Когда Аксинья выходила замуж молоденькой девчонкой за Прохора по большой любви, даже и не подозревала о своей дальнейшей жизни в богатом доме. Хоть она и знала, что отец Прохора из зажиточных и нравом крутой, слышала от своих родителей, которые жили в бедности. Мать плакала:
— Эх, дочка, доля наша женская такая. Я бы на твоем месте не пошла в невестки к Игнату. Ведь он зверь по натуре, никому ничего не прощает и спуску не дает. Как ты там в его доме жить-то будешь. Заладила – люблю, да люблю Прохора. А вдруг Прохор за тебя не заступится, вдруг не пойдет поперек отца.
— Мама, ну что ты такое говоришь, Прохор мне обещал, что не даст меня никому в обиду. Значит и отцу тоже. Знаю я дядю Игната, злющий он, не раз видела его еще когда мы детьми бегали возле его дома, а он выскакивал и прогонял нас: «чтобы крику вашего не слышно было в моем доме». А мы убегали и правда боялись его.
Прохор женился на Аксинье по любви. Как только не отговаривал его отец, что только не говорил он об этой девушке, даже размахивал вожжами перед носом сына, но все было бесполезно. Игнат пообещал сыну:
— Если твоя нищенка придется мне не ко двору, тогда держитесь оба. Выгоню и ноги её больше не будет в моем доме. Здесь я хозяин!
Прохор знал и боялся своего отца. Но и себя он тоже знал, ведь он полюбил Аксинью, значит это на всю жизнь и никто ему не нужен кроме неё, хоть отец и пытался его сосватать за богатую из соседнего села. Настоял на своем сын и зарекся отправлять сватов в другой дом.
Анна — мать Прохора всю жизнь была робкой и скромной женщиной, никогда не повышала голос, слушалась мужа своего, но потихоньку гнула свое.
— Сынок, — тихо говорила она своему младшему сыну, — не откладывай в долгий ящик строительство своего дома. Не даст отец вам житья здесь. Ты его знаешь, ко всему найдет причину привязаться, все ему не так. Меня он взял из зажиточного дома с большим приданным, а все равно всю жизнь в рот мне заглядывает, как бы лишнего не съела. А твоя жена Аксинья из бедной семьи, жаль мне её очень, добрая она, хорошей женой тебе будет…
У Прохора есть еще два брата старших, властные и требовательные, как отец, живут давно своими семьями отдельно, приезжают с женами своими богатыми, да не далекими умом. Над Аксиньей потешаются, называют её нищенкой. К выбору брата отнеслись с насмешкой, а с Аксиньей даже и не разговаривают.
Конечно по обычаю младший сын должен со своей семьей жить в доме отца. Но как жить с таким отцом? Прохор характером удался в мать, такой же покладистый и добрый, спокойный и рассудительный. Он прислушивается к советам матери, знает, она плохого не посоветует. Вот поэтому и работает Прохор в лесу, зарабатывает лес на строительство дома. Уставший с мозолями на руках и плечах от бревен приезжал он домой счастливый к своей любимой жене. Аксинья при виде мужа светилась, как ясно солнышко, а свекор из-под насупленных бровей смотрел на их любовь.
— Объятиями сыт не будешь, отец-то всегда сына накормит, мы не ходим с протянутой рукой, как сваты, у нас хлеб из белой муки. Вот построишь свой дом, уйдешь из дома, тогда и не раз меня вспомнишь, не раз пожалеешь сынок, — ворчал недовольный отец.
Но Прохор только улыбался, не вступал в спор с отцом, знал, что бесполезно, начнет упрекать, злиться.
Аксинья тоже видела, что Анна никогда не вступала в спор с мужем, он злится, шипит, она всегда слушает. А потом потихоньку выскажет свое. Игнат злился на жену:
— Ишь ты, все равно свое гнет. Ты как тучка в сенокос. Вроде и безобидная, ни грома, ни молнии, но сено раз и намочит. Так и ты вроде не приказываешь и не требуешь, а тебя слушаются.
