Виктор судорожно закидывал вещи в рюкзак. Немного одежды, какие-то консервы, что хранились в кладовке, кроссовки и резиновые сапоги… Старенький, потертый по углам рюкзак не застегивался, пряжки тоскливо затрещали, готовые вырваться из плена истлевших ниток.
-К черту! – Виктор пнул ногой табуретку и, схватив с вешалки куртку, вышел из квартиры, захлопнув дверь.
Ему теперь нечего делать в этой пустой, ставшей вдруг такой холодной, безликой и слишком большой, квартире. Немая, как будто чужая, кухня, на которой больше не слышно песен и дружного, веселого позвякивания кастрюлек, темная гостиная, где больше не включают люстру.
А Света любила именно «верхний свет»… Прозрачные, вытянутые капельки хрустальных подвесок, стройными рядами обрамляющие ярусы золотистого металла, ловили свет и, причудливо играя с ним, рассыпали искорками желтого песка по стенам, полу и мебели. Если вдруг было открыто окно и в квартиру задувал ветер, капельки хрусталя звенели, напоминая колокольчики…
Света каждую весну заставляла Витю снимать все хрустальные подвески, мыла их в теплой, мыльной воде, вытирала и развешивала обратно, аккуратно вдевая крючочки в отверстия.
А еще Света любила цветы. Кроваво-красная герань, высокая, сочно-салатовая китайская роза, глоксиния, спящая зимой и распускающая свои цветы-граммофоны летом, фиалки, подмигивающие из своих кустиков с листиками-пушками…
Теперь это либо завянет, либо… Да не будет никакого «либо». Без Светиных рук все подоконники станут пустыми, скучными, бесстыдно белыми, одичавшими…
Виктор доехал на автобусе до станции и, перебежав пути, прыгнул в электричку.
-На даче будет легче! – уверял он себя. – Там можно сидеть на улице, или заняться чем-нибудь тяжелым, изматывающим, чтоб руки потом дрожали от усталости, спина ныла, а глаза сами слипались, унося сознание в черный, без снов, мгновенный сон.
Что-то внутри подсказывало, что это лишь обман, что там, на участке в десять соток, есть грядки, посаженные Светой, есть дом, где висят на окнах шторы, которые она покупала, на полках стоят банки компота, закрученные ее руками.
Везде она… Везде, и никуда от этого не деться.
Виктор тихо застонал, закусил палец, и отвернулся к окну. Напротив сидела молодая парочка, шурша упаковкой чипсов и о чем-то шепчась. Раньше бы Витя и не обратил на них внимание, теперь же все люди раздражали его – своим счастьем, беззаботностью, слишком веселыми лицами…
-Осторожно, двери закрываются, следующая станция Львовская, — тихо пробурчало в динамике.
Виктор вышел в тамбур. Какой-то мужчина, с наслаждением затягиваясь, курил сигарету.
-Мужик, дай закурить!
Незнакомец вынул из кармана брюк пачку сигарет, открыл ее и протянул Вите.
Тот, было, кивнул и хотел взять себе одну, но потом отдернул руку и хрипло сказал:
-Извини, бросил!
-Молодец! – усмехнулся мужчина. – Я, вот, тоже скоро брошу. Завтра и брошу.
Витя отучил себя от табака, когда они со Светой поженились. От дыма горящей сигареты она начинала кашлять, удушливо, страшно.
Он пробовал курить в форточку, потом на балконе, на улице, пока шел домой с работы, а потом бросил. Ради Светки. Пусть так и будет. Навсегда.
…Двери открылись, и Виктор вышел на безлюдный перрон. Теперь где-то минут двадцать пешком, вдоль поселка, кирпичных, двухэтажных домов с торчащими вверх трубами и железными кудряшками перил на балконах, вдоль ярмарки, что, как обычно, кипела разноцветием фруктов и овощей, манила янтарно-оранжевым, тягучим медом. Старушки сидели вдоль дороги, продавая облепленные шапками цветов флоксы, гортензии, розы.
Все, как обычно. Только рядом не шагает Светлана, в своих выцветших джинсах, футболке с надписью “pretty woman» и кроссовках, которые подарил сын…
…-Так она ж не старая еще была! Надо же так! – шептались приглашенные на похороны родственники, друзья, коллеги. Директор школы, где работала Света, прислал большой, утыканный гвоздиками, венок. Кто-то принес хризантемы. Виктор же – большой, источающий нежный, едва уловимый аромат, букет роз. Кремовые, такие же, как цвет ее кожи, они легли на черную землю неприлично чистым пятном, кричащем о красоте и жизни…
…Дойдя до калитки, Виктор поискал в карманах ключи, потом вспомнил, что калитка просто прикрыта на крючок, ведь замок сломался, а они с женой так и не успели купить новый. Вернее, он не успел.
