– Галюнь, здравствуй! Я это…
– Ох, мам. Звонила вчера тебе весь день. Но разве дозвонишься до вас! Изнервничалась я вся.
– Так ить картошку я копала вчера в поле. Там какая связь. А пришла, обмылась, да и упала, до того вымоталась.
– Говоришь тебе, говоришь! Мам, ну, какая в твоём возрасте картошка?!
– Так я и немного, Галюнь, в этом году … Нормально. Я по чуть-чуть каждый день. Да и Севастьяновы же под рукой. Коль не справлюсь, подсобят.
– Мам, я чего звонила-то вчера. Я Лерку к тебе привезу. Завтра выезжаем.
– Чего, решили всё-таки? Видно плохи дела, да?
– Ох, не спрашивай! Приеду – расскажу. Но надо её оторвать от компании этой. И психолог советует обстановку сменить. А сама знаешь – Валя работает, ей сейчас совсем никуда не вырваться. Да и мне. Я пару дней у тебя побуду только.
– А Леру надолго ль оставите?
– Посмотрим. Хоть бы недели две продержалась. Ноет – не хочет. Но мы ей условие поставили. Либо-либо…
– Везите, Галюнь. Везите…
Правнучку Галя привезла рано утром на такси. Железнодорожная их станция называлась – 1365 километр. Оттуда надо было дойти до ближайшего поселка, и уже там появлялась связь – можно было вызвать такси.
– Привет, бабуля. Я к тебе в колхоз приехала чилить и исправляться! – зашла в дом Лера и холодно обняла прабабушку, – Сумку куда?
Колючая, конфликтная, с выбритыми висками и дерзким характером Лера осматривала свое новое жилище.
Галина закатила глаза, обняла мать.
– А куда хошь. Спать вон там будешь, в спаленке за шторкой.
– Во-о, за шторкой – это изи.
Что сказала правнучка, Катерина не поняла, но переспрашивать не стала. Суетилась уже с накрыванием стола.
– А чего у вас, интернет не ловит что-ли? – Лера ковыряла вилкой рассыпчатую картошку, уткнувшись в телефон.
– Да какой тут итернет, Лерочка! Тут связь-то только вон на опушке ловит, да на горе. Туда хожу вам звонить. Нет, некоторые что-то делают. Антенны ставят разные, ну а мне-то зачем?
– Отстой! Чего ж я делать буду тут? Как я без инета?
Галюня напряглась, чувствовалось, что любой такой разговор с внучкой был для нее тяжёлым.
– Мы договаривались, Лера! Ты обещала! – строгим тоном вещала бабушка.
– Да ладно, спросить уж нельзя. Вот облом! – она явно не ожидала отсутствия связи, – Бабуль, а чем же вы тут занимаетесь, без связи-то?
– Так чем … Сейчас вот картошку копаю потихоньку. Помидоры закрывала. Возьмёшь? – спрашивала Галю.
– Посмотрим, мам. Немного разве…
– Ага. Колхоз «Фитнес Ильича» отправил меня на сбор картофеля! – Лера никак не могла успокоиться от отсутствия интернета, водила телефоном по углам.
Катерина улыбнулась шутке, а Галина рассердилась.
– Не дерзи, Валерия! Тебе надо сменить деятельность, сменить общение, отдохнуть от твоих дружков. Вот и отдохни тут.
– Ладно, напомни, баб, как помыться тут у тебя, я чилить пошла. Устала …
– Так ведь вот – согрела я бак. Бери вон ведёрко, поддевай, да и в баньку. Топлю-то по субботам. Ну, можно и сегодня. Только воду-то все равно туда таскать горячую.
– Вот, блин…я уж и забыла, что у тебя тут – те еще удобства.
И тут Галина подскочила, схватила ведро.
– Давай, я сейчас помогу. Полотенце бери, а я воду принесу. Бельишко не забудь. А постель-то, мам, застелена?
– Лежит белье, надеть только, – ответила Катерина.
– Вот пока она купается, я и застелю. Идём, Лера.
