– Вера, стой! — остановила Веру соседка Анна Викторовна. – Ты на работу едешь?
Пожилой хозяйке из квартиры напротив было на вид лет семьдесят пять — восемьдесят, точно Вера не знала. Старушка тревожно смотрела на женщину и приглаживала выбившуюся из пучка седую прядь, похожую на множество тонких, но крепких серебряных нитей.
Удивительно — женщина эта носила самую простую одежду, поверх которой повязывала цветастые фартуки разной расцветки и фасона, но никто и никогда не видел на них ни единого пятнышка. Вот и сегодня на соседке красовался серый фартук в фиолетово-жёлтых фиалках, безупречно выглаженный и чистый, а длинные рукава тёмно-синего платья были обшиты белым кружевом с крошечными пуговками — шариками из стекла. На воротничке из такого же кружева, что и на рукавах, красовалась маленькая брошка в виде цветка из жёлтого металла с прозрачным камнем, который поблёскивал в свете подъездного светильника.
Вера удивлённо подняла брови и склонила голову в сомнении, но ответила:
– Да, тёть Ань. А что?
– Ты прости, что лезу не в своё дело… — Анна Викторовна прижала пальцы к губам, словно останавливая себя, и нерешительно продолжила: – Не могу молчать… И тебя жалко…
– Да что случилось-то, тётя Аня? Не томите! — Вера бросила взгляд на часы: половина девятого. Если она сейчас не сядет в машину, то опоздает на планёрку, а главный терпеть не мог, когда кто-нибудь опаздывает, будь то его заместитель или младший персонал.
– Ты присмотрись к мужу своему — не замечала ли чего за ним? Или, может вы поругались? — Анна Викторовна озабоченно смотрела на Веру.
– Нет, у нас всё хорошо вроде. — в душе Веры дрогнул червячок сомнения и нехорошее предчувствие разлилось по животу. Она сглотнула и облизала губы. – А почему вы спрашиваете?
– Вера, он ведь женщину водит, пока ты на работе допоздна… — сказала Анна и сама же испугалась своим словам, напряжённо вглядываясь в реакцию Веры.
– Откуда вы знаете? — дрогнувшим голосом спросила соседка.
– Чему ты удивляешься? Моя дверь напротив вашей, вижу всё отлично. Да и слух у меня прекрасный, слава Богу. — Анна Викторовна сделала паузу и оглянулась: не слушает ли их кто, и продолжила тише, слегка наклонившись к Вере: – Они никогда не приходят вместе, только поодиночке. Сначала он зайдёт, минут через десять она бежит. И воровато так оглядывается, чтобы не увидел никто. — Анна Викторовна взяла Веру за рукав. – Ты бы не уезжала сегодня, сама убедишься. Если хочешь, идём ко мне. Они в одно и то же время встречаются, в обед. А мы с тобой покараулим. Я у окна, ты у двери.
– В обед, говорите? — спросила Вера и задумалась. Отпроситься, конечно, можно — сегодня только вторая планёрка на этой неделе, обойдутся без неё. – Хорошо, тёть Ань. Но если вы ошиблись — с вас фирменный пирог! — Вера улыбнулась и приобняла соседку.
– Да что ты, Вера, это я всегда пожалуйста! А если ты ещё и чаю со мной попьёшь, то я и вареньем своим королевским угощу!
– Договорились! — с улыбкой ответила Вера и перешагнула порог соседней квартиры.
Справа от входа на стене висело старинное зеркало в чёрной деревянной патинированной раме с подсвечниками. Часть лака с него облупилась, как и амальгама на зеркале, и от этого массивный, даже монументальный багет смотрелся торжественно, немного мрачно, но вместе с тем очень уместно.
– Это от бабушки зеркало, — сказала Анна, увидев, как Вера замерла перед отражением. – Ему без малого сто пятьдесят лет! Ей тоже от бабушки оно досталось. — Анна провела костлявыми пальцами по дереву. – Много тайн хранит оно. И амальгама на нём серебряная, а не оловянная.
– Красивое, очень. А вот тут, смотрите, — Вера показала на место рядом с подсвечниками, – Даже обгорело немного.
