Секретик

— Никому нельзя говорить? Совсем-совсем? – Маша сердито убрала волосы с лица перемазанной в земле ладошкой. – Никогда?
— Конечно, нет! Иначе, какой же это секретик? Если ты кому-нибудь расскажешь, то дружбе конец! Поняла? – Оля молча отстегнула заколку, которую вчера купил ей отец и протянула Маше. – На! Совсем лохматая. Почему тебя мама не причесала?

— Она на смене. Я с папой сегодня.
— Ясно! – Оля деловито убрала челку подружки. – Так лучше! Теперь красиво!
Маша кивнула и потрогала пальцем заколку. Божья коровка на ней была маленькой и яркой. Жаль, зеркальца не было.
Оля, тем временем, уложила на дно ямки блестящий фантик от любимой конфеты, две бусинки, которые дала ей мама и Машкину пуговицу.
Пуговица была красивая. Белая, перламутровая, играющая искорками на гранях. Машка сказала, что она сделана из жемчужины. Может и так. Даже жалко немного было ее закапывать, но дружба же дороже?
Взяв из рук Маши осколок стекла, который они долго искали по всему двору, Оля охнула.
— Ты чего?
— Порезалась!
— Надо йодом! – Маша всполошилась.
— Ничего страшного! – Оля чуть побледнела. Она всегда боялась крови. Даже анализы в поликлинике сдавала крепко зажмурившись и не дыша.
— Давай, я! А потом пойдем к тебе и намажем палец. А то грязь попадет! Все, не лезь! Тут же земля!
Стеклышко легло сверху на ямку. Девочки полюбовались немного своими сокровищами, которые лежали теперь как в музее, куда их недавно водили с группой.
— Красиво… — Оля подняла глаза на Машку и улыбнулась.
— Ага! – Маша решительно засыпала ямку и похлопала по земле ладошками. — Все! Теперь главное, чтобы никто не нашел!
Она встала и наступила сандаликом на холмик.
— Вот! Как будто кто-то ходил тут!
Девочки постояли немного, разглядывая «свое» место, а потом посмотрели друг на друга.
— Дружим навсегда!
— Да!
Сирень, под которой они зарыли свои сокровища, качнула тяжелыми гроздьями распустившихся цветов. Солнце наконец пробилось через тучи, которые с утра висели низко и обещали хороший ливень. Лучи его скользнули по ярким сарафанам девчонок, которые мамы достали из шкафов так рано в этом году, по чахлой прошлогодней траве, сквозь которую уже пробилась новая зелень, выбили горсть золота из оконных стекол, отразившись в них так, что зажмурились почти все, кто был во дворе, и тут же спряталось, давая волю первой грозе. Первые тяжелые капли сорвались, прибивая пыль, и девчонки рассмеялись, подставляя носы и высунув языки, чтобы поймать их. А потом взялись за руки и кинулись к подъезду, стараясь успеть до того, как дождь хлынет в полную силу, заливая двор и перекликаясь с их смехом первым майским громом.
Как же давно это было… Маша подняла глаза на свои окна и вздохнула. Тогда все было так просто и так хорошо. Была Олька, была дружба и радость, а теперь не осталось ничего.
Маша перехватила руку сына:
— Устал?
Денис кивнул. Маша видела, что он снова бледный, вокруг губ нехорошая синева, а руки холодные как лед.
— Ничего, мой маленький! Сейчас бабушка нас встретит, накормит, и ты поспишь. Отдохнешь, и тебе станет лучше.