Как обычно сидя за столом, Аксинье от взгляда свекра не лез кусок в горло, так и смотрел в рот. А если она пыталась встать и уйти, он строго на неё смотрел и стукнув с силой ложкой об стол, говорил:
— Сиди, еще старшие не вышли из-за стола, без моего слова не выйдешь. Сиди и жди пока старшие наедятся. Порядок в доме ты должна соблюдать, пока мы с матерью не потрапезничаем. А потом за работу.
Свекровь смотрела на невестку ласково и тихо говорила:
— Сиди дочка, сиди, успеешь еще наработаться.
Аксинья смотрела с благодарностью на Анну и ждала, когда же свекор положит ложку на стол, потом перекрестится и вытрет свой жирный рот полотенцем.
Аксинья из бедной семьи и свекор каждый раз норовил подчеркнуть это, упрекал, что кормит и поит невестку, а родители её лодыри, так и живут всю жизнь в нищете.
— Взял Прохор голь перекатную, а я теперь корми её, — выговаривал он жене
А мать наоборот сыну внушала:
— Вам поскорей нужно отделиться, жаль мне Аксиньюшку. Да и тебе лучше уж хлеб с солью, но свой, чем каравай, да его.
— Да, скоро уж привезу лес, а сруб сложить недолго.
Игнат тоже понимал, что Прохор со своей женой уйдут из его дома, где всего полно, закрома ломятся от муки и сало соленое ящиками стоит, и мяса-солонины бочки.
— Задумал свой дом строить Прохор, а кто в этом доме жить будет? Мы стареем, кто за нами будет смотреть в старости, хозяйство держать в крепких руках и приумножать его. Будет там жить со совей нищенкой, уйдет от такого богатства. А что люди скажут, что я выгнал сына младшего из дома? – выговаривал он жене.
Анна молча слушала, а потом свое вставила:
— Вот ты же хозяин в своем доме, и сын будет хозяином в своем. А Прохор с Аксиньей не батраки, ты с утра всех понукаешь, заставляешь жить по-твоему желанию. А они молодые и жить хотят по-своему.
— Во всем виновата ты. Тихо шепчешься со своей невесткой по углам, нет чтобы держать её в строгости, — злобно шипел муж на Анну, а та молчала.
Анна видела любовь сына к Аксинье, и её тоже. Вспоминала свою молодость и прожитую жизнь с мужем-злыднем и жадюгой. Не могла вспомнить, чтобы он с ней в чем-то посоветовался или с добром поговорил с открытой душой, все время словно камень за пазухой держал. Он и любить-то не умел никого, только себя.
Когда приезжали старшие сыновья в гости, Игнат был счастлив, на него похожи сыновья, гордился ими, не то что Прохор, уродился в мать. Сыновья все высокие и статные, правда жены у них не красавицы и в подметки по красоте не годятся Аксинье. Та поистине красавица и никогда не перечит свекру, не то что эти «галдят почем свет стоит», так в душе думал Игнат.
Старшие невестки унижали Аксинью, но если Прохор был дома, вмиг заступался за жену так, что те затихали. А отец думал:
— Ишь ты, будто орел взлетел, заступается за свою Аксинью.
Дом Прохор заканчивал строить, уже крышу крыли, через пару недель можно переезжать. Аксинья ждет не дождется. Она уже носит под сердцем его ребенка, он еще больше жалеет и любит её.
Как-то Игнат ушел из дома на целый день, старшему сыну помогать крышу на бане перекрыть. Анна задумала помочь сыну с невесткой, пока нет мужа дома. Стала собирать отрезы, полотенца, посуду, достала новую шаль из сундука. Потом сказала Аксинье:
— Давай-ка пока нет Игната, помаленьку соберем вам провизию и унесем в новый дом. Набралось много, решили в помощь позвать Прохора. Но он, увидев, что мать тайком от отца собрала все, вдруг сказал:
— Нет, я не согласен. Не буду я у отца воровать тайком и прятать им нажитое. Не возьму я ничего без согласия отца, грех это. Земля у нас есть, коня своего заберу, руки у нас на месте, обживемся, обрастем, пока у нас не куча детей. Не буду я в этом деле участвовать, не нужно мне все это.