-Не успел до чего? До ее смерти? – машинально подумал он, тряхнул головой и шагнул под арку винограда.
Его встретил ухоженный сад, аккуратные дорожки, улыбающиеся цветы на клумбах, парник, гордо стоящий на солнцепеке и тающий изнутри испариной.
Виктор быстро прошел в дом. Очень хотелось пить, а там, в холодильнике, всегда стояла чашка с водой. Витя любил пить холодную воду, Света никогда не забывала об этом…
В доме было прохладно, одинокий шмель гудел и бился в окно, потом отлетал подальше, облетал комнату и опять ударял в стекло своим пушистым, желто-черным тельцем.
-Лети, ну, что ты тут забыл! – Виктор распахнул окно и подтолкнул насекомое на волю. Шмель, как будто прощаясь, облетел еще раз вокруг мужчины и исчез.
Витя сел на стул, вытянув ноги и поглаживая колени. Суставы ныли, жена все подсовывала ему какие-то мази, но он только отмахивался, мол, что я, инвалид какой!? Любила, тревожилась…
Взгляд мужчины упал на картину в легкой, светлой рамке. Светлана любила рисовать, иногда у нее получались очень неплохие рисунки, которые друзья и родные потом вешали у себя в квартирах.
На этой картине осенний парк сыпал листья на скамеечки, которые своими деревянными изгибами ловили последние лучи заходящего солнца. В лужах на тропинках отражались черные, корявистые стволы, продолжаясь где-то уже за пределами полотна, рамки, стены, самой жизни…
Виктор вздохнул и вышел в сад.
-Так, нужно чем-нибудь заняться! – вслух сказал он.
Срубленная недавно яблоня лежала около грядок, тыкаясь сухими ветками в куст смородины.
А ведь Светка просила распилить, убрать, чтоб полоть было удобнее…
Взяв в сарае электропилу, Виктор скинул куртку и принялся за работу. Засыпающее садоводство огласил визгливый звук вгрызающихся в древесину зубьев.
-Взиу, взиу! – орала пила, рассыпая вокруг веер опилок.
Свекла, морковь, петрушка – все засыпало белесо-желтыми кусочками.
-Твою же ж…! – охнул Виктор и отпустил кнопку. Пила замолчала, понуро прохрипев цепью.
Мужчина тер глаз, в который что-то попало, чуть согнувшись и громко охая. Потом сел на скамейку, откинувшись спиной на стенку дома. В голове шумело, в глазах мелькали серые точки…
…-Вить! – Светлана стояла босиком на крыльце, в легком платье, с косынкой на распущенных, вьющихся волосах, и держала в руках книгу.
-Что? – Виктор лениво повернулся, положив на землю катушку от косилки.
-А, давай в Грецию слетаем! Там так красиво, столько всего интересного! Вот, послушай!
И она стала зачитывать отрывки из путеводителя, описывающие экзотические красоты чужой страны, оливковые рощи и заросли роз, греческие напитки и лазурное море, теплое, ласковое, . приютившее у себя на мелководье стайки маленьких рыбок…
Виктор слушал вполуха, думая о своих делах, о работе, о машине, которая что-то стала барахлить, о матери, которая просила заехать, забрать огурцы…
-Вить!
-Ну…
-Ты не слушаешь!
-Слушаю. Давай, как-нибудь потом. Куда мы сейчас? Денег нет, Пашка, вон, маленький, ему тяжело будет, меня с работы пока не отпускают…
Света еще постояла на крыльце, потом тихо развернулась и ушла. Скоро из кухни раздалось бряцание посуды, жена включила себе радио и как будто забыла о своих мечтах.
Мечта… Светка стала бредить греческой кухней, искала в интернете рецепты, ездила по магазинам, покупая нужные продукты, потом колдовала на кухне, и они, Витя и Паша, их сын, должны были пробовать все это. Мужчины причмокивали и пожимали плечами:
-То ли нравится, то ли нет… — рассеянно говорили они.
-А мы вот поедем туда и сами все попробуем! – Света улыбалась. Ведь Виктор сказал, что чуть позже, но они обязательно полетят в страну ее мечты…
Жена вспоминала о путешествии зимой, когда за окном было особенно снежно и морозно, весной, когда вишни осыпали прохожих своими белыми слезами-лепестками.
А Виктор все откладывал и откладывал поездку. Светлана находила туры, разрабатывала маршруты, а он все чего-то ждал. А, может быть, он просто не любил все эти перелеты, гостиницы и ощущение, что, даже если тебе там очень понравится, то сказка все равно закончится, и придется возвращаться домой.