– Да, оно раньше под наклоном висело, вот и прихватило его немного огнём. Ну, пойдём, я сейчас чаю поставлю. — Анна Викторовна слегка подтолкнула Веру и прошла за ней следом. – Давай-ка стол с тобой к окну поставим, лучше видно будет, что на улице творится. Не пропустим машину твоего благоверного.
Они аккуратно поднесли стол к подоконнику, Анна Викторовна немного отодвинула тюль и села с одного краю, показав на второй табурет Вере.
– Садись, садись. У меня даже самовар есть, только электрический, — Анна Викторовна показала на шкаф со стеклом, за дверками которого поблёскивал пузатыми боками серебристый самовар, – Но мы с тобой его греть сегодня не будем, на-ка вот, насыпь три ложечки. — женщина протянула пачку чая и чайник Вере, а сама достала банку с травами, бросив щепотку следом за заваркой.
Ещё когда только первые капли кипящей воды упали на сухие листочки, по кухне начал разливаться чудесный аромат трав, ягод, солнца и лета. Вера отложила телефон, который подняла, чтобы позвонить на работу, и втянула носом необыкновенный запах, зажмурив глаза.
– Нравится? — старушка улыбнулась и гордо расправила плечи. – Это ещё Степан Михайлович собирал, когда жив был… — она достала платочек и промокнула глаза. – Ты наливай, наливай, а я пока на улицу гляну.
Она привстала и отодвинув пальцем тюль, бросила взгляд вниз, а потом обернувшись, сказала:
– Пока нет никого. Да и рано ещё — они ближе к половине первого собираются. Так что, не сиди сложа руки, пей чай, пока горячий.
Вера взяла чашку в обе руки и ещё раз принюхалась — запах усилился, настоявшись, и привычный вкус чёрного чая оказался расцвечен воспоминаниями о тёплых днях и связанных с ними ароматами лета.
Так они просидели пару часов, пока Анна Викторовна рассказывала истории из своей жизни и показывала старые чёрно-белые фотокарточки в альбомах. Вера позвонила на работу и отпросилась, обещая отработать несколько лишних часов в ближайший день. Когда часы пробили двенадцать — а у женщины были самые настоящие ходики с цветной кукушкой и чугунными гирями-шишками на длинных цепочках — Анна Викторовна подошла к окну и сказала:
– Верочка, он сегодня раньше приехал, взгляни. Только аккуратно, не трогай занавеску.
Вера встала и сквозь тюль увидела, как муж выходит из машины и скрывается под навесом на входе.
– Смотри, сейчас через минут десять-пятнадцать и она забежит. — бабушка показала пальцем на часы.
И точно — не прошло и четверти часа, как ко входу подошла женщина лет двадцати пяти с огненно-рыжими волосами до лопаток и настолько выдающимися формами, что Вере стало не по себе. Красное шёлковое платье так обтягивало выпуклости, что казалось — одно неверное движение, и ткань лопнет по швам. Женщина огляделась и юркнула под навес. На цыпочках, чтобы не было слышно шагов, они подкрались к глазку и Вера прильнула к круглому стеклу, а Анна Викторовна прислонила ухо к двери.
Женщина поднялась на лифте, и снова оглянувшись, четыре раза постучала костяшками пальцев по железу входной двери их квартиры. Стас приоткрыл и схватив женщину за талию, утянул внутрь.
Первым порывом Веры было ворваться и устроить скандал. Сжав ладони, она нервно прохаживалась по коридору и судорожно подбирала слова, но Анна Викторовна сказала:
– Не суетись, не нужно. Ну что, убедилась?
– Но как же так, тёть Ань?! — подняла руки перед собой Вера. – Жить вместе, спать в одной постели, есть еду, приготовленную моими руками и таскать в нашу же постель чужую бабу?! Не понимаю… И ведь ничего не выдавало его!
– Ну как же? — тихо сказала старушка и развела руками. – А в командировки он у тебя ездит постоянно?
– Ну и что? Многие ездят, и он — не исключение. Я и сама езжу, это нормально. Но каков негодяй, а? — Вера выглянула в окно. – Машина всё ещё здесь. — она посмотрела на пожилую соседку. – И что мне делать теперь?