Она снова взялась за ручку чемодана и приподняла его. Чемодан был тяжелый. Еще бы! Здесь все их с сыном вещи… Вот только колесико, давно болтавшееся на честном слове, приказало долго жить еще на вокзале в Ярославле. И теперь приходилось тащить чемодан в руках, за что, больная с детства, спина Маше никак не была благодарна. Денис шел впереди, прижимая к себе любимую игрушку. Плюшевого кота подарила ему когда-то Машина свекровь, Ирина Константиновна. Внука она любила, но радовалась ему совсем недолго. Ее не стало, когда Денису исполнилось два года и Маша тогда совершенно растерялась — как ей жить дальше. Именно Ирина держала ее все то время, пока Маша металась между мужем и ребенком. Игорь совершенно не желал понимать, что сыну Маша нужнее. Обижался, устраивал скандалы, а она то ругалась, крича в голос и не думая о соседях, то тихо плакала, опуская руки в бессилье, потому, что понимала – их мальчику помочь может теперь только она сама. Отцу было не до ребенка.
Нет, Игорь не был подлецом. Он исправно оплачивал все обследования и лекарства, покупал сыну игрушки и одежду, выдавал Маше деньги на собственные расходы. Но, на этом его помощь заканчивалась. Плач Дениса его раздражал, и Игорь сына откровенно боялся.
— Что мне с ним делать? Он такой маленький, да еще и больной. А если я ему наврежу? – Игорь держал полугодовалого Дениса на руках, замерев от ужаса.
Маша молча забирала ребенка, и ей оставалось лишь благодарно кивать свекрови, которая каким-то шестым чувством всегда знала – вот сейчас нужны свободные руки.
Так было не всегда. Когда они только поженились с Игорем и переехали к его родителям, перебравшимся к тому времени из Москвы в Ярославль, клочки по закоулочкам от конфликтов Маши со свекровью ходили регулярно. То посуда была помыта не так, то Игорь, придя с работы и не застав жену дома, потому, что она задержалась на поздней лекции, жалобно вздыхал и сидел на кухне, не делая попыток поесть, хотя Маша всегда готовила и оставалось только разогреть ужин.
— Ты засохнешь рядом с кастрюлей, но не нальешь себе тарелку супа! – Маша сердилась, выслушав от Ирины очередную лекцию о том, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
— А почему я должен это делать? Это же женская работа!
Маша заводилась с пол-оборота и бушевала потом весь вечер, пытаясь объяснить мужу, что не понимает, что такое женская или мужская работа. И Игорь молчал, слушая эту бурю, потому, что ответить ему было нечего. Маша всегда могла спокойно поменять лампочку, отремонтировать розетку или прикрутить карниз. Выросшая с отцом, пока мама работала круглыми сутками в больнице, Маша умела делать все, что положено мужчинам.
А утром снова стискивала зубы, чтобы не нагрубить свекрови, которая принималась мягко, но настойчиво объяснять ей, что с мужчинами так разговаривать нельзя.
— А как можно? – Маша все-таки срывалась, легко краснея, как в детстве, и переставая выбирать выражения.
— Ласково, Машенька, ласково. И только так.
Маша злилась, хлопала дверью, бурча себе под нос ругательства.
Все изменилось после рождения Дениса. Счастливая бабушка приняла на руки внука у роддома, а потом вдруг взяла за руку Машу, уже зная, что ей сказали врачи:
— Машенька, мы справимся. Все сделаем. Будет здоров! Даже не думай! Я рядом.
Маша тогда глянула на нее недоверчиво, промолчав на всякий случай, но скоро убедилась, что Ирина не шутит. Не было больше придирок и скандалов, напротив, мать стала гонять Игоря, требуя помощи и пытаясь объяснить, что он нужен сыну и жене. Но, результата это не давало. Игорь давно и прочно привык жить только своими интересами. Ему были не нужны и неинтересны все эти пеленки-распашонки, бесконечные больницы и врачи. Маленький мальчик, такой слабенький, что даже плакать силы у него находились не всегда, совершенно не волновал своего отца. То ли в силу возраста, то еще по каким причинам, но отцовские чувства у Игоря так и не проснулись.
Ирина страдала, пыталась сгладить ситуацию, стараясь помочь Маше. И без конца твердила:
— Это моя вина. Упустила я сына. Не научила главному.
