— Ай, какой красавчик! Ай, мой маленький! Господи, счастье-то какое! Мальчишка! – Ольга Викторовна, стоя на крыльце роддома, любовалась на новорожденного внука.
— А если бы девочка родилась, то счастья бы не было? А, Оленька? – сестра Ольги Викторовны, Ирина, поправила уголок кружевного конверта.
— Что ты глупости говоришь, Ирочка?! Я просто рада, что у нас мальчик! Ведь я знаю, что с мальчиками делать и как их воспитывать! А девочки… Мне было бы сложно.
Катя, невестка Ольги Викторовны, и мать новорожденного Сашеньки, молчала. Она давно поняла, что в благородном семействе Воронцовых проще помалкивать до поры до времени, ведь скандалы здесь не приветствовались.
А конфликты, если и случались, принимали странный оборот. Все молчали, церемонничали, дулись долго и нудно, а потом вздыхали и делали вид, что ничего не было. Это называлось: «наладить мир в семье». Причина конфликта уходила в небытие и ее, настоящую, никто помнить, озвучивать и решать не желал. Зато вместо нее возникали новые, более интересные. На свет вытаскивались обиды многолетней давности и это, по всей видимости, добавляло остроты моменту. Например, Ольга Викторовна могла припомнить сестре оторванную лапку любимого плюшевого медвежонка, хотя ни игрушки этой, ни даже памяти о том, как она выглядела, не сохранилось.
Но когда-то же он был! И обязательно нужно было вспомнить об этом, чтобы «поставить сестру на место».
Ольга Викторовна вообще считала своим долгом и обязанностью указать всем и каждому свое место. Это было ее пунктиком. Маленькой данью той вселенной, в которой она существовала. И в этой вселенной должен был царить безупречный порядок. Это касалось всего – людей, вещей, отношений, претензий к жизни. Иногда Ольга Викторовна садилась, брала остро отточенный карандашик, и записывала все, что ее не устраивает. А потом начинала пункт за пунктом уничтожать и исправлять то, что считала неправильным и неприемлемым. Выбрасывались старые вещи, уходили из окружения ненужные люди…
Исключением стала только Катя. Ее Ольга Викторовна, как ни старалась, вычеркнуть из своего списка просто не смогла.
Воспротивился единственный сын Ольги, которому Катя приходилась не просто женой, а любимой женщиной, изменившей раз и навсегда установленный матерью порядок.
— Юрочка, эта девочка не нашего круга.
— Мама, что ты выдумываешь?! Мне плевать! Я ее люблю!
— На одной любви, мой мальчик, далеко не уедешь. Нужно нечто большее, чем бесконечные вздохи под луной.
— Что ж, ты, наверное, в чем-то права. Но Катя будет моей женой. И тебе придется с этим смириться.
Спорить с сыном Ольге Викторовне было сложно. Ее мальчик давно уже вырос, оперился, приобрел определенный вес в деловых кругах и уже подходил к той черте, когда семья – это необходимость. По крайней мере, ей так казалось. А потому, Ольга Викторовна была крайне озабочена тем, чтобы найти сыну «хорошую девочку». Только это оказалось настолько сложной задачей, что она не справилась. То ей не нравилось одно, то другое. Пятое-десятое… И скоро выяснилось, что хорошие девочки, если и существуют в этом мире, то прячутся где-то так хорошо, что ей почему безумно сложно найти хотя бы одну такую.
Поэтому, когда в жизни сына появилась Катя, Ольга Викторовна почти сразу поняла – этот вариант ее не устроит.
Да, девочка была из интеллигентной семьи, но на этом плюсы и заканчивались. Катя, на взгляд Ольги Викторовны, была невзрачна, не очень умна, не слишком хозяйственна и отличалась на редкость дурным характером. С ней невозможно было вести себя так, как привыкла Ольга Викторовна по отношению к своим близким. Невестка категорически не принимала ее правил игры и в ответ на «скандал», который предполагал долгое развлечение в виде легких намеков и виртуозного ухода от открытой конфронтации, задавала в лоб вопросы, которые сводили на нет всякую возможность конфликта.
