— Чего в угол забился? Сирота что ли?
— Ага, — Николай невозмутимо кивнул, словно и не его касалось.
Студентки замолчали, с сочувствием посмотрев на заглянувшего в их комнату Колю Лукина.
Первокурсники только начали заселяться. Пятиэтажное общежитие из красного кирпича приняло новоиспеченных студентов с сумками, книжками, гитарами и прочим скарбом, привезенным из дома.
художник Григорий Шполянский
Анжела, Ира и Оля познакомились еще на экзаменах. В первый же день заглянул к ним Коля, русоволосый, курносый парнишка, в клетчатой рубашке, с закатанными рукавами. Чего зашел, теперь уже никто и не помнит.
— А вот и помощник! – Обрадовалась Анжела, расчесывая обесцвеченные волосы. – Ну-ка помоги шкаф передвинуть.
Ира и Оля не успели еще опомниться, как парнишка, молча, подошел, и, несмотря на худощавость и средний рост, сдвинул шкаф с места.
— Ну, ты жилистый, оказывается, — удивилась Ира.
Светленькая Оля Сергиенко, меркнувшая на фоне темненькой Иры и ярко накрашенной Анжелы, помешивала макароны в кастрюльке. – А вы оставайтесь с нами ужинать, — предложила она.
— И останусь. – Николай не заставил себя уговаривать и присел на стул.
Ел Коля с аппетитом, орудуя вилкой бойко, не отвлекаясь на разговоры. Хотелось расспросить, как же он сиротой стал, да неловко было девчонкам.
С того дня Коля заходил несколько раз на неделе. Иногда просто чай попьет, а если предложат, то и ужинать оставался.
— О-ооо, Колюня пришел, — нараспев говорила Анжела, или «Колюсиком» называла, а то и «Коляном». А когда уходил, ворчала: — Прикормили Колюню, не отвяжется теперь.
— Да и ладно, жалко что ли макароны или картошку, — оправдывалась тихая Оля, пусть поест, сирота все-таки.
— Ты хоть бы накрасилась, — советовала Анжела, — резкость бы навела, а то как мышка, незаметная такая…
— А зачем? – Удивлялась Оля.
— Понятно, — усмехнулась Анжела, подмигнув Ире и кивнув в сторону Оли: — учиться приехала.
— Ну да, учиться. А как по-другому?
Анжела рассмеялась заливисто, упав на кровать, застеленную общежитским одеялом. – А я думаю, замуж надо удачно выйти. Только не за такого вот Колюсика, сироту казанского.
— Тоже мне «Москва слезам не верит», — тихо заметила Оля.
Перед ноябрьскими праздниками субботним утром Анжела пришла из душа с полотенцем на голове, удивление застыло в глазах: – Девоньки, а наш Колюня вовсе не сирота… а мы его прикармливали, жалели, а к нему мамка вон приехала… вооот с такими сумками. В цветастом платке с кистями, пышная такая, в валенках…
— Да ну! – Ира соскочила с кровати, подбежала к двери выглянула в коридор.
— Поздно, зашли уже в комнату.
— А почему ты решила, что это его мама? – Засомневалась Оля.
— Да я сама слышала, как мамой назвал, так и сказал: — Давай, мама, я сам сумки подниму. Дармоед! Прикинулся сиротой, а мы и поверили. – Возмущалась Анжела.
— Ну и что, не объел же он нас, — пыталась заступиться Оля.
— Да правда, Анжелка, брось, подумаешь, мамка приехала, радоваться надо, что у парня мать есть, — сказала Ира.
Разговоры утихли, и до самого вечера никто не вспоминал Колю.
Уже стемнело. Никто не видел, когда Лукин проводил гостью на автобус. Часов в семь вечера дверь в комнату девчонок открылась, (обычно Лукин стучал), а в этот раз вошел без стука. Точнее сказать, сначала показалась охапка свертков, которые он держал в руках.
Коля, молча, подошел к столу и сложил всё это, едва не рассыпав. Аккуратно поставил литровую банку молока. А сверху, на свертке со сдобой, возвышалось колечко домашней колбасы. Самой настоящей, с ароматным лавровым листом, чесноком, перчиком, запеченной в русской печи.
Анжела, уперев руки в бока, подошла к столу, в полной готовности вывести Лукина на чистую воду. Но запах домашней колбасы, как защитный Колин оберег, остановил ее. Это был сногсшибательный запах, который способен открыть, пожалуй, любую дверь и вызвать нешуточный аппетит.
— Ну чё, девчонки, угощайтесь, — Колька для пущей достоверности указал руками на гостинцы.