— А что главное? – Маша укачивала Дениса и смотрела, как быстро уменьшается под ловкими руками свекрови гора свежевыстиранных детских вещичек. Утюг сновал туда-сюда так споро, что Маше оставалось только удивляться тому, как Ирина умеет легкими, экономичными какими-то и бесконечно красивыми движениями навести порядок везде и всегда почти мгновенно. Сама она этому так и не научилась.
— Главное – видеть рядом близких. Видеть и слышать. Мы не всегда это умеем, а надо бы. Вот вырастет Денис, и ты его научишь.
Маша опускала глаза и, целуя уснувшего сына, думала о том, что научит его всему чему угодно, только бы он вырос. Ей страшно было думать о тех прогнозах, что давали врачи. Верить в них не хотелось, и она хваталась за любую надежду, которую сулило сказанное вскользь:
— А есть еще вот такая методика… возможность… клиника…
Уложив сына, она ночами просиживала за ноутбуком, пытаясь заработать всеми возможными способами, чтобы понимать – могут ли они сделать для Дениса что-то еще…
Ирина ушла из жизни неожиданно и быстро. Всего за пару месяцев. Диагноз удивил ее, но не лишил ни сил, ни желания жить.
— Некогда мне помирать. Внука надо поднять на ноги!
Она отмахивалась от прогнозов онкологов, и продолжала жить как раньше, не обращая внимания на тревогу в глазах близких и на робкие попытки Маши уговорить ее что-то делать.
— Машенька! Тебе нужно думать сейчас о нашем мальчике, а не обо мне. Я калачик еще тот. Меня так просто не сломаешь.
Увы, вся ее бравада разбилась о суровую действительность, и Маша горько плакала, злясь и коря себя за то, что не настояла, не заставила свекровь лечиться. С одной стороны она понимала, что сделать ничего уже было нельзя, но с другой – винила себя за то, что не уговорила Ирину хотя бы попытаться.
С уходом Ирины дом, в котором, как выяснилось, все держалось именно на этой маленькой хрупкой женщине, вдруг развалился как карточный домик. Свекор Маши, уже через неделю после ухода жены, собрал вещи и уехал в деревню.
— Там мой дом родительский, там мое место. А вы живите…
Вот только жить оказалось некому вместе, да и незачем… Игорь ушел почти сразу после отъезда отца, поселившись у друга, и только появлялся изредка, привозя Маше деньги и отказываясь даже взглянуть на Дениса.
— Не проси! Слишком тяжело!
Маше хотелось рвать и метать от этих слов. А ей не тяжело? У нее кто-нибудь спросит теперь, каково ей приходится одной с больным ребенком на руках? Мать звала ее домой, но Маша оттягивала этот момент, на что-то еще надеясь, думая, что все изменится. Она никак не могла изничтожить в себе веру в то, что чудеса бывают, и Игорь может вот-вот одуматься, вернуться домой, и восстановить семью. Она все еще была неисправимой оптимисткой, которая на любые сомнения верной Ольги всегда говорила:
— Прорвемся! Что мы, глупые?
Сейчас она чувствовала себя глупейшей из женщин, неспособной справиться даже с собственной жизнью, не говоря уже о том, чтобы наладить все для их, маленькой теперь, семьи.
Все ее надежды лопнули, как мыльный пузырь, оставив за собой только серую грязноватую пену, в тот день, когда Игорь, пряча глаза, признался ей, что у него есть другая. А потом, все так же, не глядя ни на нее, ни на Дениса, который молча сидел, засунув палец в рот, на руках у матери, попросил их собрать вещи и съехать из квартиры как можно быстрее.
— Нам жить негде. А это все-таки мой дом.
Маша молча вынула палец сына из его рта и сунула ему в руку сушку. А потом встала и кивнула:
— Хорошо!
