше пил, да лупил её, вот как Петя.
Я ведь поверила тебе, Петя, а ты…
Уходи…
-Нина, Ниночка, — Петя упал на колени, — да ты что такое говоришь? Я и пальцем не прикоснулся к ней, ты что, милая?
Я…
Да я…
Да, я дурной, прости, разговаривали, беседовали, польстило что молодая девчонка внимание вроде обратила, ты не подумай, Ниночка, я.…даже в мыслях не было, прости.
— Вот так мой отец и говорил мамке, каждый раз.
Уходи, Петя, я хату закрою, мне ехать надо.
-Да куда я пойду, Нина.
-К ней, к полюбовнице своей.
-Да никакая она не полюбовница, ну хочешь, пойдём к Рае…к Раисе Михайловне, пойдём, она скажет.
-Точно, приду и спрошу, не любовница ли она моего мужа, она мне ответит, что конечно же нет, я поверю и начну плясать от радости, а вы продолжите по защиткам шарахаться, спинку лечить.
-Да Нина, что ты говоришь такое.
-Я сказала тебе, Петя, предавши раз, ты будешь дальше продолжать это делать, я не прощу и не забуду.
-Да не было меж нами ничего, так, стихи читал, дурачился, прости, Нина, ей богу не повторится.
-Стихи говоришь, а мне простить тебя надо, да? Ты же стихи просто читал, не успели дальше да, помешали? Ааа, она же не такая, только после свадьбы, да, Петя? Убирайся, видеть тебя не хочу.
-Ах так, никуда не уйду, во времянку жить пойду, не веришь раз, у меня дети тоже есть.
Так и начали жить Пётр с Ниною, он во времянке, она с детьми в доме.
Перестала ездить уколы делать Раиса Михайловна, а вскоре к ней женщины пришли и посоветовали по собственному желанию уволиться.
-Да, да, конечно, — голову низко опустила.
Долго ходила кругами по темну около дома Нины с Петром Раиса.
-Ну, долго на потеху соседям шастать тут будешь, заходи, Пётр там, — махнула Нина в сторону огорода.
-Я к вам, Нина Сергеевна.
-Дааа, ну заходи.
-Вы простите Петра Ивановича.
-Угу, сама разберусь, без адвокатов.
-Простите, ничего меж нами не был это я дура, нафантазировала…Он вас и детей любит очень…
До самых первых петухов сидели две женщины, говорили о чём-то.
На прощание, перед первым автобусом что в город едет, вышла Нина неудавшуюся соперницу проводить до калитки.
-Спасибо вам, Нина, что выслушали меня, что поняли.
-Не за что, поезжайте с богом, впредь будьте осмотрительнее, извините, в гости не приглашаю, а на то, что хромаете, знаете, не обращайте внимания. Вы сами об этом не думайте, найдётся ваш мужчина, ни на что не посмотрит…
***
Пётр с Ниной помирились, жизнь покатилась своим чередом, никогда больше Пётр не позволил себе никаких вольностей.
А деревня что? Ну погудели, ну поговорили, да переключились на Володьку Дубовского, тот себе жену из города привёз, а у той дитё, но это совсем другая история.
Однажды были в городе, увидела Нина лицо знакомое, батюшки, это же она, Раиса, поправилась, да и хромает не сильно рядом мужчина статный и мальчик небольшой.
Улыбнулись друг другу едва заметно и прошли мимо каждая по своим делам.