— Привет, пап! Давно не виделись… Так давно, что я уж и не вспомню, когда это было-то. Мне сколько тогда исполнилось? Лет шесть? Или семь? Когда ты приходил на мой день рождения, помнишь? Странно так… Я не помню, сколько мне было, но отлично помню, что ты мне подарил. Часы! Такие взрослые, настоящие. Мама тогда разозлилась еще. Что я не смогу их пока носить, а отобрать и спрятать, чтобы сохранить, у нее не получилось. Я так и таскал их в кармане, пока рука не стала такой, чтобы ремешок можно было застегнуть. Символичный подарок получился, что не говори…
Сергей поднял глаза на верхушку березки, которая росла рядом с лавочкой. Осень скоро… Вон, листочки уже желтеть начинают. Еще немного и зарядят дожди, тогда к отцу и вовсе не добраться будет. Все развезет. Здесь же не город, асфальтированных дорог мало.
— Слушай, а дом-то стоит. Ну, дедов дом, где вы с мамой жили. Я был там вчера. Ветхий, конечно, дышит на ладан, но стоит. Пытался вспомнить хоть что-то, ходил по комнатам, но ничего… Пусто… Ничего не помню, кроме того скандала, пап. Помню, как вы кричали с мамой и, почему-то, бабушкину салфетку на телевизоре. Помнишь? Вышитую такую, с розочками. Не поверишь — так и лежит там. Только уже не белая стала… Деревня совсем опустела. Народу никого. Я ходил по дворам. Даже жутко как-то. Тишина такая, что аж уши закладывает.
Под скамейкой что-то зашуршало и Сергей невольно дернулся, поджав под себя ноги. Небольшая серо-зеленая ящерка мелькнула в спутанной траве, на мгновение задержавшись и дав Сергею разглядеть себя. Он подался было следом, даже не отдавая себе отчета в этом стремительном движении и тут же рассмеялся:
— Надо же! Инстинкты работают… Сколько мы их переловили с пацанами в детстве! Только, эта маленькая. Были еще такие яркие, зеленые. Вот ее поймать было здорово! Сразу парни начинали уважать. Как просто добиться уважения в детстве, да, пап? Ящерицу поймал, кусок гудрона раздобыл или знаешь, где растет малина дикая и все. Герой дня! Почет тебе и уважение. А сейчас… Сложно все… Я вот с людьми работаю. И половина из них меня не уважает, а я их терплю еле-еле. Потому, что я хочу, чтобы дом, который построит моя бригада, был крепким и правильным. Ведь людям жить потом в нем. Жить, а не существовать, исправляя наши огрехи. Когда холодно в доме, крыша течет или проводка не работает. А те, кто приходит ко мне работать, это понимают не всегда. Куда как проще… Сляпал как попало и домой пошел, получив положенное. Не мое – не жалко… Мама всегда говорила, что делать надо так, как для себя. Тогда и совесть спокойна будет. А это важно. Я раньше не понимал ее. Про совесть. Даже злился немного. Что ты мне про совесть говоришь, если сама отца меня лишила? Встречаться не давала, увезла в город. Это потом я узнал, что не только она виновата. Что ты сам не хотел. Что другая семья у тебя была. И маму понял отчасти. Сложно ей было после всего, что ты сделал, с тобой договариваться. Слишком много вы тогда друг другу наговорили. Даже я помню что-то. Про обещания и про то, что мужчина их держать должен несмотря ни на что… Почему я запомнил из вашего разговора тогда только это? И почему эти слова меня всю жизнь преследуют, а, пап? Может, потому, что главные они были? Потому, что мне их пришлось применить потом, с Дашкой? Когда Марина появилась. И я понял, что ты сделать-то ничего с собой и не мог. Когда любовь вот так приходит, никуда от нее не денешься. Мама Дашку никогда не жаловала особо. Но, мы же с ней с детства знакомы были, поэтому молчала и терпела. А Марину не приняла совсем. На свадьбу нашу не пришла и не здоровалась больше года после, даже если нос к носу сталкивалась в городе. Наговорила ей всякого. Маринка терпела. Хоть и не виновата была ни в чем. Мы с Дашкой уже почти полгода не жили вместе. Матери только не говорили. Она болела, волновать нельзя было. Нет, сейчас-то все в порядке. Даже на работу вышла. А тогда напугала меня. Врачи у нас в городе хорошие, вытащили ее…
Сергей помолчал, а потом качнул головой:
— Но, как только полегчало ей, сразу опять за меня взялась. Дашка ей рассказала о разводе, но, только, со своей стороны. И мама меня слушать не стала. Процедила только: «ты – копия отец»! И не разговаривала со мной потом почти два года. Если бы не ты, то и не заговорила бы. Очень упрямая! Говорит, что и ты такой же. Поэтому и не срослось у вас.