Игорь поднялся вслед за ней, шагнул в коридор, а потом обернулся и почти закричал, испугав Дениса:
— И не смотри на меня так! Да! Я — сволочь! Но, это моя жизнь! И я хочу прожить ее так, как хочу я сам, а не так, как мне навязали!
Маша подняла брови, прищурилась, и спокойно спросила:
— А тебе кто-то не дает?
Игорь вылетел из квартиры, сердито хлопнув дверью, а Маша, уложив сына, долго плакала в ванной, пытаясь справиться с обидой и ощущением ненужности и полнейшего бессилия. И смс, которые пришло от Игоря вечером, ее совершенно не утешило, а только разозлило еще больше.
«Я буду вам помогать. Всем, чем нужно. Деньги на карте. Нужно будет еще – скажи».
Маша стиснула телефон в руке, а потом очень осторожно положила его рядом с собой, борясь с желанием разбить вдребезги эту странную коробочку, которая так и сочилась ядом равнодушия. У него будет своя жизнь, легкая и ничем не обремененная. А у Маши с Денисом – своя. И тащить в эту жизнь ненависть к прошлому сил у Маши совершенно не было.
Чемодан она бросила на лестничной клетке, обхватив руками маму, прижавшись к ней так крепко, что Елена пошатнулась, чуть не потеряв равновесие.
— Что ты?! Что? Маша, успокойся! Все! Вы уже дома! – Лена отстранила от себя дочь и покачала головой. – То еще зрелище! Ничего, дай время. Приведу тебя в порядок! Ну-ка!
Она отстранила от себя Машу и легко присела на корточки.
— Где мой мальчик любимый? Денис! Иди к бабушке! Ах, ты мой маленький!
Денис, с недоверием прижавшийся было к ногам матери, шагнул навстречу Елене, не спуская с нее глаз. И через минуту зажмурился от счастья, прижавшись к ней. Ее руки так напоминали ему те самые, почти забытые, другие, которые нянчили его, утешая и даря тепло, пока куда-то не делись, оставив после себя только пустоту и обиду. Ему так хотелось почувствовать их снова, но они почему-то не появлялись. Эти, новые, были так похожи на них, что он вдруг разревелся, громко, как только смог, напугав и мать, и бабушку.
— Что с ним, Маша? – Елена, тыльной стороной ладони вытирала слезы с лица мальчика и целовала мокрые щеки.
— Устал, наверное. Мы очень устали, мама. – Маша вдруг качнулась и без сил опустилась на тумбочку, стоявшую в прихожей.
Елена перевела взгляд с внука на дочь и спохватилась.
— Сейчас! Поесть, помыться и спать! А все остальное – потом!
Спустя час Маша вытянулась рядом с сыном на своей старой кровати, оглядела детскую, которая ничуть не изменилась после ее отъезда и, наконец, выдохнула. Ей было так хорошо и так легко сейчас, как не было с тех пор, как она узнала, что ждет ребенка. Наконец-то она была дома. А все остальное было далеким и ненужным. Было только здесь и сейчас. Сон пришел так внезапно, что Маша и не поняла, как она уснула. Спала она крепко и сладко, как когда-то в детстве, когда все было легко и понятно, когда были рядом все те, кого любишь без условий и запретов. Денис тихо сопел рядом и сколько Елена не заглядывала тихонько в комнату, так и не проснулся. Они проспали остаток дня и всю ночь, не потревоженные ничем и никем. Маша не слышала ни старых часов, которые исправно отбивали ритм, как и все ее тридцать лет, прожитых на этом свете, ни мягкой поступи кота матери, который запрыгнув на кровать рядом с ней, тихо пристраивался рядом и засыпал. Спал он некрепко, в отличие от людей, изредка вздрагивая и, открыв зеленые внимательные глаза, оглядывал комнату, а потом снова погружался в сон, прижавшись теплым боком к Маше.