Аксинья поддержала мужа, она тоже понимала, а вдруг до свекра дойдет, тогда что будет?
Анна посмотрела на сына и на невестку, сказала:
— Ну ладно, и то правда, что это мы по-воровски, Бог даст вам все. А так еще неизвестно… Что это я вас удумала к ворам причислять, — и начали по местам все растаскивать.
Наконец настал тот день, когда нужно было переезжать в новый дом. Аксинья от радости и счастья сияла, Прохор смотрел на неё и улыбался. Не улыбалась Анна, она понимала, что останется вдвоем с Игнатом, ни радости, ни ласкового слова. Она понимала, что это её судьба, а невестка здесь ни причем, почему она должна, как батрачка на свекра работать, спину гнуть. А тому все неладно, все недоволен. Успокаивало её то, что сын с невесткой будет жить совсем неподалеку, всегда в гости придут и помогут. А уж когда они постареют, тогда и посмотрят, кто из сыновей их приютит.
С утра начались сборы, Анна дала сыну в руки икону, невестка взяла кота и петуха. Анна что-то из вещей. Игнату было тяжело смотреть на все это. Думал, но вида не подавал, тоже шел кое-что нес из вещей:
— Прохор дом построил в два раза меньше, чем мой. Ведь и здесь хватило бы всем места, так нет, оба бегут вприпрыжку из родительского дома. Да и Аксинья не объела бы, ведь ест-то, как мышка. А я её обговаривал, а она вон какая улыбчивая, да красивая, да и зла на меня видимо не держит. Идет рядышком с мужем счастливая. Анна-то умнее меня в этом деле, ишь как Аксинья с ней щебечет, любит её, уважает. Анна, как наседка возле них, обогрела и накормила. Вот теперь Игнат поживи ты один без сына и нищенки.
Игнат понимал, что вернется в пустой дом, ведь рядом с сыном и снохой веселей было. А с женой вдвоем жить будут, и он будет себя чувствовать одиноким стариком. Потому что Анна-то и не очень с ним разговаривает, все больше молчит, он сам так приучил жену.
Аксинья войдя в дом улыбнулась счастливо:
— Ну вот Проша наши хоромы, хорошо-то как, — прижимаясь к мужу говорила она, а он тоже улыбался счастливо.
Кот походил по дому и облюбовал себе место, петух закукарекал, поклевав зерно, Анна весело сказала:
— Ну вот все будет хорошо, все, как и полагается по обычаю с новосельем вас, дети мои.
Игнат обошел дом — большие сени, печка правильно поставлена и сложена, большая комната, спальня с окном, высокие потолки, пол доска к доске, пазы между бревнами крепко заделаны паклей, тепло будет. Крякнул Игнат от удовольствия, что Прохор не подвел, оказался хозяйственным. Усадьба большая, баню поставит сын и сарай для скота построит. Посмотрел на жену и сказал:
— Хороший дом, ну пошли домой Анна, пусть молодые новый дом обживают. А ты там свои сундуки потряси, да поделись добром с Аксиньей, негоже нашей невестке-красавице быть хуже других. А я подводу соберу, кое-что из провизии, привезу им. Пусть живут не хуже других, я этого не позволю.
Анна ушам своим не верила, а сама радовалась:
— Ну это мы с Аксиньей победили Игната, наверное стыд и совесть в нем проснулись. Да еще страх, ведь боится Игнат остаться в одиночестве под старость. От старших-то сыновей мало чего дождешься.
***
Когда Игнат вышел довольный из дома младшего сына, шел не оглядываясь до своего двора, знал, что позади идет жена Анна, не хотелось ей показывать, как он рад за Прохора.