— Ольга Викторовна, вам не нравится утка?
— Катюша, все прекрасно, но…
— Понятно. В следующий раз я приготовлю что-то другое. Может быть подскажите хороший рецепт? Я пока только учусь готовить. Раньше времени не было. Университет, аспирантура, работа… Никогда не думала, что сменю все это на кухню. Но мне даже нравится. Вы позволите?
Катя легким движением уводила из-под носа Ольги Викторовны тарелку и нетронутая утка, приготовленная по трижды отредактированному рецепту, улетала в мусорное ведро еще до того, как ее успевали попробовать.
— Мама! Катя старалась, готовила…
— Сынок, я же ничего не сказала!
— Достаточно было выражения твоего лица. В следующий раз встречаемся не у нас, а в ресторане. Там можешь крутить носом сколько угодно.
— Но как же…
— А вот так!
Ольге Викторовне, изумлявшейся переменам, происходившим с сыном, приходилось злиться молча, а Ирина покатывалась со смеху, слушая ее возмущенную повесть об очередном визите в дом сына.
— Ты допрыгаешься! Юрка тебе откажет от дома! Неужели ты еще не поняла? Катя – та еще штучка! И воспитана она ничуть не хуже тебя. Умеет держать удар, но вежливо. Признай, Оленька, тебе с такой не справиться!
— Да я и не собиралась!
— Рассказывай! Ты никогда не упускала момента доказать кому-то, что ты лучше и сильнее! Передо мной-то можешь не выпендриваться! Просто признай – Катя достойная партия для твоего Юрика. Она умна, образована, достаточно красива. Хочет семью и детей. Что тебе еще надо?
— Ничего!
— Вот и угомонись! Можешь отрабатывать свои капризы на мне, но отстань от молодых! Пусть живут!
— А я к ним и не приставала!
— Ты неисправима! Закрыли тему. Ты меня услышала и поняла. Не хочешь потерять сына – прими его выбор. Тем более, что не настолько уж он и плох.
Единственное, что оставалось Ольге Викторовне в этой ситуации, принять то, что ее жизнь изменилась и уже никогда не будет прежней. И надо отдать ей должное, страх потерять сына пересилил желание доказать свою правоту, и она, сев в любимое кресло и вооружившись уже знакомым нам карандашиком, набросала сначала список достоинств Кати, который вдруг оказался, на удивление, не таким уж и коротким, а потом составила план действий, который включал в себя невмешательство в дела молодой семьи, сдержанность в оценках в отношении невестки и работу над собой. Последний пункт, впрочем, был больше данью внезапно возникшего душевного волнения и до поры до времени оставался лишь на бумаге, ибо Ольга Викторовна считала себя эталоном женщины, приятной и любезной всем и во всех отношениях.
Рождение внука несколько примирило ее со сложившейся ситуацией и, в виду отсутствия у Кати родителей, которых не стало еще до того, как девушка познакомилась с Юрием, Ольга Викторовна с радостью приняла на себя роль бабушки, мечтая лишь об одном – чтобы ей не мешали в реализации того, что было задумано для родившегося мальчика.
А задумано было ой, как много! Александру предстояло стать, как минимум, вундеркиндом.
— Сашенька такой послушный мальчик! Умничка! Ай, как хорошо Саша кушает! Какой молодец! – Ольга Викторовна кормила внука с ложечки, с нежной заботой отводя ручки ребенка в сторонку. – Рано тебе ложечку, Сашенька! Давай-ка, лучше бабуля тебя покормит!
Годовалый Саша капризничал, не понимая, почему бабушка не отдает ему вожделенную ложку, тогда как мама выдает сразу парочку и хлопает в ладоши, когда у него получается использовать их по назначению.