А теперь уже поздно. И Паша вырос, стал самостоятельным, весьма шустрым студентом, и денег вроде бы стало хватать. Нет только главного- нет Светика. Виктор опоздал…
Мужчина ударил рукой по скамейке, поморщился от боли и осмотрелся.
-Надо все полить, — рассеянно подумал он.
Покопавшись в сарае, он выудил оттуда шланг, подсоединил к системе и включил вентиль. И ничего…
-Дык, воды давно уж нет! – услышал он за спиной знакомый голос.
Соседка, Мария Петровна, старушка, что часто приходила к ним, пока Света была жива, стояла у забора и с любопытством смотрела на Витю.
-Почему нет? – хмуро буркнул он.
-Ну, — баба Мария развела руками. – Бассейны у всех. Всю вылили, видать.
Она помолчала, что-то пережевывая, а потом продолжила:
-Да ты не бойся. Вчера гроза была. Что с глазом-то?
Виктор мотнул головой, мол, нормально все, не суйтесь вы ко мне.
-Давай, посмотрю. Я хоть и ветеринаром была, а в глазах понимаю.
-Ладно, заходите.
Старушка резво обошла забор и толкнула калитку. Та со скрипом открылась и застряла, зацепившись за что-то.
Виктор полез, было, поправлять, но баба Маня отодвинул его и велела идти в дом. Витя послушно пошел за ней.
-Один? – спросила она, включив в комнате свет. – Пашка не приехал?
-Нет. Я один хочу.
-Понятно. Садись, на потолок посмотри. Так, вот она, соринка. Надо вымыть…
Баба Маня колдовала над Виктором, а тот, постанывая, чувствовал, как слезы льются из глаз, горячие, уже и не от боли вовсе.
-Баба Мань! – вдруг всхлипнул он.- Ну, как теперь жить-то? Ради чего жить?
Она замерла, потом, вытерев мокрые руки о подол платья, взяла Витю за голову и, как ребенка, прижала к себе, ласково баюкая и поглаживая по спине.
-Ничего, милый, ничего. Надо жить. А как не жить?!
-Я ей столько всего обещал, она просила, а я не делал, я все думал, потом, потом. А теперь! – Виктор оттолкнул соседку.
-Ну, обещал. Ну, не сделал. Она ж от тебя не ушла, не бранилась, терпела, значит, не так уж ей было это нужно. У тебя выпить-то есть? – вдруг спросила она.
-Нет. Не хочу я.
-А я чуть-чуть за упокой души буду! Сейчас принесу!
Виктор хотел что-то возразить, но баба Маня уже бежала по дорожке, хлопала калитками и дверцами.
Через пять минут на столе было приготовлено все, чему там положено быть в таких случаях.
-Налей старухе! – велела она.
Виктор послушно налил.
-Ну, покойся, Светочка. Земля тебе пухом!
Баба Маня, громко выдохнув, залпом осушила рюмку, поставила ее на стол и хрипло сказала:
-У меня муж когда умер, я тоже переживала, помереть хотела. А потом мало-помалу, год прошел, второй… Знаешь, привыкла. Это как жить со шрамом. Он никуда не денется, и рана, что была на его месте, никогда не исчезнет. Даже иногда кровоточит, но врач накладывает новый шов, чистит, лечит. Время – это тоже врач…
-Она так хотела в Грецию! Просто нам с Пашкой все уши продула, а я откладывал поездку каждый год. Не люблю я эти самолеты, боюсь, да и денег много надо. А теперь…
Мария Петровна перебила его.
-А теперь она свою Грецию хоть раз сто облететь может. И без всяких самолетов. Да, тьфу на нее, на эту Грецию! Если бы Свете было надо, она б и без тебя туда улетела, я ее знаю! Просто нравилось ей такая мечта, вот и берегла она ее. Нет, что ни говори, хорошая девка была!
Баба Маня выпила вторую рюмку, потом закупорила бутылку и запела что-то, тихо, протяжно, про любовь, про расставание, про горькую долю и разбитое сердце.
Виктор сидел напротив и слушал. И все мерещилось ему, что сейчас выйдет из кухни Светлана, покачает головой и, ласково обняв Марию Петровну за плечи, уведет ее домой, а потом согреет чайник, сядет на веранде и будет слушать стрекотание кузнечиков. А Витя сядет с ней рядом, потому что так уютнее, потому что это Светка, девчонка из соседнего дома, которую он когда-то сбил на велосипеде, потом долго с ней ругался, дразнил и, наконец, вернувшись из армии, понял, что не может жить без этой веснушчатой, долговязой красотки. Это было вечность назад. И впереди, казалось, у них была вечность, счастливая, с кучей домашних хлопот и мелких ссор, но это же как на море — есть волны, бывает и шторм, но потом вода затихает, мирно облизывая камни и баюкая купающуюся в на поверхности луну…
…-И как же, ты говоришь, нет ее? – вдруг прервала песню старушка.