Утро началось с аромата свежесваренного кофе и ванили. Елена пекла блинчики.
Денис лежал рядом тихо, сонно еще моргая, и улыбаясь Маше.
— Вкусно пахнет?
Мальчик кивнул и обнял мать за шею, уткнувшись носом в ямочку над ключицей. Маша поерзала от щекотки, обняв сына в ответ, полежала еще немного и спустила ноги с кровати.
— Встаем! У бабушки самые вкусные блинчики! Но, если они остынут – будут уже не такие прекрасные. Идем умываться?
Денис кивнул и ухватил за ухо своего кота. Игрушка была уже потрепанная и видавшая виды, ведь мальчик не расставался с ней нигде и никогда. Кот сидел на больничных койках рядом с ним, умывался и ел наравне с Денисом, а Маша потом пыталась лихорадочно в кратчайшие сроки привести усатую морду в порядок хотя бы при помощи влажной салфетки. Ведь, стоило коту пропасть из виду хотя бы на минуту, Денис поднимал такой рев, что врачи одобрительно качали головами:
— Сердце-сердцем, а вот легкие у вашего сына здоровые – это точно!
Маша, глядя, как Денис потчует блинчиком с малиновым вареньем своего друга, закатила глаза и покачала головой на попытки матери убрать игрушку.
— Не стоит! А то услышишь такую сирену, что соседи прибегут.
Елена усмехнулась и оставила внука в покое.
Отправив сытого сына в комнату, смотреть мультики, Маша налила себе еще чашку кофе и устроилась на маленьком диванчике, что стоял в кухне сколько она себя помнила. Поджав ноги, совсем как в детстве, она молча отпивала кофе из чашки мелкими глоточками, оттягивая неизбежный разговор и боясь его начать. Елена перемыла посуду, поставила свою чашку на стол и села напротив Маши.
— Думать будем?
— Надо…
— Машенька, я все понимаю. И хочу, чтобы ты меня выслушала.
— Мам?
— Ты знаешь, что с тех пор, как не стало папы, я была много лет одна. А потом появился Илья Петрович. И последние шесть лет я была счастлива. Но, ты должна знать – ты для меня главное! Ты и Денис!
— Погоди! – Маша только сейчас сообразила, что не видела отчима ни вчера, ни сегодня утром. – А, где Илья Петрович-то?
— На даче. Вчера уехал, перед вашим приездом. – Елена помолчала, возя ложечкой по столу, а потом решительно подняла глаза на дочь. — И там он и останется, если ты решишь, что нам тесно всем вместе в одной квартире. Он тебе чужой человек, я все понимаю, а это твой дом. Твой и Дениса.
Маша удивленно уставилась на мать и, потеряв дар речи, молча отодвинула от себя чашку.
— Ну, мама… Ну, ты даешь!- Маша смеялась так, что прибежал из комнаты Денис и, не разбираясь, в чем дело, рассмеялся вслед за мамой.
— Что смешного я сказала? – Елена обиженно нахмурилась, но Маша уже обнимала ее, целуя в щеки, глаза, нос и разбираясь особо куда попадают поцелуи.
— Мамочка! Верни Илью Петровича домой! Что ты в самом деле? Разве здесь мало места? Или мы будем мешать друг другу? Я вовсе не хочу, чтобы ты жертвовала из-за меня своей жизнью.
Елена с таким облегчением выдохнула, что Маша снова рассмеялась.
— Пойду, позвоню. Я ведь думала…
— Я знаю, мамочка! И за это люблю тебя еще больше. Господи, как же хорошо, что я дома…
Они долго еще сидели потом на кухне, сначала без дела, а потом затеяв пельмени. Пальцы сновали над столом, сворачивая тесто и отмеряя фарш, а Маша с матерью говорили и говорили, спеша наверстать упущенное за последние годы, когда виделись редко, урывками, не имея возможности поговорить спокойно и без лишних ушей.