— Сашенька будет хорошим мальчиком и послушает, что бабуля ему скажет? Да, мой хороший? Не нужны нам эти клюшки и коньки! Лучше мы придумаем с тобой что-то другое. Танцы, например!
Саша, который характером пошел в отца, а добротой в мать, не желая огорчать бабушку, соглашался и на танцы, и на бассейн, и на кружок шахмат. Но в ответ на запрет бабушки играть в хоккей, морщил курносый нос и отчаянно мотал головой, вцепившись в новенькие коньки, подаренные мамой.
— Нет! Я буду играть!
Протест мальчишки вызывал живейший интерес у Ирины, и та не упускала случая, чтобы поддеть сестру:
— Характер, Оленька! Какой характер! Мужик растет!
— Рано ему еще мужиком быть! Он маленький мальчик и должен слушаться взрослых!
— А он и слушается! Маму с папой.
— Катя могла бы и подумать головой, прежде, чем ставить мальчика на коньки! Это же опасно! И ладно бы еще фигурное катание! Но хоккей! Ирочка, неужели ты не понимаешь, чем это может закончиться?
— Понимаю. Но это их дело и их ребенок. Ты своего уже вырастила.
— И неплохо вырастила, заметь!
— Не стану спорить. Но твой Юрка мужиком тоже стал далеко не сразу. Забыла?
— Что?
— А как он свою школу жизни проходил? Мало тебе было? Теперь ты хочешь такого же для внука?!
Ольга Викторовна бледнела.
— Что ты такое говоришь?!
— А что слышишь, Оленька! Я прекрасно помню, как ты чуть не потеряла Юру, когда ему, по собственной глупости, пришлось кулаками доказывать свою состоятельность. И все это именно благодаря тому, что ты решила, будто послушным милый мальчик, играющий на скрипке, сможет справиться с этим безумным миром в одиночку. Тогда у Юры не было друзей. Ни одного!
— Это не так!
— Конечно! У него же была ты?!
— Именно!
— Увы, моя дорогая! Мама сыну хороша в друзьях до поры до времени. Например, пока мальчишке не исполнится года. А потом – это уже не подруга жизни, а мать. Которая должна понимать, что хорошо, а что плохо для ее сына.
— И что же плохого было в том, что я была Юре хорошим другом?
— Все! Оля, ты иногда слышишь только себя! А надо бы кого-то еще.
— Зачем мне слушать кого-то? У меня был самый прекрасный ребенок на свете! Его боготворили и воспитатели в детском саду, и учителя в школе.
— Конечно! Ведь там были такие же милые дамы, как и ты! Ты передавала его из рук в руки, как переходящее красное знамя. Вот вам, милые, идеальный ребенок! Не испортите его, пожалуйста! И упаси вас Бог привить ему самостоятельность! Нет-нет! Он должен остаться таким же послушным и прелестным, каким я вам его передала! Это в ваших же интересах! Так, Оля? И Юрочка сначала был самым умным и прекрасным, когда садился на горшочек в твоем присутствии вовремя и по делу. Потом не менее разумным и чудесным, по первому указанию воспитательницы занимая свой стульчик раньше всех других детей и помогая ей поливать цветочки. А после ловя каждое слово педагога, сидя на первой парте в школе и не позволяя себе отвлекаться ни на минутку. Он ходил с тобой сначала за ручку, потом под ручку. И твое сердце было преисполнено гордости! Ведь так? Ты же идеальная мать!
— А разве это не так?!
— Нет, Оленька. Не так… Потому, что все это было хорошо до поры до времени. А когда не стало твоего мужа, отца Юры, ты вдруг решила, что сын твой должен в одну секунду перестать быть послушным мальчиком, а стать мужчиной. Сильным, волевым, способным отвечать не только за себя и свои поступки, но и за тебя. И ты возложила на него эту ответственность с гордостью, совершенно не заботясь о том, сможет ли он с нею справиться. У тебя не возникло в этом сомнения именно о той простой причине, чтобы ты считала себя идеальной матерью, воспитавшей идеального сына. А сколько ему тогда было? Пятнадцать?