Его жесткий характер проявлялся во всем и жена, зная своего мужа всегда держалась на расстоянии. Если только видела, что чуть оттаял Игнат, могла что-то сказать или посоветоваться. А так только и исполняла его указания, но гнула исподтишка свое, да так, чтобы муж не догадался.
Но столько лет совместной жизни научили их понимать друг друга. И даже когда Игнат смотрел хмуро из-под нависший бровей, Анна чувствовала его настроение, которое он никогда не показывал. Вот и сейчас хоть и шла жена позади мужа, но нутром чувствовала, что доволен Игнат, просто не показывает вида.
Он смирился, что все сыновья живут отдельно, надежда была на младшего, ведь по обычаям младший сын со своей семьей остается в родительском доме. Но не в случае с Игнатом. Он понимал, что сам в этом виноват. Уж очень лютый он, и крутой нравом.
— Ай, да Прошка! Ишь дом себе построил, хоть и не велик, но добротно все сделал. Потолки высокие, пол без зазоров, не скрипит, все пазы между бревен паклей надежно заделаны. Не замерзнут зимой в доме, видно, что для себя делал, надежно. Не прошли даром мои науки в хозяйском деле. Не то что старшие сыновья, хоть и ведут свои хозяйства, но дома себе сами не смогли поставить. Я им помогал со сватами. Те снохи не из бедных, вот и старались их родители, чтобы дочери жили хорошо.
Хоть и гордился он, что три сына у него, крепкие плечо в плечо, два старших по характеру удались в отца. Но младший сын затронул какую-то струнку в душе отца. Прохор, был в мать, добрым и покладистым, все сам и помощи от него не просил. С одной стороны, немного и обидно, что не просил помощи, а с другой — доказал отцу, что сам может справиться.
— Уважаю, теперь вижу, Прошка не пропадет в жизни. А Аксинья-то, хоть и из бедных, а какая работящая. Эти две старшие снохи-халды и в подметки не годятся Аксинье, — прокручивал мысли в голове, подошел к дому и крякнув от удовольствия и радости за сына, уселся на скамейку.
— Анна, а ну сядь рядом, — кивнул он подошедшей следом жене, та послушно опустилась рядом. – Давай-ка открывай свои сундуки, а я сейчас запрягу лошадь, погрузим провизию и твое добро тряпочное, увезем Прохору. Чего тянуть-то. Да не жалей там ничего, Аксинья наша невестка и от этого теперь никуда не деться. А значит она должна быть не хуже других, а может и лучше даже. Чтобы не сплетничали за моей спиной, что я жалею для сына и снохи.
— Сейчас-сейчас, — ответила жена, и словно молодуха вскочила со скамейки, ушам своим не веря.
— Пойду соберу Аксиньюшке отрезы, полотенца, две шали новые, пару сарафанов, шубейку овчинную новую, пару валенок, половики тканые, найду, чем порадовать невестку. Ничего мне для неё не жаль, еще и ребеночка под сердцем носит. Дай-то Бог, — перекрестилась она, — Дай-то Бог, все будет хорошо, родит невестушка. У старшего сына есть две дочки, а вот у среднего Ивана пока никто еще не родился, хоть и живут уж давненько со своей женой. Не дает им Бог дитя, а все потому что недобрая у него Евдокия. Волком смотрит на всех, всем недовольна, она и Аксинью старается со свету сжить, но не получится у неё. Не дам в обиду её, — с такими мыслями принялась Анна перетряхивать свое добро в сундуках, а там есть, что перетряхнуть.
Игнат открыл амбарный замок на двери погреба, а сам разговаривал сам с собой:
— Не зря говорится: запас, да замок — лучший друг человека. Запас кармана не трет. С испокон веков известно, что запасливый, да опасливый, два века живет.
У него там всего полно, много бочек с мясом-солониной, куски сала соленого, щедро пересыпанные солью, мука пшеничная и ржаная в закромах. Зажиточный Игнат любит, чтобы все было в запасе, приговаривал:
— Запас места не пролежит. И мышь в свою норку тянет корку.