И началась суета. Галина бегала туда-сюда, нося внучке шампуни, гели, одежду. Она застелила постель внучке и навела чаю с малиной.
Катерина убирала со стола и удивлялась. Девке четырнадцать лет, а беготни вокруг нее, как вокруг трехлетней.
– А сама-то она не справится что ли? Что бегаешь-то, Галь?
– Так ведь не знает она здесь ничего.
– Так чего знать-то?
А когда Лера улеглась, они, наконец, поговорили.
Подростковый кризис Леры уже сказался на всей семье. Уже ссорились её родители, Валентина – дочь Галины и ее муж, уже был конфликт зятя с тёщей, уже поставили Леру на учет к психологам.
Проблемы в школе перешли за грань. Последнее время они улаживались, но сейчас, при переходе в класс девятый, классный руководитель уже намекала на специнтернат для трудных подростков.
Лера была агрессивна, у нее часто менялось настроение, подавленность сменялась вспышками ярости, а ярость – депрессией.
И компания… Подружка из неблагополучной семьи, старше ее, болтающаяся вообще без дела, Леру устраивала больше всего. Она тянула Леру на тусовки, а та возвращалась с запахом алкоголя, и родители уже переживали о том, не пристрастилась бы Лера к наркотикам.
Но могли они только переживать. Работа, карьера забирала все их время. У Валентина всегда – сложный период на работе.
Лерой всегда занималась Галина, хотя тоже ещё работала. Зять теперь валил вину на неё, а она, как могла, спасала внучку. И вот эта поездка в деревню была одним из методов.
– А вы с ней-то откровенно говорили? –не понимала Катерина проблемы, о которой раньше и не слыхивали.
– Да сколько раз. Но как откровенно – она закрыта, как в коконе. Невозможно достучаться. Я говорю-говорю, потом орать начинаю. Нет никакого терпения уже.
Через пару дней Галина уехала.
Лера утром проснулась от гула мух за стеной. Каждое утро этот однородный и нудный звук её будил. Он расставлял точки утренней яви по местам.
Бабки не было. Лера заглянула в холодильник. Никакого тебе привычного йогурта. Электрочайника тоже нет, и она поставила железный чайник с крупными маками на электроплитку.
Лера привыкла, что завтрак её ждал всегда. Это было всю ее сознательную жизнь. Её завтрак взрослые всегда перепоручали друг другу, заботились и даже заставляли напором завтракать по утрам через «не хочу».
И вот впервые завтрака не было, и никто не стоял над душой, не звонил – спрашивая. Она вышла во двор. Муська потягивалась на крыльце, демонстрируя свой детоносящий живот. Навстречу Лере сразу прибежал дворовый пёс Трой.
– Трой, а бабка где? Покажешь?
И Трой подбежал к калитке, оглядывался.
– Да погоди ты, я ж в пижаме.
Лера, так и не допивши чай, переоделась и направилась за Троем.
Трой вел её за деревню. Как только зашла Лера за угол крайнего дома, так и увидела бабку. Она была в поле.
Сухонькая, в длинной серой юбке, в наклонку собирала картошку. Была тут она не одна. С другой стороны поля ещё несколько человек.
Лера подошла поближе и рассмотрела – в поле работали дети, младший – лет шести.
– Ты чего, бабуль, с утра пораньше-то и в поле… Ох, сколько тут тебе ещё копать! А я встала, думаю – чего поесть-то?
Бабушка разогнулась с трудом, увидела внучку. Та в джинсовых шортах, крутой яркой кепке и белых кроссовках оглядывала поле, длинные рядки ещё не выкопанного картофеля.
– Так вот, картошки накопаем, да и поедим её. Хошь – натушим, хошь – нажарим. Да и булки там есть.
– А там что, дети что ли копают? – Лера махнула рукой на ту сторону поля, где гурьбой копошились дети.
– Да, это Севастьяновы. Многодетная семья, пятеро их, детей-то. Оля, старшая, как ты примерно, да и Коля такой, год у них разница. Родители-то на работе сегодня, а они – на картошке.