Сергей отмахнулся от назойливого комара, звеневшего над ухом и усмехнулся:
— Жара такая, а их ничего не берет! Вчера на речке полчаса посидел всего – обгрызли с ног до головы. Теперь как шелудивый пес. Чешусь все время. Зато, ты бы видел, какого карася я вчера поймал! Думал, что в нашей речке уже и не водится ничего. А тут рыбы полно… Бабушка нажарила вчера карасиков в сметане, я чуть сковороду не съел вместе с ними! Ты тоже любил, я помню. И как ловить ходили, тоже помню… Пап, а с Сашкой ты тоже ходил на рыбалку? Ну… с братом? Так я и не понял, почему у вас с Леной только один сын был. Мать говорила, что она двойню носила, вроде. И очень жаль, что мы с ним так и не познакомились… Я к Лене заходил, говорил с ней. Она очень удивилась, конечно, но ничего… пообщались. Фотографии мне показывала. Там Сашка молодой совсем. Жаль, что мало снимков. Не любил фотографироваться. Перед последним походом только осталась фотография. Он там серьезный такой, как чувствовал что-то… Странный выбор все-таки, да, пап? Подводник… Где моря-океаны и где мы? Откуда это? Лена тоже говорит, что не знает, почему Саша такую профессию выбрал. А еще она мне про Сашиного сына рассказала. Ты не волнуйся, пап, я все сделал. Деньги перевел, операцию ему сделают, так же как и моему Ване тогда. Я это… Спасибо тебе сказать хотел… За то, что помог… Если бы не ты… Маринка тогда так убивалась, а я ничего сделать не мог. Нет страшнее, пап, чем понимать, что помочь своему ребенку ты не можешь… И все зависит от того, найдешь ли ты вовремя эти проклятые деньги… Это сейчас у нас все хорошо, работа есть. Я даже подумываю фирму свою открыть. А что? Работы сейчас много. Всем хватит. А тогда… Почему так бывает? Вроде, и рад бы – руки работают, голова на месте, а не складывается и все… Я иногда думаю, что это специально так все сделано было. Не знаю, кто уж там нами рулит, а только таким способом решил вот нас помирить. Даже мама сказала, что не против будет, если мы с тобой снова общаться начнем. Она тогда много чего передумала. У нее свои понятия о жизни и своя правда. Она вот Дашку не любила и то, что та иметь детей от меня не хочет, никак ей простить не могла. Не хотела понимать, что Даша вообще их не хочет, детей-то. Не только от меня, а от любого другого. Ты же мать ее, Иру, помнишь? И помнишь, наверное, как родами она… Вот Дашка и боялась, что тоже, как мама… Я ее понимал, хоть и сложно было. Понимал и жалел… Но, знаешь, что пап… На жалости далеко не уедешь и семью не сохранишь… Мне бы раньше понять, что я ее жалел все время, а не только, когда мы поженились уже… Жалел, когда матери у нее не стало, жалел, когда отец Дашин снова женился. Жалел, когда Дашке там места не осталось и она к нам жить пришла… Да и потом жалел ведь ее… Жалел, когда она мне сказала, что жить со мной больше не хочет, потому, что другого встретила. Жалел, когда в больнице ее увидел… Жалел, когда мужу ее бывшему объяснял, что с женщиной так нельзя… Пап, откуда такие недомужики берутся? Ведь она хорошая, добрая очень, за что ее так? Мы ведь тоже расходились, но мне бы такое и в голову не пришло. Если она не моя, то зачем держать? Ладно, дело прошлое. Сейчас-то хорошо все. Уехала, работает где-то в Москве. Бабка ее говорила. Пока одна, но, глядишь, что и сложится…
Сергей помолчал, прислушиваясь к тишине, царившей вокруг. В городе такого не бывает. Все время кто-то куда-то спешит… шумит-гремит… А здесь тихо… Хотя, нет… Вон птица какая-то звук подала, вон река шумит под обрывом… Но, это все так… правильно, что ли… как надо…