Нагрузили полную телегу. Анна радовалась:
— Что это с моим муженьком, промолчал ведь, ничего не сказал, что много собрала. Видимо совесть проснулась, а еще понимает, впереди-то старость, не остаться бы одному. Сам говорил, что на тех сыновей нет надежды. А ведь это мы с Аксиньей свое гнули, да согнули. Она добрая, никогда не перечит, а Игнату это в радость, не любит поперечливых.
Когда к Прохору во двор въехала лошадь с полной телегой, он своим глазам не поверил. Но увидев рядом с телегой отца, улыбнулся.
— Аксинья, глянь-ка в окно, не поверишь глазам своим.
— Уууух, чудо-чудное, это за что же нам такое богатство привалило, — удивилась она, выходя на крыльцо.
— Не иначе раздобрел батя, знать это ты на него так повлияла, — шепнул он жене.
— А ну принимай, Прохор, куда разгружать будем? – нарочито сурово говорил Игнат. — Небось и не приготовил места для добра.
— Почему же не приготовил, было бы добро, а сложить завсегда найдем куда. Ты же не видел мой погреб, — спустившись с крыльца, проговорил сын, за углом дома спустился по ступенькам, открыл новенький амбарный замок, — заходи бать, ну что скажешь?
Игнат даже остолбенел. Погреб находился в земле, глубокий и широкий, спустился по ступенькам, все сделано чин-чинарем, добротно на совесть, даже пол настелен из досок. Закрома сколочены из досок высокие, доски обструганы, полки широкие по сторонам.
— Когда это ты успел? – удивился отец. – Да ты меня переплюнул в делах, ишь как все аккуратно, на века сделано… — Прохор только улыбался от похвалы отца, когда такое было?
Аксинья тоже открыла пару своих почти пустых сундуков. Наполнили добром, не поскупилась Анна для своей любимой невестки. Разложили все по местам, аккуратно уложили и на душе у Анны стало тепло и спокойно.
— Не нуждается теперь наша Аксиньюшка ни в чем, а что нужно будет, мы с Игнатом не пожалеем. Теперь надобно для ребеночка приданное готовить, хоть и приготовлено там у меня, но запас душу не морит, запас спину не тянет… Если сам не припасешь, так и не найдешь, — думала Анна, поглядывая в окно, где Игнат с Прохором почти освободили телегу.
Не успели выехать со двора Игнат с Анной, как в ворота влетел Иван со своей женой. Евдокия злющая, аж перекосило её от злобы.
— Бать, ты чего это Прошке привез полный воз? Мне сейчас сосед сказал, что телега груженая завернула к брату, — на повышенных тонах говорил Иван.
— Да, с чего бы это, — тут же встряла Евдокия, — с чего это вы свое добро разбазариваете, нищенку одеваете, да кормите. Голытьба она и есть голытьба, пусть сама работает и наживает.
— А ну цыц, я сказал, — гневно крикнул Игнат. — Молчи, не тебе вороне каркать в сторону Аксиньи. Она давно заработала за свое добро и ласку. Не то что ты. Ишь раскудахталась. Тебе бы дать волю, ты бы… Да вот бодливой корове Бог рога не дал. Не тебе рот разевать, ступай отсюда.
Иван тоже был ошарашен. Вроде бы всегда отец говорил, что Прохор не ту жену взял, а тут вон как заступается.
Ушли Иван с Евдокией злые. Игнат с Анной тоже уехали со двора, усевшись на телегу.
— Ну оставайтесь с Богом, — перекрестила их Анна, а отец тепло глянул из-под мохнатых бровей…
Прошло некоторое время.
— Батя-бать, открывай, — как-то проснулся Игнат от стука в окно и выглянув, увидел Прохора, тот счастливо улыбался, — батяяяя, с внуком тебя и матушку. Аксинья сына мне родила только что, а вам внука, Тихоном назвали, в честь моего деда.