— Шестнадцать!
— Совсем другое дело, не так ли? Уже не младенец и должен бы понимать, что к чему. Вот только одна загвоздка, Оленька. Он привык слушать всегда и во всем тебя. Отец много работал, и Юру видел по выходным, да и то не часто. А в те редкие дни, когда ему все-таки удавалось пообщаться с сыном, ты не давала этого сделать по-своему, организуя досуг семьи так, чтобы «мальчики» не оставались наедине даже на минутку. Все должны быть вместе и никак иначе! Под твоим чутким руководством. Да?
— Ира!
— Что, Ира?! Я долго молчала. Но сейчас выскажусь. Потому, что пришло время, Оля. И если я сейчас не вмешаюсь, ты наломаешь дров. Да так, что Юрке в новом доме придется складывать уже не камин, а строить доменную печь. Ты очень ловко умеешь забывать то, о чем тебе не хочется вспоминать. Твой сын был тебе не нужен и неинтересен в том виде, в котором ты его воспитала, когда пришла пора брать ему на себя ответственность. И ты просто сказал ему: «Юра – будь мужчиной!», нисколько не задумываясь о том, как и каким образом он должен вот так, мгновенно, взять и перевоплотиться из отличника и послушного мальчика, в того героя, которым мама возжелала его видеть. Помнишь, что ты тогда сделала?
— Что?
— Ты отдала ему в руки финансы и прочее, умильно сложив ручки и заявив, что теперь это сугубо его ответственность. Он должен был разобраться с фирмой отца, которая была в долгах, как в шелках, платить за квартиру и дачу, решить вопрос с двумя автомобилями, которые требовали ухода, и обеспечить тебе безбедное существование. Юра! Твой сын. Твой самый послушный и правильный на свете мальчик. Школьник еще, на тот момент, на минуточку! Ты хотела жить так же, как и раньше, не понимая, что та жизнь уже никогда не вернется. Просто тебя такой расклад не устраивал. И Юра должен был, совершенно неведомым ему способом, в мгновение ока заменить тебе ушедшего раньше времени мужа. И тебя абсолютно не волновало, как он это сделает.
— Юрочка справился!
— Да. Он справился. Но не благодаря твоему воспитанию, а вопреки ему. Помнишь, как это было?
— Смутно.
— Конечно! Тебе ведь неинтересно вспоминать о том, что Юра тогда пошел такой дорогой, которую ты принять, как мне кажется, до сих пор не смогла.
— Это стоило ему очень дорого…
— Да, Оля. И я даже знаю, о чем ты сейчас думаешь.
— О чем же?
— А вот если бы он меня послушал…
— Думаю.
— И зря. Потому, что если бы Юра прислушался тогда к твоим рекомендациям, то фирма отца была бы утеряна, а ваша жизнь не была бы столько отлаженной, как сейчас. Ты не сидела бы дома, изводя Катю придирками и ненужными рекомендациями. У тебя попросту не было бы времени, чтоб настраивать внука против родителей. Тебе пришлось бы работать и день и ночь думать о том, что ты завтра сможешь себе позволить, а что нет.
— Ира, я не хочу этого слушать!
— А придется, милая! Потому, что если ты сейчас встанешь и уйдешь – я буду считать, что сестры у меня больше нет!
— Даже так?!
— Да. Так. Я люблю Сашу. Он мне, конечно, не родной внук, а двоюродный, но я никогда не делала разницы между своей дочерью и твоим Юриком. Ты это знаешь. И его сын мне так же дорог, как собственные внуки. И это ты тоже знаешь.
— Знаю.
— Вот и прекрасно! Тогда ты понимаешь, почему я не могу допустить, чтобы такого доброго и чудного мальчишку воспитывали так же, как когда-то его отца – безвольной тряпкой и слюнтяем. Я не уверена, что ты в этот раз не доведешь свою разрушительную работу до логического конца. И у меня нет уверенности, что Катя, с ее врожденной интеллигентностью и тактом, сможет противостоять тебе так, как это необходимо. И, увы, рядом с твоим внуком, в отличие от его отца, не будет такого друга и соратника, как Артем. Таких больше нет и не будет!