– Вот отстой. Ну и жизнь у ваших бедных деревенских ребятишек, прям батрачья, – Лера постояла ещё немного, посмотрела на бабку, и все же предложила, – А давай я помогу …
– Давай, коль не шутишь…Вот перчатки держи, а то манюкюр свой испортишь.
Катерина показала Лере, как разбирать картошку. Вдвоем дело пошло побыстрее.
– Тоска у вас тут. По телику – пять программ, интернета – нет. И как тут у вас молодежь живёт? – она косилась на ребят.
– Как живет … А ты знаешь, какой они плот построили на реке? Мальчишки… Парус сделали, по реке плавают. И горит все огнями разными. Ох! Красота, я разок видела. Гирлянда, прям по реке плывет. А ещё купаются, по грибы ходят, на великах и мотоциклах гоняют, костры вечерами жгут и поют.
– Ага, и картошку копают.
– Ну, да. Как без этого? У того картошка не родится, кто пахать ленится. И на покосы с отцами ездят все. И скотину кормят. А кто коров держит – и доят, и пасут. Кстати, ты там курям не дала?
– Не-ет, а надо было?
– Так ить, пока не жарко сюда я побежала, темно ещё было, спали куры. Ладно, переживут они.
– А ты, бабуль, вот так всю жизнь прожила? Куры, картошка…
– Да. Куры, картошка, корову еще держали, детей ростили, внуков нянчили – маму твою. А ещё свадьбы гуляли и праздники, работали и рассветы встречали…
– Рассветы?
– А как же. Утро будет мудро птицам на разлет, молодцам — на расход. А ты хоть раз рассвет-то встречала?
– Нет. А зачем?
– Ну как? Жизнь прожить и рассвет не видеть? Ведь как мы с дедом. Вставали раненько, выходили во двор, а солнце входит и освещает лица-то наши. И так хорошо становится мне. Вижу – и ему тоже. Теплеет на душе и наполняет солнце нас силами. Солнце ярче и сил все больше, для нового дня. А ты попробуй сама-то, тогда и поймёшь.
Пока разговаривали и двигались по рядку, сравнялись с компанией детей.
– Здрасьте, тёть Кать! Утречка доброго…, – девочка в закатанных трениках, косынке и черной футболке с мужского плеча прокричала.
– Здрасьте, здрасьте. Мать-то на работе, Оль?
– Ага, у неё сегодня загон ремонтировать будут, приедет бригада.
– Понятно. А ко мне вот правнучка приехала. Лерой звать.
Оля приветливо помахала рукой, Лера ответила.
– Айда купаться после картошки с нами.
– Можно…
– Давай, только я детей накормлю всех, и Генка вон за тобой прибежит.
– Бабуль, можно? – уже потихоньку спросила она Катерину.
– Да почему нельзя-то? Ты уж взрослая, сама и решай, что здесь делать будешь.
Лера на картошке устала быстро. Катерина её не держала, но глядя на детей, продолжающих копать, Лера не уходила тоже.
– Поди что ли, поставь картошку варить, да курей покорми, – уже отправляла её Катерина.
– Как это? Я не сварю, я не умею…
– Картошку не сваришь?
– Нет, меня никогда не заставляли готовить. Не детское это дело. Я только яичницу могу, ну и разогреть в микроволновке.
– Ладно, для первого раза вместе сварим. А сейчас давай картоху в тележку грузить.
Баба Катерина устала очень. Картошку в сарае разгрузили и она легла в хате на диван.
– Лер, не могу совсем. Там мешок…курям поди дай, один ковшик и хватит. А ещё травки им порви. А потом покажу тебе как картошку чистить.
– Бабуль, я не могу, я тоже устала…, – Лера развалилась в кресле.
– Вот и я… Значит без обеда пока. А как же ты? Купаться-то голодной плохо.
– Ну давай, сделаю. Говори – как…
Такое ощущение, что картошку правнучка чистила впервые. Половина картофелины оказывалась в мусорном ведре, но Катерина была терпелива. Пусть так, но зато сварит сама.