Игнат опять крякнул от радости:
— Ну с почином тебя сынок, уважили, внука я и ждал, именно Тихона, мой батя крепкий был старик, пусть в него пойдет малец. Я думаю ты на этом не остановишься, сынок, наш род продолжать нужно, чтобы не заканчивался.
— А то, бать! Согласен с тобой!
Анна кончиком платка вытирала слезы радости.
— Как Аксиньюшка-то, сынок, маялась долго?
— Не очень, но зато как закричал Тихон, я аж от радости вздрогнул и заревел.
— Ладно, сынок, ладно, соберу гостинцев и побегу к вам. Поддержать надобно жену твою, она уж матерью стала, сил много потратила. Ничего-ничего, все будет хорошо, счастье-то какое, Тихон у нас народился, Тишка стало быть…
Шли годы. Прохор с Аксиньей родили четверых сыновей. Дед Игнат от удовольствия только крякал, особо не любил девок, парни — вот это да.
— Девка что, выпорхнула из своего дома и все. А мужики, они хозяева, — обосновывал он.
— Дак без девок и продолжения рода не будет, — тут же вставляла свое Анна, а он уже не смотрел на неё хмуро, он давно понял, какая мудрая у него жена.
Средний сын Иван со своей женой почти не приходили к ним, жили обособленно, оба какие-то злобные, словно все вокруг виноваты перед ними в чем-то. А уж как Евдокия ненавидела Аксинью, даже за то, что та умудрилась родить четырех сыновей, и даже не расползлась, как квашня. Осталась в своей поре, ну немного округлела.
Старший сын тоже редко навещал родителей, он молчун, много не говорил. А жена его чувствовала, что недолюбливает её свекор, вот и не хотела показываться на глаза. Да и тоже немного была в обиде, что Аксинью они вдруг полюбили и приняли, как родную. Еще и Евдокия злобствовала, подливала масла в огонь.
Однажды зимней порой заболела Анна. Старая уж стала, как-то оба враз с Игнатом постарели. Годы подвели Анну, не смогла больше встать, и ушла тихо в мир иной ранней весной. Горевал Игнат. Как-то не задумывался он, что останется один, думал, что жена его переживет.
— Вот ведь как бывает, сынок, — говорил он Прохору, который взял на себя все хлопоты по похоронам и не оставляли они с Аксиньей его одного.
— Ничего бать, ничего, не останешься ты один в доме, будем с тобой здесь с Аксиньей, да с младшими детьми нашими. Я знаю, ты ведь хотел этого, бать. Тихон-то наш собрался жениться, вот и оставим ему наш дом. Пусть приводит молодую жену сразу в дом.
— Это ты правильно мыслишь, Прохор. Я всегда надеялся на тебя. Простите меня с Аксиньей, если что не так. Знаю, лютовал ранее, норовистый был. Простите ради Христа. А без Анны-то мне плохо. Не ценил в молодости, не ценил, а она добрая и мудрая была смолоду.
Прохор с Аксиньей переехали в дом отца, сыновья тоже, ох и радовался Игнат, глядя на внуков. Тихон — старший, как две капли воды на него похож, только за одно это обожал он его, второй на Прохора, третий сын не понятно на кого, и от матери что-то взял и от отца, а четвертый — вылитый Аксинья. Такой же красавец.
— Девкой тебе надо было родиться, — смеялся хрипло Игнат, ишь какой ладненький, да красивенький, весь в мамку свою красавицу. Ну девки, держитесь!
Шло время, заболел и Игнат, ухаживала Аксинья терпеливо за свекром. А те невестки даже глаз не показывали.
— На кой нужен нам хворый старик. Все отдал Прошке, пусть и валандаются они с ним, — вела разговоры с бабами Евдокия, а ей в глаза односельчане говорили:
— Ох и ядовитая ты Дуська, яд прямо с языка у тебя капает. Бог он все видит.
Умер Игнат глубокой осенью, немного не дожив до девяноста лет. Все говорил, что Анна там его заждалась. Похоронили Игната, но род его продолжается, мечтал он об этом.