– Главное, не горячись. Подумай, остынь. Она ходит сюда уже полгода как, так что, может, и к лучшему всё? — Анна Викторовна посмотрела на небо: ещё недавно затянутое серыми всклокоченными тучами, оно очистилось, а выглянувшее сентябрьское солнце светило золотом необычайно ярко и ласково. – А пойдём прогуляемся? — Анна положила руку на плечо женщины.
Вера тоже глянула на небо. Да, наверное, это хорошая идея, подумала она и кивнула, прикусив нижнюю губу. На людях ей будет стыдно плакать, а если она останется одна, слёзы легко перерастут в истерику. Вера подошла к зеркалу и испугалась выражения своего лица — глаза вместо карих стали глубокого тёмно-шоколадного цвета и излучали какой-то неведомый свет, их обрамляли тёмные круги, между бровями пролегла глубокая складка, и из моложавой сорокапятилетней женщины она превратилась в бледную тень самой себя лет на двадцать старше. Чёрные волосы вдруг стали отливать синевой, хотя, возможно, свет так падал, или само зеркало искажало черты. Её передёрнуло и проведя по щекам пальцами, Вера глубоко вздохнула и повернулась к соседке.
Анна Викторовна сняла фартук и тяжело нагнулась к туфлям. Вера опустилась на колени и помогла бабушке обуться.
– Спасибо, милая, — сказала женщина и погладила Веру по голове. – Возьми себя в руки. Ты — сильнее, чем думаешь.
Прогуливаясь по парку, Анна Викторовна, как могла, поддерживала и отвлекала.
– Есть одна история с актрисой Любовью Орловой. Помнишь такую?
– Конечно, разве можно не знать звезду советского кино? — Вера вела соседку по аллеям с начинающими опадать листьями, аккуратно поддерживая её руку, которой та держалась за локоть Веры.
– Так вот, как ты помнишь, её супругом был знаменитый режиссёр Григорий Александров — видный, высокий и привлекательный мужчина. Неудивительно, что у такого влиятельного человека была масса поклонниц. Те, что писали письма, были безобидны, а вот те, что учились у него на курсе, были опасны и излишне самоуверенны. История умалчивает, беседовала ли с ними Любовь Петровна, чтобы отвадить от супруга, но до определённого момента за рамки дозволенного никто не выходил, а точнее, до юбилея Григория Васильевича. Тогда было принято принимать у себя шумные празднества, с обилием гостей, музыки, еды и напитков, особенно, у знаменитостей. Каждая такая встреча могла сравниться разве что с выходом в высший свет — мужчины в парадных костюмах, женщины в вечерних платьях пытались перещеголять одна другую.
Любовь Петровна неожиданно узнала о том, что нынешняя пассия Григория Васильевича придёт на день рождения и нимало удивилась подобной наглости. Со свойственной своему дворянскому происхождению достоинству актриса стойко и сдержанно выносила похождения мужа, даже закрывая глаза на его отлучки и задержки. Но то, что очередная вертихвостка, желающая захомутать её мужа, появится в их доме, она стерпеть не смогла.
Поскольку модистки и портные у тогдашнего бомонда были почти всегда одни и те же, Любови Петровне не составило труда разузнать, какое платье заказала бесцеремонная девица. Отрез ткани, выбранный ею, был, надо признать, великолепен, да и фасон платья подобран очень удачно и зная, как выглядит девушка, Любовь Петровна оценила её вкус — вероятно, мадам планировала либо обнародовать их связь, либо затмить всех на торжестве, чтобы Григорий Васильевич был сражён наповал. Подумав некоторое время, весь остаток ткани, который лежал на столе, Любовь Петровна выкупила и заказала кое-что сшить на знаковую дату.
В самый разгар праздника, когда почти все гости уже сидели за столом, явилась смазливая девица с ослепительной улыбкой на лице. Но едва её увидели присутствующие, шумные разговоры стихли и все неловко замолчали, разглядывая припозднившуюся визитёршу. Она остановилась в дверном проёме гостиной и как только её глаза привыкли к свету, всё стало понятно.
Шторы, обивка диванов и кресел, стульев, салфетки и даже придверный коврик были сшиты из той самой ткани, из которого девушка заказала себе платье. Куда бы она ни кинула взгляд, куда бы ни подошла, начинала сливаться с окружающей обстановкой и теряла самообладание. Покинув дачу одной из первых, девица больше не докучала семье своим вниманием.