— Это нам что ли? – Ира еще не верила, что продукты предназначены им.
— Ну а кому?
— Так много? – Удивилась Оля. — На плитке стояла сваренная картошка. – Так может ты с нами?
— Не-ее, я наелся, — Коля сел на кровать Иры, стоявшую ближе всех к нему.
— Да мы только ужинать собрались, хоть чаю выпей.
— Ну, чай можно, — согласился парень.
Все на время забыли про Колину маму, и только за столом Анжела все же не выдержала и первой начала разговор, прежде попробовав домашнюю колбаску. – А что, Колюня, мамка, значит приезжала?
— Нееет, это теть Маня, тетка Мария, я у них с пятнадцати лет жил.
— Как это тетка? Не поняла. – Анжела настолько была удивлена, что готова была обвинить Лукина в обмане.
— А чего непонятного, тетка из деревни продукты привезла.
— Так ты сирота или нет?
— Ну, получается сирота. Папки давно нет, мамки три года назад не стало. Вот я и жил у дяди Вани и тети Мани. У них своих двое, старше меня, внуки уже есть… часто ездить не может, а к празднику приехала.
— Ну, хватит вам! – Тихая Оля впервые повысила голос на подруг. – Хватит вам спрашивать! Прямо допрос устроили. Послышалось тебе, Анжела насчет… ты сама поняла, о чем я.
Анжела и сама поняла, что ошиблась и сдержанно молчала.
С того дня вопрос о Колином сиротстве больше не поднимался, и в комнате девчонок он был всегда желанным гостем.
— Коль, как думаешь, эту тумбочку можно наладить? А то комендантша на всю общагу кричит, что нет у нее других тумбочек.
— Посмотрим, — отвечал Коля. Потом по всему общежитию искал хоть какие-нибудь инструменты. И ведь нашел. И наладил полуразваленную тумбочку. Также и с форточкой, которая не хотела закрываться.
Учился Лукин плохо. Вообще-то он старался, вечерами читал, даже зубрил. Но не давался ему русский язык, к тому же еще иностранный надо было изучать, да еще культурологию, — все чаще вздыхал он, не испытывая радости от поступления на филфак.
После нового года, не сдав сессию, Коля решил бросить институт. Декан уговаривал подтянуться, предлагал помощь. – Выучишься, в родную деревню поедешь работать, на селе учителя очень нужны.
— Не мое это, зачем место занимать, пусть другие учатся. Я в школе сочинения хорошо писал, вот и уговорили на филфак документы отдать.
Помочь пыталась и Оля, предлагая подготовить Лукина к пересдаче. – Нет, я решил, на стройку пойду, уже договорился, меня в бригаду берут.
Выписавшись из общежития, Коля остался в городе, поселившись в общежитии строительного управления. Весной девчонки замечали, как Оля убегала на свидания к Коле, ждавшему у входа.
В конце апреля Колю призвали в армию.
— Неужели ждать будешь? – Съязвила Анжела.
— Буду!
— Ну-ну, целых два года письма писать, вот уж точно одной учебы тебе мало…
— Хватит, Анжелка, не смейся, — Ира решила заступиться за Олю. – Хочет, пусть ждет, не всем же за «Ален Делонов» замуж выходить.
____________________
Когда Коля Лукин вернулся из армии, Оля уже была на третьем курсе. Летом они поженились, и она переехала к нему в общежитие того же самого строительного управления. На пятом курсе у нее уже был ребенок. Как они справлялись без бабушек и нянек (у Оли мать тоже далеко в деревне жила), никому неизвестно. На защиту диплома Оля пришла с коляской. Димка сладко посапывал, пока мама Оля защищала диплом. В это время рядом с ним были Ира и Анжела, умиляясь маленькому человечку.
— За пять лет наша Оля умудрилась в институт поступить, с Колей познакомиться, в армию его проводить, дождаться, замуж выйти, сына родить, — сказала Анжела.
— И диплом защитить, — Оля вышла счастливая, склонилась над коляской. – А еще нам квартиру в новостройке обещали.
К аудитории подошел Николай. За эти годы раздался в плечах, отрастил усы, выглядеть стал гораздо старше, серьезнее. Смущенно протянул жене цветы. – Ну вот, будет у нас теперь в семье учительница.
— Да! Я – учительница! А ты мой строитель! – Она обняла его, встав на цыпочки.
— Учись, Анжела, — шепнула Ира, — пятилетка у Ольги прошла на «отлично». А у нас с тобой все еще только впереди.
За окном шлейфом расстилался аромат сирени, а на календаре – начало восьмидесятых. Для кого-то золотое время счастливой молодости.
Татьяна Викторова