Ирина отвернулась, пряча слезы от сестры, а Ольга Викторовна возмущенно ахнула.
— Зачем ты о нем вспоминаешь?! Этот человек…
— Этот человек сделал для твоего сына невозможное, Оля! Он научил его быть мужчиной! Отвечать за свои слова и поступки! Любить и хранить тех, кто рядом! Артем…
— Был уголовником! – Ольга Викторовна возмущенно выдохнула, давая волю чувствам, но Ирину было уже не остановить.
— Да! Это так! Артем отбывал наказание. Но ты, видимо, забыла за что?
— Ну почему же? Помню!
— Очень хорошо! А то я уж думала, что память тебя подведет. Ведь, очень удобно помнить лишь то, что тебе нужно, не так ли, Оленька? И вдвойне удобно забывать о том, о чем вспоминать совершенно не хочется!
— Артем сам во всем виноват!
— В чем же, позволь спросить? В том, что прикрыл Юру в самый сложный момент? Что спас фирму, взяв на себя неподъемные обязательства и исполнив их до конца, не позволив конкурентам отобрать бизнес у твоего сына? Или в том, что был единственным, кто объяснил мальчишке, что гонор и упрямство – это слишком мало для того, чтобы называться мужчиной?
— Он ударил Юру!
— И не раз. Я помню, Оля! А еще я помню, как он впервые привез Юрку домой из клуба. Пьяного, орущего на весь подъезд о том, что тебя он ненавидит, а отца хочет забыть, как страшный сон.
— Ира!
— Что? Скажешь такого не было?!
— Не скажу…
— Вот и не надо! Еще я помню, как Артем отослал тебя, приказав сходить в круглосуточную аптеку, а потом привел Юрку в чувства и утром отметелил его хорошенько, попутно объясняя, что сопливому пацану не следует разговаривать со взрослыми людьми, а тем более с сотрудниками, работавшими еще у его отца много лет, так, будто те мусор под ногами. Ты кричала тогда. Грозилась вызвать милицию, полицию, и пожарную машину. Но Артем тебя не слушал. Он приказал Юрке одеться и даже дал ему возможность ответить ударом на удар, а потом отвез его в контору, где заставил извиниться перед каждым, кого тот обидел словом или делом. И в тот день Юра впервые сказал тебе то, чего ты никак не ожидала услышать от своего дивного мальчика. Он сказал тебе – нет.
— Я помню…
— Ты настаивала на том, что нужно писать заявление на Артема и дать ход делу, но твой сын оказался куда прозорливее и умнее. Он понял, что этот человек не желал ему зла. А потому, доверился Артему и ни разу потом об этом не пожалел. А помнишь, как ты настаивала на том, чтобы Юра уволил Артема, когда тот отправился отбывать срок? Твердила, что так будет лучше и из мест лишения свободы никогда не выйдет человек, сохранивший свое достоинство и правильный взгляд на жизнь. И Юра снова тебе отказал. Держал связь с другом. Ведь Артем стал ему настоящим другом. Единственным, который у него был на тот момент. И, когда Артем вернулся, сделал его партнером, вопреки твоим истерикам и требованиям одуматься. А еще я помню, как ты с облегчением выдохнула, когда Артема не стало. Эта авария…
— Ира, ты любила Артема?
— А ты не догадывалась?
— Нет, видела, конечно, что ты к нему неровно дышишь. Но точно ничего не знала.
— Потому, что не спрашивала…
— Боялась, что не доверишься мне…
— И зря. Зачем еще нужны сестры, если не для того, чтобы делиться с ними сокровенным?
— Почему ты ему не открылась? Ты же всегда была смелее меня!