Вот так, изящно и без скандала, Орлова отвадила ушлых девиц вешаться на её мужа. Прими к сведению, дорогая. — закончила рассказ Анна Викторовна и подвела Веру к скамье.
– Странное совпадение — через десять дней у Стаса тоже день рождения, а я даже не знаю, что делать… — Вера закрыла глаза и вздохнула.
– А ты устрой ему сюрприз! — Анна Викторовна улыбнулась и достала из кармана конфету, протянув её расстроенной соседке.
– Сюрприз… — тут глаза её расширились, она улыбнувшись, сказала: – Конечно! Сюрприз! Спасибо вам большое, тётя Аня!
Спустя неделю она предупредила мужа:
– Стасечка, у нас важный выезд на объект именно в твой день рождения, и я, скорее всего, буду поздно. Не обидишься? Отменить никак нельзя, заказчик — зверь просто, спуску не даёт. Если что, отметим в другой день. Хорошо?
Муж, поджав плечами, ответил:
– Ну что с тобой поделать? Надо, значит надо. Посижу в тишине и одиночестве, пока ты не приедешь… — муж наигранно надул губы и коротко ответил на поцелуй жены.
– Ты главное, не скучай. — она похлопала его по плечу и ушла в душ.
Через два дня, когда Стас подвозил её с работы, она увидела в углу багажника пакет, прикрытый тряпкой. Пока муж относил первую пару коробок домой, она открыла пакет и поджала губы — бутылка шампанского, конфеты, красная икра и комплект красивого дорого белья, размер которого просто кричал, что не для Веры. «Ну да, ну да, в одиночестве ты будешь, как же», — подумала Вера и вернула пакет на место.
Утром в день рождения она уехала на работу и попрощалась с супругом до ночи.
Когда вернулась, машина мужа стояла, как обычно, у дома на парковке. Набрав номер и поднеся телефон к уху, Вера сказала:
– Готовы? Идём! Только очень и очень тихо! Не шумим!
Из микроавтобуса неподалёку высыпали свекровь, свёкр, брат мужа, его сестра и несколько друзей. В руках у каждого были воздушные шары, хлопушки, а у свекрови ещё и большой праздничный торт со свечами.
Неслышно повернув ключ в замке и приложив указательный палец к губам, Вера пропустила всех в прихожую. Всё происходящее снимала на камеру сестра мужа, Оксана. Вера поманила её рукой, и заговорщицки улыбнувшись, показала рукой на дверь спальни и дала отмашку — толпа внезапных и неожиданных гостей грохнула на весь этаж: «С днём рожденья! Сюрприз!» и чьи-то руки распахнули дверь.
Дверное полотно громко стукнуло о стену и в воздухе повисла густая неловкая тишина. Процесс был в самом разгаре, и мать мужа, выйдя из оцепенения первой, кинулась к сыну и выкрикивая ругательства, принялась бить его тортом. Ошарашенная любовница, прикрывая руками обнажённое тело, спряталась в шкафу, откуда послышались сдавленные рыдания.
А Вера просто развернулась и пошла к Анне Викторовне, не сказав никому ни слова.
Ещё несколько дней назад она договорилась с роднёй и друзьями, что устроит мужу неожиданный подарок и попросила никого не говорить, чтобы не испортить всё.
Сюрприз удался!
Потом все, кто участвовал, уговаривали Веру вернуться, списывая это на случайность и ошибку, передавали обещания Стаса, что «в первый и последний раз»…
Но она не стала прощать — безобразная сцена в спальне напрочь отбила у неё любовь к мужу, оставив лишь чувство брезгливости и стойкое желания отмыться.
А Анна Викторовна, когда Вера пришла, остановилась напротив зеркала, задержала женщину и глядя в отражение, сказала:
– Верочка, не отводи взгляд. Посмотри на себя — какая ты красивая, молодая. У тебя есть всё для счастья, милая моя. Никогда не поздно начать всё с чистого листа и простить всех, кто сделал больно. Не держи обиды, отпусти их будто шарик, пусть летят, а ты живи. И кто знает, может, за первым же углом тебя ждёт новая счастливая судьба?