— А теперь что? Какой следующий этап, Маша? – Елена убрала еще одну доску с аккуратно уложенными в ряд маленькими пельмешками.
— Еще одна операция, мама. Дай Бог – последняя. Но, на нее нужно столько… — Маша зажмурилась и помотала головой. – Я даже думать об этом боюсь. Сумма слишком большая. У нас такие операции не делают. Надо ехать за границу, а куда мне?
Маша отложила ложечку, которой раскладывала фарш по кружочкам теста, и подняла глаза на мать.
— Я не знаю пока как дальше. Надо, наверное, искать какие-то фонды, что-то делать, а у меня голова не работает совершенно.
— А если кредит?
— Кто же мне его даст, мамочка? – Маша покачала головой. – Я эти годы почти не работала, не считая удаленки, потому, что не было возможности отойти от Дениса, а сейчас… Пока устроюсь, пока смогу собрать справки – это время. А его у нас совсем мало.
Елена задумалась. Руки сновали над столом, делая свое дело, а морщинка, которая всегда появлялась у нее на переносице, когда женщина думала о чем-то важном и серьезном, становилась все глубже.
— Оля.
— Что? – Маша глянула на мать, не понимая.
— Нам нужна Оля.
— Зачем?
— Она сможет помочь.
— Как, мама? Да и сама понимаешь…
— Все понимаю! Не думай, что я забыла о ваших проблемах. Но, сейчас дело касается Дениса. А это значит, что и поклониться голова у тебя не отвалится.
— Да я и рада бы, мама! О чем ты говоришь?! Только, она меня даже слушать не станет! После всего, что было…
— А что было? Романы ваши невнятные подростковые? Игорь, которого ты «увела»? То еще сокровище! Да Оля и думать про него забыла. Замужем, родила недавно, и руководит крупным банком. Всегда была умницей.
— Знаю…
— Погонит тебя – правильно и сделает. Но, попытаться-то можно, Маша? Мало ли? А вдруг она тебя простила давно?
— Такое не прощают, мам. Я слишком сильно ее обидела. Ведь знала, что ей Игорь нравится. Она же ко мне пришла сразу, как только поняла это. А я… — Маша отшвырнула ложку и встала. Отойдя к окну, она посмотрела во двор. Старая сирень еще доживала свое, топорщась во все стороны кривыми, словно выкрученными временем, ветками. Лавочки, на которой они когда-то столько времени проводили с Олей, давно не было и Маша вздохнула. Все меняется. Но, есть то, что занозой застревает в сердце, не давая вздохнуть свободно, напоминая мелкой саднящей болью каждый раз о том, что люди несовершенны. Что эгоизм всегда одерживает верх там, где дело касается своих интересов. Может быть не у всех, конечно, но, она, Маша, была именно такой. Походя, не раздумывая долго, она вычеркнула из жизни любимую подругу, как только дело коснулось любви. И не оглядываясь растоптала все ее мечты и чаянья, отобрав у нее Игоря. Хотя… Он всегда был слабовольным, плыл по течению, устраиваясь там, где лучше. Но, ее-то саму это не извиняло…
— Нет, мам. Не могу я так. Совести не хватит. Будем искать другие варианты.
Елена вскинулась было возразить, но, внимательно посмотрев на дочь, смолчала, лишь покачав головой и принялась раскатывать тесто, думая о чем-то своем. Решение зрело, но озвучивать его Маше она не спешила.
Беготня по врачам, попытки устроить Дениса в детский садик, и поиски работы настолько закрутили Машу, что она почти потеряла счет времени. Один день сменялся другим, не принося толком ничего, кроме новых проблем и забот. Она водила Дениса к логопеду радовалась каждому слову так, как будто ей дарили разом весь мир. Но, с операцией вопрос оставался открытым. Елена предлагала взять кредит под залог квартиры, но Маша медлила, оставляя эту возможность на самый крайний случай.