-Нет. Нет! – Виктор ударил кулаком по столу. – У меня теперь ее нет!
-У тебя нет, — эхом повторила женщина. – Тоже мне, игрушку отобрали. Да ты себя же жалеешь, а не ее!
-Неправда!
-Правда, правда! Ты потом этой поймешь. И еще злиться будешь, что, вот, она тебя одного оставила. А потом все уляжется, все стихнет и уснет. У тебя Паша есть. Он – ее продолжение. Да и она тут везде. В этой комнате, в той, в саду, в грядках этих. А, вон, слышишь, птица кричит? Это тоже она, твоя Света.
-Нет, там она, на кладбище. В земле лежит, ей холодно и…
Как маленький, Виктор скривил губы и заплакал, по-настоящему, навзрыд. Впервые после смерти жены он плакал, а баба Маня сидела рядом и тихо пела. И не стыдно ему было за эту ребяческую слабость, за всхлипы, за трясущиеся плечи и то, что женщина, другая, чужая, прожившая вдвое больше, чем сам Витя, стала свидетелем его слабости. Она не предаст, не высмеет, она поймет и выстрадает все вместе с ним, не требуя ничего взамен.
И в этом тоже была Светина тень. Ведь именно она, Витина жена, вдруг стала общаться с этой мужиковатой соседкой, курившей «Беломор» и умеющей пить беленькую не хуже, чем мужчина…
Света окружила мужа настоящими людьми, друзьями и родными, подарила ему сына, как будто готовясь к своему уходу и оберегая Виктора от одиночества.
-Вить, она просто устала, понимаешь?… – вздохнула баба Маня, когда Виктор немного успокоился. – Так бывает. И ее забрали.
-Кто? – испуганно и непонимающе вздрогнул Виктор.
-Ну, тут я уж тебе не скажу. Я думаю, что Бог. Не знаю уж, как ты считаешь… Ладно, пойду я, а ты спать ложись. Отдохнуть тебе нужно.
Она провела рукой по голове соседа и ушла.
Виктор вдруг почувствовал, как сильно он устал. Тело грузно опустилось на кровать, голова утонула в мягкой, с чистой, хрустящей наволочкой, подушке…
…-Света, мы обязательно поедем в Грецию! Обязательно! – шептал он на ухо супруге. А она смеялась и нежно целовала его.
-Конечно, Витька! Конечно поедем! Только все дела переделаем и поедем.
-Прости, я не слушал тебя, я…
-Ничего, я же люблю и тебя, и Пашку. Мне было хорошо с вами, а мечты – они только мечты. Им никто не велит сбываться…
Виктор почувствовал, как Светлана поцеловала его на прощание и ушла. И ему было спокойно и тепло, как когда-то давно, вечность назад, когда Света была жива…
Наутро к Виктору приехал сын.
-Бать, ну, ты чего телефон не включаешь?! Я ж волнуюсь! Если бы баба Маня не позвонила, я б всю ночь не спал, тебя искал бы!
Паша огляделся и увидел на столе початую бутылку.
-А, понятно… -протянул он.
-Нет, я не пил, — замотал на удивленнее легкой, ясной головой Виктор. – Это соседка.
Павел пожал плечами и стал вынимать из сумки продукты.
-Вот, это тебе. Я денька два поживу с тобой.
-А как же твоя Яся? Вы вроде собирались вместе выходные провести?
Паша помолчал, поджав губы, а потом быстро ответил:
-Да ну ее! Городит ерунду всякую, нет сил моих больше!
Виктор внимательно посмотрел на сына.
-Ты, Паш, не горячись. И время не теряй. Я, вот, сколько его потерял, все думал, потом поживем, а сейчас как будто репетируем. А, видишь, оно как обернулось… И не с кем больше время это мне терять стало!
-Пап! Ну, пап, прости, я не хотел…
-Все нормально. Просто ты живи, живи, Паш, здесь и сейчас живи! Чтоб потом не оглядываться и не жалеть…
…Они долго сидели на веранде и слушали, как воробьи горланят в кустах малины, как где-то стучат молотками строители, как баба Маня ругается с шофером, что выгрузил песок не туда, куда она хотела, как гудят где-то электрички. А рядом, незримая и прозрачная, босоногая, в красивом летнем платье сидела Света и любовалась своими мужчинами. Нет, она никогда не бросит их! Никогда! Просто отойдет чуть подальше, чтоб хватило места для размаха пушистых, мягких крыльев, которыми Светлана теперь будет оберегать своих любимых, прятать их от черной, пустоокой беды…