Когда прибежал десятилетний Генка, Лера оказалась не готова. Платье мятое, утюг допотопный, но Катерина лежала на диване, держась за спину. Пришлось внучке все делать самой.
А вот как только Лера убежала, Катерина встала, воткнула в штепсель вилку радио и принялась за дела.
Она, действительно, была стара. От работы в поле уставала и давно собиралась картошкой больше не заниматься. В груди порой что-то кололо, сжималось. Но наступала весна и каждый раз Катерина думала, что вот – ещё годик.
Но сейчас не поднималась с дивана она специально.
Пока была тут Галина, пока крутилась вокруг Леры, та и правда, хандрила. Ныла, что умрет тут от тоски. Ей нечем было заняться, а сейчас девчонка расшевелилась.
Хорошая девочка. Нет, совсем не испорченная, какой представляли её родственники. Как будто играла она там у них в городе свою роль – подростка трудного, а здесь сняла с себя эту шкуру и осталась такой обнаженной, неумелой и растерянной.
Узнала бы сейчас Галина, что дети одни на реке, ох, дала б взбучку матери. Но этот вечный надзор и вызывал бунт, эта несамостоятельность и породила полную безответственность за свои дела и поступки.
Правнучка вернулась с красным носом и бухнулась на табурет.
– Ха-айп! Бабуль, такой хайп. Мы накупались! Колька так ныряет! Как профессионал. Ба, а у Ольги купальник – вааще зашквар. Я ей свой синий подарю, она отпадет от восторга. У меня их все равно штук пять.
– Конечно, подари. Она рада будет. А я мясо потушила, будешь?
– Ещё как! Хавать хочется!
– Хавают собаки и свиньи, а ты же человек … Лучше ешь … А вот Трою кость поди отнеси, пусть хавает.
А вечером ей обещали большой костер за деревней.
– Бабуль, они такие песни поют. Я и не слышала таких. Коля на гитаре играет хорошо.
– Да, так ить он в музыкальную школу в Лемешовку ездил. Да. И в школу туда, и в музыкалку. И Ольга там училась.
– Тут у вас и музыкальная школа есть?
– Есть, ну как школа. Педагоги прям на дому учат или в школе простой. Но учат хорошо.
– Блеск…, – резюмировала Лера, – А я так и не закончила. Отправила меня маман на фоно, но мне лень было. Там учить столько…
А на следующий день баба Катя учила их с Ольгой варить особенный грибной суп. «По старинке» – назвали его девчата. Наварили столько, что ели потом всей оравой три дня во дворе за столом у Екатерины.
Малышня не отходила от корзины с родившимися у Катерининой кошки котятами.
– Бабуль, а рожать тяжело, да? – они сидели вечером на диване, пили чай с медом.
– Нелегко. Мать-то твоя не рассказывала, как тебя рожала?
– Нет.
– Ну, слушай, я расскажу, как Галю родила.
Федя-то мой тогда за председателя колхоза остался, дневал и ночевал в правлении, закрывали имущество тогда, технику. Осень же. А я чего… Молодая ещё. Мне ж восемнадцати ещё не было, как Галя-то появилася.
Я вечером в сарай пошла за чем-то, да там и прихватило. На сено уселася и сижу. Раз покорчилась, два. Думаю – пройдет. Только потом уж поняла, что началося. Думаю – ох! А повитуха-то бабка жила в Лемешовке тогда. Думаю, куда идти? К ней, али к Феде, в правление.
А ведь стыдилися тогда и родов-то этих. Думаю, как я к нему пойду, да и направилася в Лемешовку. А на краю села, как я на колени бухаюсь от боли меня Силантьев дядя Боря увидел, на телеге ехал с сыном. Подхватил, на телегу и в Лемешовку погнал.
– Не рожай, кричит, не рожай пока, терпи.
А у меня уж и терпежа нет, а молчу, держу в себе крик-то. Кряхчу только. Стыдно ведь. А родить нельзя погодить.
А мальчонка-то его в правление побежал.