— Потому, Оленька, что понимала – я не его женщина. Мы могли быть друзьями и не более. И я предпочла сохранить этот вариант отношений, опасаясь потерять то, что имела. У меня уже был развод за плечами и дочь, которая слишком многое понимала и видела. Она жалела меня и даже порывалась поговорить с Артемом, но судьба решила по-своему. Увы… Его не стало, а я больше не встречала никого, кто хотя бы немного напоминал бы мне этого человека… Но одно я знаю точно.
— Что же?
— Артем был самым лучшим подарком судьбы твоему сыну! Не случись рядом с Юркой этого человека, и кто знает, как сложилась бы жизнь твоего сына… Смог бы он пережить эту трансформацию из маминого сына в мужчину? Как знать…
— Почему ты решила вдруг устроить мне такую выволочку, Ирочка?
— Потому, что для чего еще нужны сестры, Оленька, как ни для того, чтобы говорить правду?
Ирина обнимала сестру, и они долго еще сидели молча на кухне, изредка отпивая из тонких фарфоровых чашечек давно остывший кофе.
А спустя несколько дней Ольга Викторовна, забрав внука после занятий в танцевальной студии, звонила невестке:
— Катюша, мы немного задержимся. Нет-нет, все в порядке! Не волнуйся! Я просто хочу купить Сашеньке новую клюшку, если ты не возражаешь! А потом мы пойдем в кафе. Да-да, я помню, ты говорила! Никакого мороженого. Только десерт. Хорошо!
И маленький мальчик, который слышал этот разговор, начинал подпрыгивать на месте от нетерпения.
— Бабуля, а можно, клюшка будет красной?
— Может быть лучше синей? – Ольга Викторовна открывала дверцу своей машины и тут же спохватывалась, вспоминая разговор с сестрой. – Это я так, Саша. Просто предложила. Конечно! Пусть будет красной! Как скажешь! Играть ею тебе, значит и выбор должен быть за тобой!
И пусть эта уступка будет маленькой с ее стороны, а впереди у нее и Саши будет еще немало споров и разногласий, первый шаг Ольга Викторовна все-таки сделает. И Катя, которая этот шаг оценит по достоинству, слушая восторги сына по поводу новой клюшки, повернется к свекрови и коротко кивнет, благодаря ее.
— Спасибо…
Их отношения не станут мгновенно теплее или проще. Но долгие пять лет, пока свекровь будет бороться за свою жизнь, стараясь держать лицо и не показывая своей слабости сыну, Катя будет единственным человеком, кроме Ирины, кому Ольга Викторовна доверит свою боль. И именно невестка будет держать Ольгу за руку, когда придет время и тихий, почти неслышный вздох раздастся в ночи:
— Береги их, Катюша…
— Кого, Ольга Викторовна?
— Своего сына… Моего сына… Наших мальчиков…
— Конечно…
— И девочку тоже береги…
— Какую девочку? – Катя невольно коснется рукой живота, гадая, откуда свекровь узнала о том, что она ждет ребенка.
— Ту, которую я уже не увижу… Она будет очень красивой, Катюша…
— Почему вы думаете, что это девочка? Срок же маленький совсем.
— Мне так кажется…
Оленька Воронцова бабушку свою будет знать только по рассказам родителей и брата.
Но Ирина, глядя на эту шуструю девчонку, носящуюся по детской площадке, нет-нет, да и улыбнется, качая головой:
— До чего же на бабушку похожа… Характер точно в нее!
А Катя, ловя дочку, улыбнется в ответ, и пожмет плечами:
— Что ж, наследственность никто не отменял. Упрямство иногда бывает весьма полезной штукой. Двигателем прогресса, например. Главное, чтобы Оля маленькая научилась, как можно раньше тому, что Оля большая поняла далеко не сразу. Но поняла же!
— Ты о том, что слушать нужно любовь, а не себя любимую?
— Ага!
— Полезная наука, ты права. И у этой девчонки есть те, кто ее этому научит. Повезло егозе!
Автор: Людмила Лаврова