— Про как надо, пап… Мама ведь Маринку-то приняла все-таки. Вот, как с Ваней плохо стало, так и объявилась. Маринка тогда очень сторожилась. Боялась… Мало ли… Что значило это самое «мало ли», она мне так и не смогла объяснить. Я видел только, как она замерла, когда мать первый раз в комнату к Ване зашла. И не дышала почти, когда мама на руки его взяла… Отпустило только тогда, когда мать сказала, что Ванька на меня похож очень. Удивительное дело, пап, они ведь почти не разговаривали тогда, а друг друга понимали с полуслова. Мама с Маринкой и в больнице была, помогала все время. Ой! Я ж забыл сказать! Марина у меня сирота. Нет у нее никого. Так что и помогать, кроме мамы, нам некому было. Так Маришка мне после всего, когда уже они с Ваней дома оказались, сказала, что, когда в первый раз мать «мамой» назвала, та расплакалась. А Маринка удивилась. Почему такая реакция странная? Не могла понять. Ведь мать к ней и правда по-матерински отнеслась. Маринка говорила, что в больнице мама сначала Ваню кормила, а потом ее саму, чуть не с ложки. Маринка ведь переживала так сильно, что есть не могла совершенно. Похудела очень. Кожа да кости остались. А мама не давала голодать, жалела. И спать отправляла при любой возможности. Понимала, что силы нужны будут. Маринка говорит, что думала никого уж матерью не назовет, а тут само вырвалось. Вот это и есть то самое «как надо», да, пап?
Сергей повозился на лавочке, устраиваясь поудобнее.
— Я чего приехал-то… Во-первых, за Ваньку спасибо сказать. Не успел тогда приехать, не до того было. Жалею сейчас об этом, но вернуть что-то уже нельзя… Время, что б его! За то, что с мамой поговорил все-таки, за то, что настоял на том, чтобы она с нами общаться начала. Много мы всего упустили, многое я бы сейчас изменить хотел. Но, сейчас хочу, чтобы ты знал. Было и прошло. Плохое помнить – себя не уважать. А хорошее, пусть и мало его, надежду дает. Что будет все по-другому… Хорошо будет… Потому как, если уж вы с мамой смогли друг друга простить и отпустить все, что было, то и нам так же надо. Не держать обиду, не лелеять ее. Страшная она соседка, ненужная. Время жрет и не морщится. А его и так мало совсем. Только вон ящериц ловил, а сейчас… Ну, ты понял… А во-вторых… — Сергей зажмурился на мгновение, подняв голову к солнцу. — Пап, у меня дочка вчера родилась! Так что ты теперь дважды дед… Жаль, только, что вот так тебе об этом сообщать приходится… Ты это… Прости меня тоже, ладно? Что не пришел к тебе сам, не поговорил вот так, только вовремя… — Сергей осторожно провел ладонью по фотографии на памятнике. — Вовремя надо все делать, вовремя…
Солнечный луч ударил в стекло на часах, что были на руке у Сергея и, отразившись, заставил его зажмуриться.
— Ух! Как ярко! – Сергей помотал головой, прогоняя темноту перед глазами. — Пора мне, пап… Я на два дня приехал. Просто, чтобы… Ну, ты понял… Возвращаться пора. Вчера к Маринке не пускали, а сегодня уже можно будет. Может и дочку покажут. Даже страшновато немного. Как с ними надо-то? С девочками? Что ласково – понятно, а как еще? Маринка смеется на мои расспросы и говорит, что детей просто любить надо и все получится. Как думаешь, права она? Мать говорит, что права. Вот еще от кого мне достанется сегодня. – Сергей улыбнулся. – Она с Ваней сидит. Мне не доверила. И готовит квартиру к возвращению девчонок. Уже до дыр там все стерла, наверное. Скажет же, что сбежал. И совершенно не вспомнит, что сама меня выгнала, чтобы под ногами не мешался.
Сергей усмехнулся.
— Ладно, пап, поехал я. Пока доберусь…
Притворив калитку в оградке, Сергей еще раз махнул рукой на прощание, и пошел по дорожке к машине. Устроившись за рулем, он глянул на часы, прикидывая, сколько времени ему нужно, чтобы добраться до города и улыбнулся. Успеет! И Маринку повидать и матери помочь. Звонок раздался так неожиданно, что Сергей вздрогнул слегка.
— Пап! – Ванин голос зазвенел в тишине, когда Сергей включил громкую связь и начал выруливать на дорогу. – Ты скоро? Бабушка пирожки печет для мамы, сказала, что мне с тобой к ней тоже можно будет.
— Уже еду, сынок.
***
Lara’s Stories