И тут, представляешь, вижу – Федор мой, как прынц, на коне верхом нас догоняет. А я уж и света белого не вижу. Вот так и ехали, он надо мной скачет, а я охаю, а сама улыбаюся ему, стараются. Так и прискакали – я на телеге, а Федор мой рядом, на коне.
Родила я в сенях у повитухи -то, уж потом на постель перешла. В общем, не терпелося твоей бабке появиться на свет. Да-а. Горьки родины, да забывчивы.
А нам с тобой к деду на могилу сходить надо. Любил он тебя очень, жаль вот понянчился мало. Расскажешь ему, как живёшь…
И казалось бабе Кате, что никто и никогда не рассказывал правнучке такое, с интересом она слушала ее. Все не о том с детьми говорят, все думают – ну, дети же. А они взрослеют, им жизнь познавать, ох, как надо.
Картошку выкопали всю до конца. Дети Севастьяновы помогли докопать и им. Колька уже не спускал глаз с Леры, а Лера улыбалась ему. И однажды он позвал её встречать рассвет.
– Лер, ты курям уже дала?
– Да, бабуль. И Троя накормила, и Муську с котятами. А давай я пол помою, суббота же. Ольга вон тоже убирается.
Галине и Валентине звонили, докладывали.
– Ну, как вы там? Устала, мам? Приеду забирать на днях, – Галина собиралась.
– Какое там устала. Наоборот, помогает мне Лера, готовит, в доме прибирает. А как они двор с ребятами вычистили, перестановку мне тут сделали. Теперь у меня прям, как на даче.
– Это с Севастьяновыми что ли?
– С ними.
– Ну так, пуст ещё что ли погостит?
– Конечно, оставьте её вообще до школы тут. Уж немного осталося.
– Ты смотри там, мам, за ней. Глаз да глаз.
– А мы обе друг за другом смотрим. Я – за ней, а она – за мной.
Так и было. Лера не могла подвести прабабушку. Полюбилась ей она за эти дни сильно. Свою маленькую, слегка сгорбленную, но по-прежнему такую сильную и мудрую огорчать она не хотела.
Она чувствовала её беззащитность и некую наивность, веру во все хорошее. Хотелось защитить ее, преодолеть все ради нее. Никогда и никто не становился Лере вот так дорог. Никто с ней так прямо и откровенно о многом не говорил.
– Бабуль, а ты о смерти думала? – они сидели у могилы деда Федора.
– Думала, как не думать.
– Страшно тебе?
– Есть немного. Но все время думаю, что встретит меня там Федя верхом на коне, как тогда – в молодости. И будет мы там обязательно молодыми, а не как сейчас немощными. Так подумаю – и легче, – и увидела Лера во взгляде бабушки настоящую романтику — с надрывом и сдерживаемыми слезами.
– Да, так и думай, он встретит! Обязательно встретит.
– А ты вот что, Лер. Я пойду потихоньку вон по кладбищу, а ты поговори с дедом. И не торопися. Расскажи ему о жизни своей, о том, о чем с живыми и не поговоришь порой, о трудностях и радостях расскажи. Хочешь – и о планах.
Баба Катерина посеменила к родным могилам, оглядываясь на правнучку.
И Лера сейчас, глядя на фото, отчего-то так хорошо вспомнила дедов взгляд. Тот, что был только у деда. В нём и боль, и тоска, и в то же время готовность пошутить, поддержать. Во взгляде деда было столько мудрости, как будто видел он наперед все ее трудности и уже переживал за неё тогда.
А трудности у Леры были. И она вдруг сбивчиво, но очень подробно начала ему рассказывать, жаловаться на жизнь, и на себя.
А Катерина наблюдала, как правнучка сидит на скамье у могилы её мужа, говорит что-то и утирает кулаком глаза.
Вот и хорошо. Хорошо это. Наполняется сердце добром, а все плохое уходит.
Каждый из нас так нуждается в откровенности, тепле и в настоящей безусловной любви. А любовь – она от сердца к сердцу.