Три недели спустя после переезда к матери, она вернулась домой после очередной консультации у кардиолога, и, разувая в коридоре Дениса, с удивлением услышала чьи-то голоса на кухне.
— Кто у нас, мама?
— Илья Петрович там… — Елена смешалась и кинулась снимать с внука куртку.
Маша, ничего не понимая, нахмурилась.
— Что происходит? Мама! Что за таинственный вид?
— Иди. И сама все увидишь. – Елена отмахнулась от дочери и повернулась к Денису. – Есть хочешь?
Мальчик покачал головой, а потом лукаво улыбнулся бабушке и все-таки сказал:
— Нет!
— Вот и хорошо! Тогда пойдем поиграем. Маме придется заняться другими делами.
— Какими? – Маша скинула сапожки и пальто.
Елена молча махнула рукой в сторону кухни и увела Дениса в комнату.
Маша шагнула в кухню, и замерла, не веря своим глазам.
— Привет, Маша! – Ольга смотрела на нее спокойно и прямо, сидя у стола и крутя в руках чашку с остывшим чаем.
Илья Петрович поднялся, крякнув, кивнул Ольге и вышел из кухни, легонько подтолкнув Машу к подруге детства:
— Иди, не бойся. Поговорите уже, наконец.
Маша пыталась что-то сказать, но ничего не выходило. Слова не шли, как она не пыталась. А Оля не спешила ей помогать. Она молча разглядывала бывшую свою подругу и ждала.
Маша смотрела на нее и почему-то разум, который отказывался сложить хотя бы два слова в банальное приветствие, мигом отметил и модную стрижку, и дорогой костюм, и ухоженное лицо. У Оли явно было все в порядке. Она больше не была «селедкой», как дразнили ее во дворе в детстве. От почти болезненной худобы не осталось и следа.
— Поправилась после родов. – Ольга, как всегда, правильно и безошибочно истолковала Машин взгляд. – Пытаюсь сбросить до прежних отметок, но не выходит. Тортики – наше все. Иначе нервы не выдерживают.
Она вдруг так открыто и тепло улыбнулась, что Маша вздрогнула и все-таки разревелась.
— Прости…
— Вот ты дура, Машка! – Ольга встала и, шагнув к Маше, крепко обняла ее. – Да я тебе спасибо сказать должна! Если бы не твои выходки, где бы и с кем я сейчас была? Перестань реветь! И давно я тебе все простила. Да и прощать-то особо нечего было. Да, нравился мне Игорь, а кому бы он не понравился? Молодой, красивый, борзый. Мечта, а не юноша. Только, насколько я понимаю, мужика из него не вышло? Вот и хорошо, что он мне просто нравился, а не что-то большее. Все! Прекращай слезы лить. Дел у нас с тобой много, не до этого. Мама твоя мне вкратце рассказала, что с Денисом, но мне нужны подробности, чтобы понимать куда, когда и сколько.
— Оль… — Маша подняла глаза, вытирая щеки. – Я так не могу.
— Можешь!
Голос Ольги вдруг стал жестким и в нем прозвенели какие-то совершенно незнакомые Маше нотки.
— Я тебе кое-что сейчас скажу, а ты меня услышишь. – Ольга отпустила Машу и снова опустилась на стул. – Сядь! И послушай. Я ведь почти побывала на твоем месте, Машка. Когда дочь носила, мне сказали, что она здоровой не будет. И я выла по ночам, лезла на стену, отбиваясь от тех, кто говорил, что лучше ей не родиться вовсе, чем мучиться всю жизнь. Никто меня не поддержал, кроме мужа. Все были против. А я не знала, что делать. Поэтому, Маша, я очень хорошо знаю, что такое выбор и ответственность матери. С Соней моей все хорошо. То ли ошибка какая-то была, то ли еще что – я не знаю. Только родилась она почти здоровой. Все, что было, мы до года убрать смогли, и теперь мне не приходится за нее волноваться. А вот тебе за Дениса еще нужно. И поэтому ты примешь мою помощь, потому, что я так хочу. Ты должна мне, Машка, помнишь? Вот и считай, что я так твой долг покрою.
— Так я должна буду тебе еще больше…
— Ага! И знаешь, что?
— Что?
— Я кое-что возьму за это.
— Оль, у меня ничего нет. Квартира вот эта, но она же мамина… Хотя пусть и она будет, я заработаю. Мне бы только Дениса на ноги поставить, а там – справимся…
— Нужна мне твоя квартира! – Ольга фыркнула и глянула на маленькие часики на своем запястье. Маша не слишком хорошо разбиралась в драгоценностях, но что-то подсказывало ей, что часы эти, которые она заметила на руке подруги только сейчас, стоят куда дороже, чем та квартира, где они сейчас разговаривали. – Нет! Мне нужно кое-что другое!
Ольга поднялась, взяла сумку и пошла к двери:
— Ты куда?
— Идем! Скажу тебе, что мне нужно.
Выйдя во двор, Ольга поманила за собой Машу, и направилась прямиком к сирени, где они когда-то играли в детстве.
— Подержи!
Включив на телефоне фонарик, она сунула его в руки Маше, и принялась что-то искать. Подобрав какую-то палочку, она присела на корточки, поковыряла землю, а потом принялась копать уже руками, не обращая внимания на свой безупречный маникюр.
— Надо же! На месте!
Стеклышко блеснуло в свете фонарика, и Ольга потянула за край.
— Черт! Опять порезалась!
Почерневшие бусинки и фантик, который перестал блестеть, наверное, уже очень давно, были ей неинтересны. А вот пуговица, которую она вынула из «секретика» была такой же белой, как и когда-то.
— Отдашь мне ее? – Ольга покрутила пуговицу. – Не поверишь! Я хотела ее с того самого дня, как увидела. Глупо?
— Нет… — Маша покачала головой и шагнула к Ольге. Взяв ее за руки, она сжала их, а потом сложила вместе, спрятав между ладонями Ольги пуговицу. – Спасибо…
Денису сделают операцию и Маша сможет узнать, что это за чувство, когда твой ребенок почти здоров и тебе не нужно бояться за него каждую минуту. Не нужно ждать, что дыхание его прервется и мир остановится, перестав крутиться и спешить куда-то, потому, что уже будет незачем.
С Ольгой отношения у Маши никогда не станут прежними. После отъезда Ольги с семьей за границу, где они устроят свою дальнейшую жизнь, Маша будет изредка поздравлять ее с праздниками и пару раз в год созваниваться. Она так и не сможет заставить себя вернуться к тому, что было когда-то, прекрасно понимая, что время безжалостно стирает все лучшее, оставляя в памяти занозы, которые рано или поздно снова засаднят, заноют, напоминая о том, что было. Ольга не будет спорить, но маленькая белая пуговица, которую она будет хранить, как зеницу ока, не давая играть с ней даже дочке, найдет свое место как брелок на ключах от ее нового дома. И она покажет своей дочери, как делать «секретики», а потом будет смеяться, слушая как ворчит муж, ведь газон перед домом будет перекопан почти целиком, столько их наделает неугомонная Соня.
И обе эти женщины, которые будут жить так далеко друг от друга, всегда будут помнить, что где-то есть та, что придет на помощь. Без всяких условий, не прося ничего взамен. Потому, что в каждом сердце есть такое место, куда не пускают чужих. Где есть такой секрет, который нужно хранить долго и бережливо. И секрет этот не поддается ржавчине, тлену и времени. Имя ему – Любовь. Она бывает разной. Очень разной. Но, всегда есть в ней то, чего так мало в этой жизни и что так нужно всегда и в огромных количествах. Прощение.

источник